Транквилиум - Лазарчук Андрей Геннадьевич

– Хорошо.

– Вот, собственно… – Глеб развел руками, как бы извиняясь за увечность пейзажа. – Это БАМ. В ту сторону – Тында, километров двести. Есть маленький поселок на пути, Ларба – километрах в пятнадцати. Можем сходить, если хотите…

Капитан Тиунов, посланный в разведку, колебался. С одной стороны, хотелось окончательно убедиться, что да – они находятся именно там, где и было заявлено. С другой: он ни секунды не сомневался в том, что проводник говорил правду. Эта дорога вдоль насыпи, эти колеи, полные водой, эти брошенные шины и полуутонувший в грязи трактор… такое не спутаешь ни с чем. Рельсы тихо гудели…

Небо было пронзительно-синее, и сопки вокруг переливались всеми оттенками желтого. Капитан вздохнул:

– Пойдемте обратно…

– Так я оказался здесь… – Голицын откинулся на спинку брезентового стульчика и улыбнулся. – Разумеется, ни о каких поисках Марина речь уже не шла, и мне приказано было числить себя в резерве.

– И каковы, по-вашему, намерения Парвиса? – спросил Кирилл Асгатович, затягиваясь пахнущей чем угодно, но не табаком, лечебной папиросой. Надлежало выкуривать по две дюжины в день…

– Трудно сказать. Он весьма непроницаемая личность.

– Но вы его все-таки несколько изучили, не так ли?

– Скажем так: я прилагал усилия.

– Он способен на решительные поступки?

– Да.

– Из него получится хороший президент?

– Да. Он умный, волевой, деятельный человек. Умеет подчинять себе других, при этом не ломая их. Насколько мне известно, он давно и успешно сотрудничал с кейджиберами, и сейчас в его окружении есть несколько бывших кейджиберов. Как я понимаю, он использует их, а не наоборот.

– Замечательно… – Кирилл Асгатович с отвращением бросил окурок с пепельницу, прикрыл крышку. – В наших руках есть один кейждибер, который рассказывает странные вещи. Похоже, что у них там произошел какой-то тихий переворот, и теперь все кейджиберы, оказавшиеся здесь, превратились в изгнанников. Их центр не то разогнан, не то вообще уничтожен. Возможно, что они, оставшиеся, будут концентрироваться вокруг Парвиса… Теоретически: сумеют они подчинить его себе?

– Маловероятно.

– Но все же?..

– Боже мой. Всегда остается какой-то шанс…

– Придется его учитывать.

– Но в той ситуации, которую вы изложили… чем они вообще могут быть нам опасны? Я как-то не могу представить себе вариант, при котором…

– Я и сам ломаю над этим голову. Прежде они готовили вторжение, это было понятно и вполне определенно. Теперь же… не знаю. Но почему-то ничего хорошего не жду. Наверное, я отношусь к ним предвзято.

Они переглянулись и понимающе улыбнулись оба.

– На кой черт Марин понадобился Парвису? – задумчиво сказал Кирилл Асгатович.

– Он выразился очень осторожно. Якобы его помощники располагают информацией, которая Марину необходима. Но что это за информация и для чего именно она нужна…

– То есть, они хотят направить нашего друга на какую-то неизвестную нам дорожку?

– Не исключено.

– Но наш друг – очень норовистая лошадка. Которая еще никого не возила. Никого и никуда… А что это за чепуха с ариманитами?

– Я подозреваю, что это вовсе не чепуха. Об ариманитах я и раньше слышал много интригующего…

– Третья сила?

– Как бы не первая… Якобы они способны направлять мировые события в нужном им направлении.

– Вот даже как…

– И в этом смысле они составляют конкуренцию какой-то невероятно тайной организации, которую в нашем случае представляет господин Глеб Борисович. И вся история мира есть ни что иное, как борьба между этими силами.

– Это уж как полагается.

– Да, Кирилл Асгатович. Звучит по-идиотски. Но я почему-то отношусь к этому почти всерьез…

Тысячу лет назад – еще в Форт-Эприле, да… Боже мой, это была предыдущая жизнь, в этой просто не могло быть никаких Форт-Эприлов… их поселили в старом пыльном двухэтажном доме, поющем на ветру, и вот в этом доме на чердаке она обнаружила сундук. Там был медный бинокль, и какие-то книги, а в самом низу, завернутое в серую редкую тряпицу и перевязанное черной тесьмой, лежало темное кружевное платье. Она схватила его, развернула… Это было чудо! Но, когда она вынесла его на свет, оказалось, что оно все покрыто пятнами плесени и расползается под пальцами…

И сейчас она плакала, переживая то давнее разочарование. Билли жался к ней и пытался утешить.

Моросил мелкий противный дождь, слез не было видно никому.

Тропинка осклизла, как мыло. Острые каблучки кавалерийских полусапожек застревали идти было тяжело – но это, наверное, меньшее зло, потому что мужчины все время падали. Поэтому и Билли она несла сама. Не могла доверить. Впрочем, полковник и без того был слаб невыразимо. Ему было неловко и стыдно – выказывать эту свою слабость, но идти, не опираясь на плечо Дэнни, он просто не мог.

– Привал, – сказал Дэнни, и все повалились, кто где стоял.

Олив, так пока никого и не узнающая, сидела к Светлане спиной. От ее промокшей насквозь куртки шел пар. Серый мех слипся черными сосульками. Пахло кисло.

– Осталось мили две, – объявил Дэнни. – И уже только под гору.

Наверное, она уснула. Потому что рядом вдруг появился Глеб, поднял ее и обнял. Она уткнулась в его плечо. Я никогда не забывал тебя, сказал он. Никому не верь и ничему. Все лжет, глаза лгут, ум – тоже лжет. Просто знай: я тебя ни на минуту не забывал…

Потом, так и не проснувшись, она встала и пошла.

Вчера до восхода Глеб провел их через перевал, помог спуститься вниз… Он не объяснял ничего вслух, но было ясно и так: делается это на случай его смерти. За перевалом, расставаясь, он обнял полковника, пожал руку Дэнни, погладил по щеке Олив. Светлана не слышала, что он им говорил, из-за внезапного звона вокруг. Потом он подошел к ней. Подошел, но не приблизился. Между ними всегда были тысячи миль, и сказанным словам требовались долгие часы, чтобы долететь и быть услышанными.

– Прощай, – сказал он, и она повторила:

– Прощай…

– Береги себя. Береги парня. Может быть, на тебя теперь вся надежда…

Потом он повернулся и быстро пошел вверх, не оглядываясь.

Тропа вильнула направо, налево – и вдруг Светлана обнаружила себя буквально в самом центре военного лагеря. Слышалась английская речь, солдаты в зеленой форме месили грязь, а полковник Вильямс допытывался у замершего перед ним офицера: почему это он, полковник, должен чего-то еще ждать? Тем более, что две совершенно штатские леди, одна из них с ребенком, невыносимо устали и замерзли во время этого чудовищного перехода… Но генерал Торренс… – пытался оправдаться офицер. И кроме того – ни одного дома, где могли бы…

– Так найдите! – вдруг закричал полковник. – Вы солдат или теплое говно?

Они стояли, белые, готовые то ли начать стрелять, то ли – вцепиться друг другу в глотки.

– Что происходит, господа? – голос настолько знаком, что нет сил оглянуться… – Полковник Вильямс? Боже мой, какими судь…

И – все. Светлана медленно поворачивается, и говорящий узнает ее.

– Так я оказался на суше, – Сайрус засмеялся. – И почти самым главным здесь, в армии. Неразбериха, какую невозможно вообразить… Ты хоть немного согрелась?

– Да, – Светлана блаженно откинулась на приподнятое изголовье складной походной кровати, где она лежала под тремя одеялами и еще с горячей бутылкой в ногах. Хозяйка дома дала ей длинный вязаный свитер, колючий, но очень теплый. Билли залез Сайрусу на плечо и теперь сидел там, гордый, как попугай. – Я совсем забыла, что бывает так тепло…

– Я отлучусь ненадолго, – сказал Сайрус. – Служба никуда не исчезла.

– Сай, – преодолевая что-то колючее внутри себя, сказала Светлана. – Только не думай, что я ничего не говорю потому, что мне есть что скрывать. Мне нечего скрывать, а говорить я не должна потому, что… Эти слова не должны звучать. Еще ничего не кончилось…