"Фантастика 2024-164". Компиляция. Книги 1-25 (СИ) - Трофимов Алексей

Из тёмных сумерек длинного коридора блеснула светом лампа, зашаркали по паркету чьи-то торопливые шаги. Слуги пожаловали. Остановились на границе электрического света, в ужасе таращатся на разгром в холле, выходить на свет побаиваются. А, нет, увидели лежащего у стены хозяина, долг чувство страха перевесил – кинулись вперёд, запричитали.

– Отошли все назад! Кто вперёд сунется – пришибу!

И мягкой воздушной волной усомнившихся в моих словах обратно в тёмный коридор откинул.

Несколькими быстрыми шагами пересёк холл, наклонился к лежащему в беспамятстве боярину, сформировал малое исцеление. Рано тебе помирать. Сначала ты мне всё расскажешь!

– Ты что творишь? Совсем ополоумел? – широко распахнутые глаза боярина настолько непонимающе смотрели, что я даже усомнился в правильности своих действий. На секунду. В следующий момент Тимофей захрипел. Воздушная удавка перехватила горло, потянула его вверх по стене, заставляя выпрямиться во весь свой немалый рост. Чуть-чуть надо ослабить, не хватало ещё его так быстро придушить. Вот, пусть на носочках постоит, руками по стеночке поёрзает.

Сбоку из тёмной глубины коридора оглушительно бабахнуло. Огненный сноп пламени пролетел через холл, картечной россыпью дуплета ударил мне в бок, отбросил в сторону, на пол.

Контроль за удавкой пропал, Муромцев-старший мягким бескостным мешком шлёпнулся вниз, распластался на паркете, со свистом втягивая в себя воздух, захрипел измятым горлом, заперхал натужно, что-то пытаясь сказать. Поднял руку, приподнялся и снова рухнул на пол, разбив в кровь лицо.

А из-за столпившейся и сейчас замершей в ужасе ничего не понимающей дворни чётко послышался звук переламываемого ствола и звон вылетевших гильз. Сейчас перезарядится и снова пальнёт.

Перекатился на живот, подтянул под себя руки, встал, отряхнулся от лохмотьев одежды. Подумать только, мгновение назад была совсем целой. Проверил энергию в ауре, всё нормально, держит. Пошёл на кучку людей в тёмном коридоре, уже зная, кого я там увижу, кто сейчас в спешке старается перезарядиться, да почему-то никак не может патроны в патронник загнать.

Мужики попытались дорогу заступить, да поразлетались в стороны, освобождая проход. Да, она самая, боярыня молодая, Настя Муромцева, бледная от затопившей её ярости и ненависти. Закусила губу, пытается дрожащими пальцами с перезарядкой совладать, да ничего не выходит у неё. Выскользнули из руки тяжёлые патроны, брякнулись на пол. Подняла голову, в глаза мне уставилась, а у самой глаза от ненависти белые. Двумя руками бросила навстречу так и оставшееся незаряженным ружьё, потянула из-за матерчатого пояса халата тяжёлый пистолет, подхватила его второй рукой, щёлкнула курком, выстрелила в мою сторону, даже не прицелившись и… уселась на попу от отдачи. Крыльями разлетелись в стороны полы халатика, открывая длинные стройные ноги, руками взмахнула, пытаясь удержать равновесие, грохнул очередной выстрел, взвизгнул рикошет. Пистолет вылетел из девичьей руки, ударился глухо об пол, скользнул к стенке. Кто-то из дворни тоненько вскрикнул, и тут словно выключатель щёлкнул. По людям ударила паника, и прислуга рванулась назад, в спасительную темноту коридора, к знакомым много лет комнаткам, опрокинув окончательно на пол боярыню, топча длинные ноги, наступая на тонкие руки, цепляясь ногами за тонкую ткань халатика, путаясь в розовой кружевной пене. Досталось и рукам, и груди, и лицу.

Наступила тишина. И в этой тишине страшно со свистом захрипел Муромцев, зашуршал чем-то за спиной. Обернулся через плечо – ползёт к своей доченьке, руками к ней тянется.

Да не дополз, не дотянулся, повис на очередной удавке, задёргался, засучил ногами, заизвивался телом, застучал босыми пятками по стене.

Я отбросил к ружью пистолет, мельком глянул на полуголую боярыню, на стремительно багровеющие пятна кровоподтёков по бледной коже. Ничего страшного, пока будет жить. Недолго. А Муромцева пора на пол опустить, а то что-то совсем глаза закатил и язык высунул. Слюни по подбородку потекли, и на пол что-то закапало через брюки. Фу ты.

«Что, сучка, очнулась? Сейчас и тобой займусь. Ты думала, тебе так всё с рук и сойдёт? И никто ничего не узнает? Ошиблась ты. Я знаю. Твоих это рук дело и твоего папаши. А я вас ещё друзьями считал. Прикончить бы вас сразу, да нужно узнать, где мои родичи, как их освободить?

Сейчас немного успокоюсь и начну с вами разбираться. Заодно и узнаю, с кем вы связаны, кто ещё вас поддерживает? С какой целью вы всё это затеяли? Неужели только из-за трона? Кто вас к нему пустит?»

– Слава, подожди, не делай этого! – захрипел боярин, продолжая слабо дёргаться на полу в тщетных попытках приблизиться к своей дочери.

Ничего не стал отвечать, сосредоточился на Тимофее, постаравшись отрешиться от всепоглощающего чувства ненависти за своих родичей, за себя. В голову сплошным потоком хлынула боль, захлестнула сознание, заставила болезненно застонать. Да, что-то я погорячился, явно переборщил с экзекуцией. Ничего, потерпит, а мне нужно отрешиться от этой чужой боли, пробраться в воспоминания, подхлестнуть, заставить его всё вспомнить. И я провалился в чужую память.

Очнулся, оглянулся по сторонам. Миг всего прошёл, а я столько успел узнать, увидеть. Настя на стене хрипит, шея изогнулась. Надо бы её отпустить, да в мозгах покопаться. Чую, там ещё интереснее будет…

Да за что мне всё это?! И что мне теперь с вами делать? Лучше бы я в её голову вообще не лазил. Та-ак, срочно присесть нужно, что-то у меня дрожь в коленках от увиденной картинки появилась.

Муромцев, сволочь, наконец-то до дочки дополз, вцепился, не оторвать, по голове её дрожащей рукой гладит, по спутанным мокрым волосам. Почему мокрые? Откуда?

Да-а. Уселся на пол напротив, на стенку спиной опёрся. В доме тишина абсолютная, дворня затихла в своих комнатках, высунуться боятся. Только что кто-то попытался голову высунуть да тут же спрятал. Ещё бы не спрятал, когда увидел у меня в руке заполыхавший огненный шар.

Зато теперь я точно уверен, что никто не вылезет в неподходящий момент. А мне хорошо подумать нужно. И времени-то нет. Впрочем, почему нет? Ну-ка, кто там у нас самый храбрый был? Тяжело поднялся на ноги, бросил внимательный взгляд на боярина, столкнулся с встречным, полыхнувшим болью, отвернулся, пошёл по коридору. Распахнул дверь, поманил стоящего чуть в глубине комнаты дворецкого:

– Гостей приведи сюда.

– Так спят же все…

– А ты разбуди! Да и вряд ли они спят. Стрельбу должны были услышать. И пошевеливайся. От твоей расторопности сейчас жизнь твоих хозяев зависит…

Вернулся в холл, уселся на старое место к стенке, приготовился ждать. Как там Муромцевы? Целы? Здоровью ничто не угрожает? А всё остальное – это от страха и неожиданности. Нервы закалять нужно. О, боярская дочка начинает в себя приходить.

– Тимофей, ты дочку-то придержи. Если снова на меня бросится, боюсь, не удержусь, по стенке размажу.

– Слав, да как же ты можешь с ней так. Она же…

– Знаю я, что она же и до какой степени. Еле выжил я после такого. Помолчи пока и за дочкой присмотри. Не доводи до греха.

Разговор прервался из-за долетевшего с лестницы шума. Кто-то спускается. Сердце забухало в груди, вскочил на ноги, всматриваясь в коридор. Сканер сканером, а глаза глазами. Лучше самому увидеть.

– Вячеслав? – удивление в голосе Георгия. Он первым идёт и меня сразу в освещённом холле увидел. А мне пока их слабо видно.

– Где Славик? Он тут? Ты не ошибся? – взволнованный голос Алёны я ни с чьим другим не спутаю. От сердца отлегло. Потому что все живы и целы. И мелкий на отцовых руках сопит в две дырки. В глазах защипало, расплылся коридор. Я быстро смахнул с ресниц помешавшую пылинку, проморгался, всматриваясь в лица дорогих мне людей.

– А что это с Тимофеем? Настенька?! Вячеслав, ты что наделал? – недоумение настолько явственно прозвучало в Алёнином голосе, что я даже оглянулся на лежащих Муромцевых. Что наделал? Поучил немного. За дело. Живы же. А вторая половина фразы заставила болезненно сморщиться. Похоже, пора заканчивать наши разборки.