Аналогичный мир (СИ) - Зубачева Татьяна Николаевна

— Перри, а откуда вы так хорошо знаете планы Мориса? — спросила Женя.

— О, ему надо было обмыть лицензию на выпуск газеты, а я попался ему под руку.

— Ты умеешь попадаться под нужную руку, — рассмеялся, вставая, Норман.

Все складывали работу, убирали столы. Норман расплатился.

И как всегда, когда Женя вышла на улицу, за ней совершенно естественно и неназойливо последовал Гуго. И опять вечерние приятно прохладные улицы. И беседа. И твёрдая надёжная рука, поддерживающая её под локоть.

— Вы думаете, Гуго, это приложение будет иметь успех?

— У белых, фройляйн Женни, да. У цветных вряд ли.

— Почему?

— Ну, цветные там будут в смешном виде. Им наверняка не захочется видеть себя такими.

— О, я об этом не подумала.

— Об этом никто не думает, фройляйн Женни. Мы смеёмся над цветными, что они не думают о будущем, живут одним часом и сегодняшним днём. А разве мы лучше? Сама эта несчастная война, разве она не доказывает нашей… непредусмотрительности? Вы только подумайте, фройляйн Женни…

— Не надо о войне, Гуго, — попросила Женя. — Я так счастлива, что она кончилась, что не хочу вспоминать.

— Я понимаю. Но… но это ведь во всём…

— Гуго, поймите и вы. Прошлое тяжело, будущее неизвестно. Нам остаётся жить настоящим.

— О да, вы правы, фройляйн Женни. Кто бы мог подумать, что рождество нам придётся встречать среди свободных рабов.

— Свободные рабы? — засмеялась Женя. — Вы это серьёзно?

— Вполне, — голос Гуго серьёзен и искренен. — Им дали свободу. Но рабы, коварные, жестокие, лживые… они те же самые. Но… свободные. У них нет тормозов, фройляйн Женни. Только страх. Мы смеёмся над самообороной, но эти мальчики — наша единственная защита.

— Боже, какие ужасы! — Женя постаралась ужаснуться самым комическим образом.

— Вы счастливица, фройляйн Женни, если можете смеяться над этим. А я помню. Как мы… я гостил у друзей, в их имении. Поверьте, фройляйн Женни, они поистине заботились о своих рабах. Те ни в чём не терпели нужды. И нам пришлось бежать. Мы бежали. Всё бросив.

— А я и не заметила этого… Освобождения. Меня оно никак не коснулось.

— Вам просто повезло.

— Да, — радостно согласилась Женя. — Мне просто повезло. Большое спасибо, Гуго. И до свидания.

— До свидания, фройляйн Женни.

Церемонный поцелуй руки, и Гуго остается где-то позади. Вот ещё один поворот, знакомый забор, калитка. Бесшумный поворот ключа — Эркин промазал замок — засов на место, нижняя дверь, замок, засов, лестница — как Эркин ухитрялся проходить, да что там, пробегать по ней, не задевая ни одной скрипучей ступеньки — верхняя дверь, замок, засов.

— Мам, ты?

— Я-я, маленькая, спи.

И сонный тихий вопрос.

— А Эрик пришёл?

— Нет ещё. Он потом придёт.

Женя поцеловала Алису, и та спокойно засопела. Ну, вот она и дома. Обычные вечерние дела, которые не мешают думать. И вспоминать…

…— Это глупости, Джен!

— Ты пойми, это же не мы придумали.

— Серьёзные люди, врачи, об этом пишут.

— Да, Джен, ну, сама подумай. Вот встретишь ты своего. Единственного…

— Конечно, Джен. Ну, представь себе, у вас всё хорошо, вы любите друг друга. Ты же не можешь не отдаться ему. И всё… Отвращение, даже ненависть.

— И это надолго.

Девочки уговаривали её наперебой. Ей семнадцать лет, она заканчивает колледж. И она девственница. Конечно, это чревато массой осложнений. Как любое отклонение от нормы.

— Ты совершеннолетняя. Тебе не нужно ни сопровождение, ни разрешение.

— Это же… это же, как у врача.

— Как прививка.

— Сделай это, Джен.

Она уже не помнит, чем отговаривалась. До Весеннего Бала оставалась неделя. И девочки — Салли, Мэри-Энн и… как же её звали? Ну конечно, Дайана. Они буквально силой заставили её одеться и поехать с ними в Мэйкрофт. В Палас.

— Сама ты никогда этого не сделаешь, — решительно сказала Дайана. — Одевайся, и мы поедем вместе.

— Но… но у меня нет денег.

— Глупости, — Салли уже доставала из шкафа её юбку и нарядную блузку, батистовую, с шитьём. — Вот это лучше всего. Дефлорация стоит недорого.

— В крайнем случае, я одолжу, — Мэри-Энн ободряюще улыбнулась ей.

Всю дорогу в автобусе её трясло от страха. Но девочки так старались отвлечь её, так заботливо угощали мятной жвачкой от укачивания, что ей стало просто совестно, неловко подвести их.

— Это… очень больно?

— Да что ты, Джен. Сущие пустяки.

— Мама привела меня туда в двенадцать лет. Через два дня я уже обо всём забыла.

— А мне привезли на дом, — засмеялась Дайана. — Папа сделал сюрприз на Рождество.

— И… как? — робко спросила она.

— Оу, всё было хорошо. Мама даже потом оставила нас одних. Ненадолго.

Она попробовала представить свою маму, и ей стало так страшно и противно.

— Ничего, Джен, — Мэри-Энн погладила её вцепившуюся в сумочку руку. — К стоматологу тоже идти страшно. Мы будем с тобой до конца.

— Почти до конца, — лукаво улыбнулась Салли.

— Но мы поможем тебе с выбором.

И до самых дверей Паласа они утешали и ободряли её. В первый и последний раз перед ней открылись резные тяжёлые двери с фигурной буквой L в центре орнамента. И шум, музыка, огни оглушили её. В будочке кассы сидела пожилая безукоризненно одетая и причёсанная дама. Настоящая леди.

— Дефлорация, миледи, — пролепетала она, протягивая деньги.

— Поздравляю, милочка, — ласково улыбнулась ей леди, протягивая билетик с ярко-красной буквой d.

— Рады вас видеть, мисс, — улыбнулся ей служитель в форме, принявший её билетик у входа в зал. — Комната направо, мисс.

Она послушно повернула туда, но Дайана остановила её.

— Нет, Джен. Тебе надо успокоиться.

— Конечно, Джен. Немного погуляем.

Она никогда не думала, что мужчины могут быть так красивы. Облегающая одежда подчёркивала гибкость и ловкость их тел. Здесь были и мулаты всех оттенков, и негры, и те, кого девочки называли трёхкровками. Они танцевали на сцене и в зале. Улыбались ей. Их глаза скользили по её лицу и телу. Впервые она ощутила и поняла, что это такое, когда раздевают глазами и восхищаются увиденным. Она гуляла под руку с Дайаной, и только рука Дайаны, уверенная и тёплая, удерживала её от бегства. Они зашли и в комнату направо, которую ей указал служитель. Несколько негров, сидевших на узкой низкой скамье, заулыбались ей. Один, с краю, встал и, покачивая бёдрами, будто танцуя, повернулся боком, выгибаясь в пояснице… Она отпрянула и выскочила обратно в зал.

— Ну же, Джен, — засмеялась Дайана, — нельзя быть такой трусихой.

— Я знаю, — Салли захлопала в ладоши, восторгаясь собственной выдумкой. — Мы пойдем на рулётку. Там всё для всех.

— Салли, это гениально! — поцеловала её в щеку Мэри-Энн.

— Разумеется, мы все сыграем, — одобрила Дайана.

Рулетка? Какая ещё рулетка?

— Да очень просто, Джен. Ты платишь и запускаешь рулетку. На каждом номере спальник. Какой тебе выпадет. Это судьба.

— Да, — засмеялась Дайана. — Это судьба.

Круглый зал. В центре огромный как стол диск со стрелкой. А по стенам узкие открытые шкафы и в них застывшие в отточено изящных позах молодые мужчины, юноши, подростки, в облегающей, подчеркивающей их фигуры одежде.

— Оу, девочки, индеец!

— Да, это редкость, — согласилась Дайана.

— Но индеец слишком страстен для первого раза, — со знанием дела сказала Салли.

— Да нет, он не более страстен, чем чёрный, — не согласилась Мэри-Энн. — Чёрный более взрывной. Посмотри вон на того.

Они заспорили, обсуждая достоинства выставленных спальников. А она смотрела на него. Он стоял спокойно, как и все, слегка прогнувшись в пояснице. Рубашка была у него застёгнута до половины груди, и виднелась кожа глубокого красновато-коричневого цвета. Он смотрел куда-то поверх голов, и сомкнутые губы чуть улыбались, смягчая точёное смуглое лицо.

— Вы играете, мисс?

Она, не глядя, отдала деньги, нажала какой-то рычаг. Заиграла музыка, и под эту музыку ожили, задвигались фигуры. Он опустил глаза, и их взгляды встретились. И он улыбнулся. Блеснули белые зубы, и всё его лицо стало другим. Нет, оно не утратило ни красоты, ни сосредоточенности, но она поняла… Она не успела осознать, что именно, потому что закричал распорядитель.