– Прости, – вслед за Ярой повторил Матвей. Но обращался он к Савелию. – Эта вредная девчонка не сказала тебе самого главного. Мы случайно узнали, кто мой настоящий отец.
– Это неточно, – вмешалась Яра. – То есть, почти точно. Но проверять я не буду.
Савелий подумал, что, наверное, он это заслужил. Но это тоже… неточно.
– В общем, я – бастард Морозовых, – усмехнулся Матвей. – Яра – моя младшая сестра. Так что расслабься и не ревнуй, Сава.
– Хоть одна хорошая новость, – выдохнул он.
Матвей – брат Яры? Черт! Да это просто прекрасная новость! Учитывая то, что уже сегодня Яре придется встретиться с матерью, которая ее бросила.
Глава 27
Я не хотела, чтобы Сава ревновал. Так получилось. Во‑первых, времени сообщить ему новость о Матвее не было. Во‑вторых, я полагала, что Матвей должен сделать это сам. Это потом уже стало интересно, как поведет себя Сава. А еще это хоть немного отвлекало от мыслей о предстоящей встрече.
Ехать в имение Годуновых я решила парнем. Посмотрю, как они живут, и определюсь, как себя вести. На счастливую встречу и воссоединение семьи я не рассчитывала.
Вот няня Матвея обрадовалась ему, как родному. Об этом он рассказал скупо, буквально в двух словах. Но я чувствовала, какие эмоции испытывала Тамара Егоровна, так что знала наверняка. И когда Матвей ее о помощи попросил, согласилась сразу же.
– Почему картошка? – нарочито тоскливо поинтересовался Сава. – Картошку через две, а то и три недели копать начнут.
– Брякнул первое, что в голову пришло, – признался Матвей. – Вроде как мешок картошки тяжелый, надо помочь. – И добавил со смешком: – Может, и предстоящая поездка на картошку вылезла на подсознательном уровне.
– Волосово, – объявил водитель. – Кто выходит?
Высадили нас в чистом поле. То есть, картофельном. Справа и слева тянулись ровные грядки с пожухшей картофельной ботвой.
– Ну, может, тут и пораньше копают, – бодро заключил Сава. – Надо было спросить, в какой стороне усадьба.
Справа, на горизонте, виднелись домики: деревня. Слева поле упиралось в лес.
– Направо или налево? – задумчиво вопросил Сава.
Смотрел он при этом на небо, стремительно затягивающееся тучами. Когда мы выезжали из Козельска, светило солнце. Сейчас в воздухе отчетливо пахло дождем.
– Спросим у них, – сказала я.
И шагнула наперерез велосипедистам. Мальчишки лет двенадцати‑тринадцати яростно крутили педали, поднимая клубы пыли. Ехали они из леса и спешили укрыться в деревне до дождя.
Меня попытались объехать, но Матвей быстро выдернул из седла вихрастого мальчишку.
– Мы только спросить! – быстро сказал он.
– Здрасьте, – буркнул мальчишка. – Заблудились, что ль?
– Ага, – подтвердила я. – Мы где?
– Там Волосово, деревня. – Он ткнул пальцем в сторону домиков. – Там – усадьба графа Годунова. Вы б до деревни бежали, пока дождем не накрыло. А автобус до города теперь нескоро будет. Может, и дорогу развезет.
Матвей мальчишку отпустил, он присоединился к поджидающим его товарищам, и компания, оседлав железных «коней», с гиканьем помчалась по утоптанной тропинке, мимо картофельных грядок.
– Дождь, допустим, не проблема, – сказал Сава. – А какой у нас план?
– В усадьбу я пойду одна.
– Один, – поправил Матвей, хотя вокруг никого не наблюдалось. – И нет, не пойдешь.
– Между прочим, они хоть и живут в глуши, но вас, наверняка, узнают. Моя мать была знакома с вашими родителями, – напомнила я.
– Мы ни от кого не прячемся, – возразил Сава. – Я и тебе не советую.
Я нахмурилась.
– Впрочем, поступай, как знаешь, – отмахнулся он. – Но я буду рядом.
Матвей с ним согласился. Я и не надеялась, что меня отпустят одну. Так, попыталась.
– Тогда план такой. Ждем, когда пойдет дождь и бежим к усадьбе. Вымокнем, вымажемся… нас и не выгонят. Если в людскую отправят, мордами своими княжеско‑боярскими посветите. Скажем, что путешествуем. Машина сломалась… в лесу. Утопла в болоте.
– Рожи, морды… – недовольно проворчал Сава. – Где ты этого нахваталась?
– А кто меня учил, что настоящие мужики не говорят «личико»? – парировала я. – Стараюсь соответствовать.
– Не перестарайся, – посоветовал Матвей.
Дождя ждать не пришлось. Полыхнуло, громыхнуло – и полилось.
Мальчишка не зря советовал идти в деревню. До усадьбы мы отмахали километра три: часть по полям, часть лесом. Из‑за дождя по дороге нам никто не встретился. И в саду, окружающем господский дом, было пусто. До парадного крыльца, украшенного портиком, мы добрались без приключений, в меру грязные и насквозь мокрые.
Дверь открыла девушка в темно‑синем форменном платье и белом переднике. Горничная. И тут же из глубины дома донесся раздраженный голос:
– Рада, это Иван? Пусть немедленно идет сюда!
– Нет, барыня. Дверью ошиблись, – крикнула в ответ горничная. И сказала уже для нас: – Через двор идите, во флигель, там непогоду переждете.
Я фыркнула. Как в воду глядела!
– Доложи хозяйке, что временного убежища просит боярин Бестужев с товарищами, – произнес Сава.
– Да все одно через кухню идите! – уперлась горничная. – С вас льет, паркет попортите!
– Рада, что происходит?
Из комнат вышла хозяйка. На фотографиях, что я видела, Ульяна Ильинична была значительно моложе, но я все равно ее узнала. Ведь я очень похожа на мать.
– Да вот… – Горничная отступила в сторону. – Говорят, бояре.
Сава представился, Матвей – тоже. Я назвалась Ярославом Михайловым. Рассказывать о машине, утопшей в болоте, не пришлось. Ульяна Ильинична немедленно пригласила нас в дом, а горничной велела приготовить комнату. Но не из радушного гостеприимства это было сделано. Я четко ощущала эмоции Ульяны Ильиничны: раздражение, тревогу, любопытство.
– Скрывать, кто ты, нет смысла, – сказал Сава, когда мы отмыли грязь и сушили одежду, чтобы предстать перед хозяевами усадьбы в приличном виде. – Навряд ли она не сложит два и два. Бестужев, что занял место ее бывшего мужа. Шереметев, что владеет имуществом бывшего мужа. И она может знать фамилию твоего опекуна.
– Если узнала, пусть скажет об этом вслух, – упрямо возразила я.
Ульяна Ильинична ждала нас в столовой, у накрытого к чаю стола.
– Скоро самовар закипит, присаживайтесь, – пригласила она. – Полагаю, вы заблудились, и непогода застала вас в дороге?
– Угу, – согласился Сава.
– У нас две машины. На одной муж уехал в город, должен вернуться к вечеру. На другой мои родители поехали в гости к соседям. – Ульяна Ильинична замолчала, когда в столовую внесли самовар. – Так что помочь вам добраться до города я не могу. Рада, позови детей к чаю. Вы не возражаете? У нас тут… по‑простому.
Муж. Дети. Я поняла, что мать снова вышла замуж, когда Матвей передал слова няни о внуках и зяте, живущих в усадьбе. И, наверное, это даже хорошо. Только отчего‑то… все же обидно.
Зое семь лет, Макару – пять, Аннушке – три года. Обычные дети, милые и воспитанные. Мои сестры и брат по матери. И на что я надеялась, когда сюда ехала? Ах, да… Выяснить правду о том, что произошло с отцом.
Но не при детях же начинать этот разговор.
В эмоциях Ульяны Ильиничны я чувствовала нарастающую нервозность. Это объяснимо, если она гадает, зачем к ней заявились Бестужев с Шереметевым. На меня она смотрела, но мельком, почти сразу же отводила взгляд.
Сава и Матвей вели разговор ни о чем: светская беседа незнакомых людей, волей случая оказавшихся за одним столом. Надо было что‑то решать.
– Ульяна Ильинична, мне надо с вами поговорить, – наконец сказала я. – Наедине.
– Что ж…
Она замолчала, прислушиваясь к шуму в доме. Встала.
– Прошу прощения, я оставлю вас буквально на пару минут.
– Ванька вернулся. Опять с деревенскими в лес ездил. Мама ему задаст, – сообщила маленькая Зоя.
Еще один брат. Я вздохнула и отправилась туда, где шла расправа. Судя по сильным эмоциям, опаляющим кожу, мальчишке либо драли ухо, либо отвесили оплеуху. Сава и Матвей дернулись следом, но я отрицательно качнула головой, и они остались в столовой.
