Под прикрытием (СИ) - Зеленин Сергей

Не соглашаюсь с такой постановкой вопроса:

- Дык, мало в Ульяновске вдов с уже готовыми «выводками» или дурочек? Вон, неподалёку видел - живёт одна…

Вспыхивает, как береста в костре:

- Вот когда наплодишь со своей Графиней сынов, тогда и жени их на дурочках!

- Не пойму тебя, Клим, - делано удивляюсь, - то на фронт их норовишь сплавить – чтоб контузило, то даже на дурочках женить не хочет! Ты уж определись там…

- Так то – сгоряча я, а ты – всурьёз!

«Всурьёз…». Ой, ржу – не могу! Но про себя…

Помолчав дуэтом, предлагаю следующий вариант:

- А ты их в город пошли – пусть там работу ищут!

- Легко сказать – работу… Своих бездельников, думаешь там мало? А жить им там где? У меня сродственников в больших городах нет, а в таких как Ардатов – сами семейны и детны, им самим жрать нечего.

Успокаиваю, как могу:

- Дык, если на работу устроятся, так с жильём - без проблем! Дадут им «свой» угол в заводском общежитии. Бывал, как-то раз в одном…

И, давай ему по ушам тереть про все «прелести» современных общаг, которые сами их обитатели иначе как «Соловками» или «Бутырками» и не звали:

- …Кругом барака общежития набросаны кучи разного рода отбросов, распространяющие вонь – аж в глазах как от толчённого стекла режет и, тучи больно кусающихся мух! В сортир можно только вдвоём ходить: один «большую нужду» справляет, другой - его за уши иль волосы держит, чтоб тот не провалился в яму с дерьмом и кишащими в нём ядовитыми червями… Поэтому, «оправка» рабочих по малой нужде – происходит за углом, или прям около стен, аль прямо с крыльца. Ну а кто более культурен - тот отходит подальше и сцыт под окнами соседнего барака… Зайдя внутрь барака, рабочие не снимая обуви, ложатся на свои кровати: только разуешься - вмиг чоботы уведут!

Должен заметить, я не сочинял эти «страшилки», а всего лишь несколько преувеличивал – самую, что ни на есть малость… Были конечно и образцово-показательные рабочие общежития, но в подавляющем большинстве - именно так дела и обстояли.

Однако, продолжаю:

- Около железной печи сушатся вонючие портянки – которые специально не стирают и, на которые поэтому (хоть одно радует!) - никто не зарится. На полах слой грязи с ладонь толщиной, с дождевыми червями и опарышами – на рыбалку идут, прям с пола их и собирают горстями… Шкафов никаких нет, да и стащут из них - что не положь! По той же причине посуда и пища хранятся под подушками на кроватях. Другие вещи рабочих, а также лопаты, топоры и прочий рабочий инвентарь находятся под кроватями. Вешалок для одежды нет – всё на себе или под подушкой. Нет также столов, стульев, табуреток – жрут стоя, как лошади или же сидя на койках и подоконниках… Света нет, так как выделенный керосин всем бараком дружно пропивают - да и керосиновая лампа не имеет стекла. Матрацы и наволочки настолько грязны, что имеют вид «помойных тряпок», а сами кровати расставлены скученно и как попало – разве на стенах и потолке их нет. Стены не оштукатурены и не побелены, а в их щелях кишмя кишат вонючие азиатские клопы и дальневосточные волосатые тараканы…

Закончив, я невозмутимо подытожил, красноречивым взглядом смотря на климовскую «вторую половину».

- …Ну, а так в принципе – жить можно! Некоторые даже умудряются жениться и плодиться в таких условиях и, тогда одну койку в общежитие занимает целая семья. С детишками и, даже изредка бывает – с тёщами… Тестя – врать не буду, ни одного не видел. Так что, если «удачно» выдашь замуж дочерей - сможешь с одной из них сплавить свою…

Клим слушал раскрыв рот, а евойная баба всплакнула:

- Я для такой жизни их мучалась-рожала?!

- Да, цыц ты!

Та в рёв:

- Ах, мои кровиночки-деточки – лучше б я вас несмышлёнышами похоронила, да оплакала…

И с воем убежала в спальню, а сам хозяин сидел, как пыльным мешком оглушенный…

Надо сказать, что эта семейка была на чистоте просто помешанная. Двор-двором, на улице напротив ворот - пусть и овно кучами валяется (валялось до появления санитарной инспекции), а как суббота - вся женская половина избу скребёт, чистит, стирает – аж скрип да шорох до самих небес!

***

Добил не торопясь чай, поднимаюсь и иду к вешалке за шинелью не забыв попрощаться с хозяевами…

- Погодь! – останавливает меня Клим.

- Ну, погодю… Что хотел, то?

- Продай мне эти… Как их там… Свои механизмы.

Возвращаюсь, сажусь на табуретку напротив и заглядывая в просящие глаза, задаю простой как хозяйственное мыло вопрос:

- А на фига они тебе?

Тот, положив ладонь на сердце:

- Сынам моим – как раз по ним… Тутова много ума иль мастерства не надо – любой дурень справится. Тебе всё одно – игрушка, а им – на свой кусок хлеба заработать. Родная кровь как-никак – войди в положение, Серафим Фёдорович!

- Эге… А кто мне не так давно говорил: мол, «ерундой ты всякой занимаешься»… «Сидели, мол, в дерьме по уши и дальше так хотим - что ты нас из него за уши тащишь»?

- Да, я ж не так говорил! – наотрез отказывается от своих слов.

- Может и не так – но смысл тот же. Так, что ты меня сейчас просишь – «поповича контуженного»?

- Ну… Ты уж прости, дурака – может и ляпнул что по дурости своей, не подумавши… Так, что?

Заглядываю на дно пустой посуды:

- Ну, тогда давай ещё по стакану – коль разговор серьёзный пошёл.

Ожив в момент, кричит своей бабе:

- Мать! Хватит выть волчицей - тащи самовар!

***

Дождавшись чая, говорю прихлёбывая:

- Ну, хорошо – считай, что уговорил… Так, сказать по правде, медвежью услугу я тебе окажу, продав эти приспособы. Проклинать потом будешь!

Удивляется, широко раскрыв и выпучив и без того выпуклые глаза:

- Это ещё почему?

- Разбогатеешь ты и сыны твои, а у нас богатых не любят… Смекаешь?

- Думаешь?! Так ведь, этот – как его…? Сказал – «ОБОГАЩАЙТЕСЬ»!!!

- Кто сказал - Бухарин, что ли? «Коля-балаболка»?! Так он сказал и забыл, а на лесоповал поедешь ты! Да ещё и, сынов с собой прихватишь…

Долго молчим, наконец слышу знакомый до боли вопрос:

- Так, что ж делать, то?

- Как, что? Сухари сушить.

- Да, нет – я не про то… Куда б сынов моих определить.

Приближаюсь у нему в упор и заглядываю в его глаза суровым взором революционного трибунала:

- А другие как?

Озирается вокруг:

- Какие, «другие»?

- У других мужиков в Ульяновске сыновей нет, что ли?

Чешет голову… Потом спрашивает с недоумением:

- А почему я про чужих сыновей думать должен?

- А почему я про тебя думать должен и твоих балбесов? Кто ты для меня такой? Частник-кустарь – мелкий буржуй, эксплуатирующий труд своих домочадцев.

Насупившись, возражает:

- Я им кормилец, а не «ксплутатор»!

- Так и любой буржуй-капиталист - которых Советская власть в 17-ом под хвост мешалкой, тоже - «кормилец» для своих рабочих… Кормит он их – чтоб горбатиться на него могли. Да и дворянин-помещик - для своих безземельных крестьян-батраков, по большому счёту - кормилец. Скажешь, не так? Чем ты от них отличаешься, Клим?

Угрюмо молчит, затем:

- Значится, не желаешь мне помочь, Серафим Фёдорович?

- А как я тебе могу помочь, ежели ты сам того не желаешь? Как ты мне тогда говорил? «Нам и так хорошо…», да ещё пугал: «ты, дескать – доживи ещё». И, вот я дожил: просишь меня вытащить тебя и семейку твою из того дерьма - в котором тебе так нравится сидеть…

Сперва, он не въехал, что я от него хочу:

- Опять?! Какой, ты оказывается злопамятный… Ну, положим я не так говорил!

- Может и не говорил… Но думал!

Наконец, своим умом Клим доходит до конструктивного вопроса:

- А как я могу «сам себе помочь»?