Титановый бардак (СИ) - Номен Квинтус

— Локаторы наведения цели видят, — раздался Сашин голос из установленного в кабине дальнего локатора динамика, — высота семь сто, до дистанции поражения две шестьсот. Две ровно, тысяча семьсот…

— Огонь с дистанции семь километров, — раздался голос командира батареи. — Приготовиться, первая установка по протоколу… огонь!

Протокол при стрельбе этими ракетами был очень важен: ракета ведь самонаводилась на одну цель, причем при стрельбе по группе она «сама выбирала» в какую (по сути дела в ту, которая оказывалась ближе к оси прицеливания) и если ракетами пулять без перерыва, была довольно высокая вероятность, что несколько ракет захватят одну и ту же мишень. Или, что оказалось по результатам испытаний более вероятным, следующие ракеты «захватят» предыдущие, поскольку эта ракета оказывалась ближе и отражала сигнал наземного локатора «ярче». Поэтому пуск следующей ракеты разрешался (при «нормальных условиях стрельбы») только после того, как предыдущая взорвется — а на это требовалось до двадцати секунд. Или меньше, если цели были поближе — но сейчас вражеские бомбардировщики шли очень высоко.

В определенном смысле батарее «повезло», так как самолеты шли не одной большой кучей, а тремя вполне себе отдельными группами — так что уже через полминуты в работу включилась вторая установка, и затем и третья. И Михаил Владимирович, считающий произведенные пуски, порадовался: из восемнадцати ракет семнадцать попали в цель. А восемнадцатая не то чтобы промахнулась, она просто взорвалась сама по себе секунды через три после пуска. Может, в птицу ночную попала, или просто брак случился на заводе…

Самым смешным оказалось то, что немецкие летчики как будто специально решили подольше задержаться в зоне поражения батареи. На самом деле они, скорее всего, решили просто повернуть назад, видя, как самолеты взрываются один за другим — но поворачивать они стали всего лишь на пару километров пролетев мимо батареи, там что и четвертая установка успела выпустить четыре ракеты. Последнюю, правда, уже в догон и на пределе дальности, так что какому-то фашисту повезло… но, судя по переговорам советских авиаторов, волну которой постоянно держали в кабине дальнего локатора, повезло ненадолго: группа уже советских бомбардировщиков «решила проводить агрессоров до дома». Миша не знал, сколько их было в небе… точнее, знал, что «много», просто считать их на экране локатора не стал. Не до того было: он «в уме» уже сочинял отчет о боевом применении зенитного комплекса. И думал он не о «несомненном успехе», а о «замеченных недостатках и способах их устранения»: ему вдруг пришла в голову очевидная, казалось бы, идея, что если попробовать использовать более узконаправленные излучатели, а на ракетах в одной установке ставить приемники с различной частотой… дальше мысль пока не продвинулась, ну так чего еще ждать-то в четвертом часу ночи?

В три часа сорок пять минут за Бугом раздались первые пушечные выстрелы и несколько снарядов разорвались на окраинах Бреста. Судя по всему, это была лишь пристрелка: ни один снаряд не ударил по крепости. А через несколько секунд со двора новенького спиртозавода поднялись «огненные стрелы» и за Бугом началось рваться так, что даже в крепости в окнах некоторые стекла лопнули. Прогрохотало там недолго, минуты три — но обстрел Бреста прекратился. Зато со дворов форта А и Пятого форта теперь раздавались очень гулкие выстрелы: две батареи гаубиц явно снарядов не жалели…

А в четыре утра из ворот крепости вышли первые части отступающей… нет, конечно, передислоцирующейся сорок второй дивизии. И хотя Иван Сидорович все еще опасался новых обстрелов или налетов авиации, пока все шло исключительно спокойно. Можно даже было сказать «мирно», но генерал понимал: началась война. Всерьез началась…

В «ничьей квартире» в Боровичах все внимательно вслушивались в сводки, поступающие по каналам спецсвязи. И вроде пока ничего катастрофического не происходило. Даже кое-что выглядело куда как лучше ожидаемого:

— Ну что, товарищи кровавогэбнисты, — подвела промежуточный итог услышанному Ира. — Под Гродно наши самонаводящиеся ракеты показали себя во всей красе, так что кто-нибудь быстренько напишите представления к орденам на всю команду разработчиков. Список у Рожанского уточните, и самого его не забудьте.

— А сама? — поинтересовалась Света.

— А я сейчас буду сильно занята. Кстати, опять с изделием Дмитрия Аполлинариевича: он телекамеру довольно неплохую все же сделал.

— Какую-такую телекамеру? — встревожено спросила Гуля. — Ты это куда собралась?

— В Восточной Пруссии аэродромами занимаются — уже занимаются — летуны Жикарева. А вот насчет того, что подальше…Есть мнение, причем, надеюсь, не только мое, что немцам нужно очень наглядно объяснить, в чем они неправы и что им следует ждать в обозримом будущем. Но, хотя бомб Аниных у нас уже три, довезти хотя бы одну могу только я. Просто нет у нас других пилотов, умеющих дозаправляться в воздухе.

— Ир, ты с ума сошла?

— Гуля, я мечтала об этом с того момента, когда поняла, куда мы попали. И все, что я делала, я делала именно для этой цели. А теперь я просто обязана положить Анину бомбу во внутренний дворик Рейхстага! Именно я, лично! Я заслужила это право!

— Конечно заслужила, — негромко сообщила Аня. — Только во внутренний дворик бомбу класть не надо, там воздуха мало. Бомбу надо положить не ближе метров пятидесяти от ступенек, а лучше метрах в шестидесяти.

— А Рейхстаг после этого останется?

— Надеюсь, что нет. А еще надеюсь, что ты все же не одна полетишь.

— Конечно не одна, я лечу только чтобы сначала машину дозаправить, а потом чтобы бомбу сбросить и навести ее в нужное место. А остальное… все же штатный экипаж Пе-8 состоит из девяти человек.

— А сопровождение? Я имею в виду истребители.

— Ты это всерьез спросила? Нам полторы тысячи километров в один конец лететь, какой в жопу истребители? Я уже не говорю, что скорость у Пе-8 слегка даже за семьсот километров…

— Ир, ты все слишком сильно к сердцу принимаешь, волнуешься очень. И потому головой думать перестаешь. В Гродно аэродром в каком состоянии? В идеальном. Так что сначала ты отправляешь туда дюжину новеньких самолетов Архангельского, они в Гродно баки под завязку заливают, к твоему пролету мимо поднимаются — и сопровождают тебя до цели. Там же и восьмисот километров не будет, они спокойно долетят. И быстро, ты же сама говорила что у них скорость тоже в районе семисот, так?

— Оказывается и у химиков иногда умные мысли в голове рождаются. Скорость у них, конечно, поменьше, но если их на Берлин направить группами с интервалом минут в пять… Валя, звони на Кудыкинский аэродром, пусть поднимают все свободные машины. Пока я туда доеду, пока в воздухе заправлюсь — как раз успеют. Пусть летят группами по шесть машин. И с полной загрузкой бомбами: в Берлине и кроме Рейхстага много замечательных мест.

В районе половины десятого в кабинет Сталина вошел Шапошников.

— Борис Михайлович, какова текущая ситуация? А то товарищ Жуков лишь что-то невнятное бормочет.

— Обстановка тяжелая, но большей частью управляемая. На северо-западе относительно тихо, финны пока воевать не начали. В Западном военном округе можно сказать вообще все хорошо, а вот на Украине и в Молдавии радоваться точно нечему: идут тяжелые бои, и чувствуется серьезное преимущество германцев и румын. Исключением тут будет разве что Крым: попытку авианалета удалось пресечь. По имеющимся данным, в налете участвовало около пятидесяти бомбардировщиков и до тридцати истребителей. Бомбардировщики практически все были сбиты летчиками шестого учебного полка НКГБ, летающими на самолетах Лу-7. Так же ими же уничтожена и половина истребителей, а остальные добиты истребителями береговой охраны ВМФ. Отмечу, что из двадцати четырех истребителей Лукьяновой при этом сбиты четыре, двое летчиков погибли. А из шестидесяти МиГов, сбивших четырнадцать фашистов, потеряны тридцать девять. То есть Лукьянова относительно боевого качества самолетов была права. И относительно И-180 тоже права: в боях над Белоруссией ими сбито почти сто восемьдесят вражеских самолетов при собственных потерях чуть меньше девяноста. Это на девять утра данные.