Фрейлина (СИ) - Шатохина Тамара

— Э-э… Маменька, а нельзя ли тогда… хотелось бы подробностей, — раздирало меня любопытством, — что именно происходит в постели между мужчиной и женщиной?

— Он ее естествует и от этого случаются дети. И это пока все. Ни к чему тебе сейчас подробности и не стоит переживать и бояться — все не так страшно, — «успокоила» меня Таина родительница.

Естествует он, значит…

Ну что тогда? Мои догадки подтвердились — даже зачатки полового воспитания здесь отсутствовуют. И Анна сто пудов не знает откуда берутся дети.

И я могла бы просветить, конечно… будто бы получив объяснения от мамы, но теперь уже и не знала как. Могло быть так, что она ни разу в жизни не видела целый, не нарезанный огурец или морковку. Светка сравнивала мужчин с макаками, которые вовсю носятся со своим бананом, но и это не вариант.

Смешно… Но больше грустно.

Как должно выглядеть парадное платье фрейлин Великой княжны, я знала: бархатное верхнее голубого цвета с откидными рукавами и шлейфом. Разрез спереди открывал юбку из белой ткани. По «хвосту и борту» платья золотое шитье, «одинаковое с шитьем парадных мундиров придворных чинов». Такое же шитье полагалось «вокруг и на переде юбки». Женский парадный наряд был придуман и подробно расписан лично императором, и обязателен к ношению на балах и приемах, как и мундир для мужчин.

Длина парадного шлейфа для каждого «чина» была строго регламентирована. А еще полагался кокошник в цвет, украшенный согласно возможностям, и вуаль. Фата, если по-простому. Весь этот наряд коротко именовался с какого-то… русским и к каждому важному событию при дворе обязательно следовало указание: «дамам быть в русском платье, кавалерам в парадных мундирах». И, понятно, иметь на себе знаки отличия: статс-дамы носили портрет императрицы на правой стороне груди, фрейлины — шифр на левой.

Статс-дамы императрицы носили зеленое бархатное платье, расшитое золотом, ее фрейлины — пунцовое, малиновый цвет был у гофмейстерин, синий цвет означал: перед вами — наставница Великих княжон. Подобный мундир полагался и самой императрице.

Как все это будет выглядеть среди бала и насколько распишет его красками, уже можно было представить. А скоро я увижу это своими глазами. Перед такой перспективой вопрос замужества совсем отошел на второй план. Не пугал и не напрягал. И не то, чтобы я захотела вдруг замуж… но этот мужчина мог и понравиться мне. И даже скорее всего — Таина мама не похожа на человека, которому не терпится сбагрить дочку абы кому. Или это мне хотелось верить, что ее тепло в отношении дочери бескорыстно, иначе почему к ней тянет, как магнитом?

Перспектива будущего все еще не просматривалась, я так и жила одним днем, но паниковать по поводу замужества сейчас точно не стоило.

И других поводов хватало…

Я растерянно топталась на месте, иногда пытаясь подтянуть декольте чуть выше. Вспомнились беззащитные плечи Натальи Гончаровой с портрета. Может они и вдохновили императора на такой фасон.

Маменька в который раз придирчиво рассмотрела меня и нервно поправила вуаль и кокошник. Погладила по плечу и озабоченно выдохнула:

— Сердце не на месте… Ирма, надеюсь, у тебя есть надлежащий опыт? Если нет, то и не беда, но я должна быть уверена, что Таисия Алексеевна будет собрана самым лучшим образом. Без помятостей на юбках и заломов на вуали. Тогда просто признайся и на это время я найду умелого человека.

— Никак нет, Елизавета Якобовна, я вполне…

Так я узнала имя-отчество матери. Отчество явно не русское, но пока это ни о чем не говорило. Хотя национальное происхождение могло как-то объяснить внешность Таисии… и ее мамы, конечно.

Пока что мне везло. И даже в том, что еще не успела приступить к службе. Скорее всего, на том малом приеме Таисию уже представили Ольге. Потом случилось то, что случилось и появилась я. И поплыла по течению. Осторожно правда и осмотрительно — молодец. Внимательно слушала, мало говорила, старалась по-еврейски отвечать вопросом на вопрос. Но дальше уже придется что-то делать, вот тогда и начнется настоящий экзамен.

Пожелав мне ангелов ко сну и перекрестив на ночь, ночевала маменька где-то в Большом дворце у знакомой — здесь места не было. Высоте моей кровати она не ужаснулась. Да я и сама уже все рассмотрела: внизу, во всю длину была предусмотрена полка для хранения. Наверное, солдаты в казарме хранили здесь личные вещи. У себя я тоже нашла несколько коробок.

В комоде бумагу, писчие принадлежности, ленты, два веера, булавки, чулки, перчатки, платочки…

Весь следующий день мы тоже провели вместе. Кормились, гуляли и много говорили, но больше она. И, скорее всего, сейчас на меня в сто первый раз сыпались всё те же инструкции: как перед кем присесть, куда смотреть, как отвечать, как и на что реагировать и даже как дышать при разговоре — не глубоко, не полной грудью. Она волновалась за меня и продолжала нервничать, а я впитывала информацию, как песок воду — жадно, и просила добавки, уточняя подробности.

В глухом ответвлении аллеи приседала и кланялась, правильно дышала грудью и гордо смотрела, держа осанку (дворянка Шонурова как-никак, будущая мать князей Шонуровых-Козельских).

Плохо было одно — танцевать я не умела. Классический вальс — мой максимум, и то это было давно. Но оказалось, если дама не слишком хорошо себя чувствует (к примеру, слабость после болезни), она имеет полное право отказать в каком-то из танцев. А если дела совсем плохи? Тогда нужно убрать из виду бальную книжку — умный поймет, дурак сам виноват. Но в случае невозможности или нежелания танцевать, стоять лучше в компании ответственных старших.

— За всеми вами будет присматривать Анна Алексеевна, ее и держись, — обеспокоенно присматривалась ко мне мама, — часто кружится? Ах ты, страсть какая… недолечили видимо! Я переговорю с доктором.

— Это все временно — сотрясся мозг… не нужно, не жалуйся. Я и так выпила три кувшинчика… — пыталась я отбрехаться и у меня получилось. А может и не стоило — голова и правда иногда побаливала. Но что еще здесь могли предложить, кроме того же «кувшинчика»?

Уходя вечером, она прощалась — уезжала рано утром. И засыпала инструкциями теперь уже Ирму:

— Корсет не затягивай слишком туго… ну да это у тебя правильно. И косу на бал плети не так крепко. Волос у нас пышный, когда-то моей косе завидовал весь двор.

Под парадную форму придворные дамы делали затейливые прически, а незамужние фрейлины плели косу. Ее разрешалось как-то уложить, но тогда трудно было пристроить кокошник.

— А ты хороша в нем, — радовалась мама, — это та часть туалета, которая или украсит даму или безбожно ее изуродует. Жемчуга на сохранении, их поднесут ко времени — я озаботилась этим. Ирма! Дай еще взгляну на перчатки. И чулки… Чулки! Подвязки! Ирма, проследи! Это может быть страшный конфуз, даже у государыни как-то случилось. Она вальсировала с Трубецким и потеряла подвязку… бежала из зала и переживала потом очень долго.

И даже плакалась об этом в своем дневнике. Сильно ее этим приложило. Конечно, может степень «позора» и разнилась… но Светка как-то рассказывала — одна женщина у них в офисе нечаянно «пустила ветры». При мужчинах. Пробовала, пыталась, даже посещала психолога, но так и не пережила свой позор, не справилась — пришлось ей уволиться с замечательной должности. Женщины… Мужики так не заморачиваются.

Мама ушла поздно вечером, расцеловав меня и сунув в руку Ирме какую-то денежку. Перекрестив меня, прошептала:

— Помни — ты одна у меня. Не подведи… и не огорчай меня так больше, Тая.

Я обещала, прощаясь и растерянно соображая — одна? А кто же тогда Миша, если не мой брат? И сразу пришло — если бы он был Шонуров, с титулом хлопотали бы для него, а не для моих сыновей, которых еще и в проекте нет. Уточнять о Мише, понятно, не стала — воспитанник, родственник по матери?..

Тихо доходило еще одно — величество передала свои сомнения Елизавете Якобовне и обе продолжали подозревать меня в нехорошем. Отсюда и мамины нервы, но, даже сомневаясь во мне, веру в свою дочь она транслировала на отлично. Сильная женщина, хорошая женщина… мама. Постараюсь не разочаровать.