Рассвет русского царства (СИ) - Грехов Тимофей

— Не жилец, — сказал кто-то из толпы. — Как пить дать, не жилец.

— Стрела в шею попала. Эх… не повезло. Хороший боярич был.

Федор, стражник, его друг, подошел к боярину и положил руку на плечо.

— Ратибор… ему не помочь. Стрела слишком глубоко. Если её вытащить, он истечет кровью за минуту. Если оставить — задохнется. Мне жаль…

— НЕТ! — взревел Ратибор. Голос его был полон ярости. Он схватил Федора за кафтан, притянул к себе.

— НЕТ! Ты найдешь того, кто поможет! НАЙДЕШЬ! Или я тебя…

— Ратибор, ты же сам все видишь… — отвёл он взгляд. — Не мучай сына.

— Ты… ты что мне предлагаешь ирод! Да я тебя…

— Ратибор, — попытался успокоить его Федор. — Я знаю Глеба с рождения! Я учил его держать меч. Ты его отец! Но он мне тоже как родной. САМ ЗНАЕШЬ! Но… — сделал он паузу. — друг, мы должны отпустить его.

Боярин разжал руки, отпустил стражника. Парень хрипел все тише. Кровь продолжала течь, пропитывая землю. Я же стоял в толпе и смотрел на это.

В голове крутились мысли, знания, полученные в техникуме, какая-то практика. Но беда в том, что в колледже я шил только трупы. Живых никогда! Пускай я и был лучшим. Но его спасение, в текущих условиях будет на грани фантастики!

Я тяжело вздохнул, и немного подойдя поближе стал осматривать рану.

«Стрела в шее. Если вытащить, смерть от кровопотери. Нужно придумать как остановить кровь. А потом извлечь стрелу и быстро зашить. Но здесь нет инструментов, нет антибиотиков, абсолютно ничего нет!»

Кажется, Ратибор не собирался сдаваться.

— Сейчас… сейчас все будет хорошо, сын, — голос боярина дрожал. — Сейчас вытащим эту проклятую стрелу, и…

Он обхватил древко обеими руками.

«Блять, если он дернет стрелу на себя, то, наверняка, разорвет артерию!»

Сам от себя не ожидал, но я подскочил и перехватил руку боярина, не давая ему дернуть стрелу. Ратибор обернулся. Глаза его полыхнули яростью.

— Чего тебе надо⁈ — рыкнул он, пытаясь вырвать руку.

— Барин! Позволь слово молвить! — я держал его запястье изо всех сил, хотя он был намного сильнее меня.

— ПРОЧЬ, щенок! — боярин дернул руку, и я едва удержался на ногах. — Не до твоих слов! Видишь, сын умирает!

Он снова потянулся к стреле. Я отчаянно схватил его за предплечье, повис всем телом.

— Ты только хуже сделаешь! — закричал я.

— А ты знаешь, что делать⁈ — Ратибор развернулся ко мне всем телом, схватил за ворот кафтана и приподнял. Лицо его было в сантиметре от моего, я видел налитые кровью глаза, искаженные черты. И следующее слово он буквально прорычал. — ЗНАЕШЬ⁉

Толпа вокруг замерла. Все смотрели на нас. Я чувствовал десятки взглядов, слышал, как кто-то ахнул. Григорий дернулся вперед, но Федор удержал его за плечо.

Я уже прошёл точку невозврата. Нужно было раньше думать и стоять помалкивать.

В голове пронеслись обрывки знаний. Техникум. Лекции по неотложной помощи. Трахеостомия. Я видел это на практике один раз и по видео. Хирург делал экстренную коникотомию. И хоть я внимательно смотрел, но это не одно и тоже, чем делать.

«Блин, попаданец я или нет. Кто-то же меня сюда закинул. Кто знает, может это мой шанс?»

— Да, я могу попробовать его спасти, — выдохнул я, глядя боярину прямо в глаза.

Ратибор замер. Пальцы на моем вороте ослабли, но не отпустили.

— Попробовать? — переспросил он тихо, почти шепотом. В голосе звучала смесь надежды, неверия и отчаяния. — Да, что ты, щегол, можешь знать? Пшёл…

— Мне нужны… — перебил я боярина. От чего его глаза ещё больше увеличились. — Мне нужны вещи. И ты не должен мешать. Что бы я ни делал.

Боярин посмотрел на меня долгим взглядом. Потом перевел глаза на сына. Парень хрипел. Губы начали синеть. Времени оставалось совсем мало.

И в этот момент солнце выглядело из-за туч и осветило меня, а все остальные оставались в тени. Из-под рубашки показался крестик, с которого Ратибор несколько секунд не отрывал взгляда. Честно я сам обалдел от такого феномена. И после задавался вопросом, совпадение это или реально кто-то свыше помогал мне. Лучи освещали меня почти полминуты, и всё это время люди боялись не то что что-нибудь сказать, а пошевелится.

Ратибор разжал пальцы. Опустил меня на землю и перекрестился.

— Делай, — сказал он глухо. — Его жизнь будет на твоих руках. Если спасёшь, проси, что хочешь. Если нет… — он не закончил фразу, но я и так все понял.

Я кивнул.

— Дядька Артем! — крикнул я, пытаясь, чтобы голос звучал уверенно. — Дай мне металлическую трубку! Видел у тебя в кузнице тонкую. И хлебное вино кто-нибудь принесите. Да поскорее! — Дело-делом, а как с этого потом выкручиваться… — А ещё икону Святой богородицы. — в тот момент, я решил использовать тот свет на полную. Потому что знал, что времена тут, мягко говоря, тёмные.

«В Европе вроде колдунов сжигали на кострах. А что делали с ними на Руси? Надо будет потом уточнить этот момент.» — сделал я заметку на память.

— Вы слышали! Бегом! — закричал Ратибор. — После чего повернулся к Федору. Беги к Любаве, проси икону. Скажи я велел.

Тем временем кузнец уставился на меня.

— Трубку? Зачем…

— Потом объясню! Быстро! — я сделал шаг к нему. — И хлебное вино! У тебя есть?

Артем был недоволен. Тем не менее молча кивнул и бросился в кузню. Вернулся уже с тонкой медной трубкой и глиняным кувшином.

— Хорошо. — Я взял трубку, осмотрел. Внутренний диаметр около сантиметра, длина с ладонь. — Подойдет.

Потом обернулся и увидел Олену. Дочь Артема стояла в толпе, бледная, с широко распахнутыми глазами.

— Олена! Попроси маму тряпки чистые! И много! Самые чистые, какие есть!

Девушка вздрогнула, кивнула и побежала к дому.

Я опустился на колени рядом с боярским сыном. Руки немного тряслись. Слишком много внимания я приковал к себе.

«Спокойно. Я учился этому. Я справлюсь».

Откупорив кувшин хлебного вина, попросил кузнеца полить мне на руки, и заодно промывать трубку. На это дело ушло больше половины трёхлитрового кувшина.

— Ты что творишь⁈ — возмутился кто-то из толпы. — Вино переводишь!

Я не ответил. Потом полил шею раненого вокруг стрелы.

Парень даже не дернулся. Это меня радовало — без сознания. Наркоза у меня не было. А если вдруг парень придёт в себя, то… пиши пропало.

— Держите его крепко. Руки, ноги, но особенно голову! Он не должен шевелить шеей!

Все ждали отмашки Ратибора, и когда он кивнул, ко мне подошли пятеро мужиков. После чего, никого не предупреждая, я достал нож, что достался от погибшего брата. Лезвие было острым. Я полил его вином.

В этот момент меня схватил за плечо Ратибор.

— Ты что делаешь⁈ Зачем нож⁈

— Он почти не дышит. Не мешайте!

Боярин был в растерянности. Ещё бы! Вот, честно, я бы, будь на его месте, ни за что не подпустил бы ребёнка проводить операцию своему сыну. А тут на дворе пятнадцатый век! Таких ран насколько мне известно, ещё никто не лечил.

Тем временем вернулась Олена вместе с матерью, которая несла с собой вещи.

— Клади рядом. — бросил я.

Я еще раз осмотрел шею. Стрела вошла справа, чуть выше ключицы, под углом. Торчала наружу сантиметров на пять. Кровь текла, но не фонтаном — значит, артерию не задело. По крайней мере я сильно на это надеялся. Однако, хрип при дыхании говорил о том, что задета трахея.

«Коникотомия. Блин, как страшно-то! — Я прикрыл глаза и, тяжело вздохнув, стал проговаривать про себя порядок действий. — Разрез между щитовидным и перстневидным хрящом. Вставить трубку. Обеспечить дыхание».

Я провел пальцами по горлу, нащупывая ориентиры. Кадык. Щитовидный хрящ. Ниже — углубление. Вот оно.

Взял нож.

— Отче наш, Иже еси на небесех… — прошептал я, но так чтобы державшие парня мужчины меня слышали. — Начали, — и я сделал надрез.

Горизонтально, быстро, уверенно. Кожа разошлась, показалась белая перепонка под ней. Кровь выступила, но не сильно.