Драйвер (СИ) - Север Олег

Князь поморщился. Святослав, как всегда, был далек от реального положения дел, сидя в своем златоверхом Киеве. Ему важен был только престиж, а не судьба людей, живущих на окраинах княжества. Но спорить с ним было бесполезно. Придется действовать.

Рюрик вновь подозвал Мирослава.

- Возьми с собой не три, а пять сотен воинов, – приказал он. – И не только в Торческ. Обойди все земли чёрных клобуков. Найди хоть какую-нибудь зацепку, хоть ниточку, за которую можно ухватиться. И помни, Мирослав: действуй хитро, как лис, но будь готов к бою, как волк. От этого зависит, не только моя власть, но и судьба всей нашей земли.

Август 1188 года

Великая степь

Кочевья хана Кончака из рода Шарукидов.

Ветер Великой степи, извечный скиталец, яростно трепал кожаные полы шатра хана Кончака. Раскинувшееся по бескрайним просторам кочевье напоминало огромное пятнистое чудовище, дышащее огнем очагов. Кони ржали, женщины хлопотали у очагов, дети с азартом гоняли пыль. Но в сердце хана царила тяжесть, не поддающаяся ветру.

С тех пор как в степи объявился чужак – русский внук хана Кучума, правнук Аепы, – мир перевернулся, словно опрокинутая юрта. Лукоморская орда, некогда платившая дань Кончаку, ныне как хорошо выезженный конь была под его дядькой - каганом Кобяком. Бывший соратник, прошедший огонь и воду, а ныне постыдно ударился в торговлю да земледелие, что словно ядовитая плесень, разъедала степной уклад. Еще поколение-другое, и вольные кыпчаки забудут вкус кочевой жизни, променяв ее на тесные города и смрадные хутора, уподобятся оседлым черным клобукам. И пусть сила Кобяка росла, как тесто на дрожжах, притягивая к себе мелких ханов из Поднепровья и подчиняя орду с Днестра, Кончак видел в этом лишь неминуемую гибель степной вольницы. Нужно действовать немедля, пока еще крепка рука, но в открытом бою лукоморцев не одолеть. Остается лишь одно: объединить все орды кыпчаков, кочующих от Волги до самого Дуная, и искать союзников, для которых гибель Кобяка и его племянника Юрия – вопрос выживания.

Хан Кончак окинул взглядом свое кочевье. Он видел силу и слабость своего народа. Воины его были отважны и умелы в бою, но разрозненность и междоусобицы ослабляли их. Ему предстояло сломить вековые традиции, убедить гордых ханов забыть о личных амбициях и объединиться перед лицом общей угрозы.

Но как убедить тех, кто привык видеть в другом лишь соперника? Как заставить их поверить в то, что только вместе они смогут противостоять растущей мощи Кобяка? Кончак знал, что слова тут бессильны. Нужны были действия, пример, способный зажечь сердца и вдохновить на подвиг.

Первым делом нужно отправить гонцов во все концы степи, призывая ханов на курултай. Обещал не золото и власть, а лишь возможность сохранить свою свободу и независимость. Многих этот призыв оставит равнодушными, другие отнесутся к нему с подозрением, но нйдутся и те, кто готов был выслушать.

Одновременно с этим Кончак начал искать союзников за пределами степи и в первую очередь его взор упал на русские княжества. Кончак понимал, что русские князья – это зыбкий, непредсказуемый союз. Раздираемые междоусобицами, ослепленные жаждой власти, они редко видели дальше стен собственного княжества. Лишь две-три фигуры из всего сонма русских князей могли подойти на роль союзника. После долгих раздумий выбор пал на Всеволода Владимирского, еще один дядька Юрия, которому людская молва приписывает убийство двух старших братьев и их детей, ради княжеского стола.

Сквозь земли русские и половецкие неслись слухи о его жестокости и непомерных амбициях, а значит, он был готов на все ради достижения своих целей. Кончак решил обратить это в свою пользу. К Всеволоду отправились послы с богатыми дарами и посулами помощи в борьбе за великокняжеский престол, и, конечно же, в войне против племянника.

Август 1188 года

Торецк

Кун-тугды, князь чёрных клобуков из племени торков.

С дозволения половецкого кахана Кобяка, Юрий выделил торкам земли меж Волгой и Иловлей. Не пришлись по нраву вольным половецким кочевникам эти земли: леса дремучие, дубравы тенистые, да топи болотные – не степной то приволье для их лихого коня. Зато торкам, более осевшим, нежели кочевавшим, приглянулись эти угодья.

Семь тысяч торкских семей, ведомых князем Кун-тугды, потянулись за Юрием, и средь них – две тысячи воинов-рубак. Тысячу лучших Кун-тугды отправил с Юрием в Суздаль, во главе их поставив наследника своего – Злотана. Другая же тысяча принялась усмирять и обживать новую родину. Возвели град посередь выделенной земли и, без затей, нарекли его Торецком. И для земледелия, и для скотоводства хватало плодородной земли и простора. В междуречье селились не только торки, но и русские семьи. Торки уже больше ста лет жили бок о бок с руссами, переняли часть их традиций и обычаев, и князь тому не препятствовал, а лишь радовался. Чем больше переселенцев, тем легче будет выполнить просьбу князя – со временем поставить по Волге поселения, через день пути. Юрий особо наставлял: выполнять не спеша, дабы быть уверенными в их безопасности. Как ни странно, местных жителей почти не было. Семьи бродников, в малом числе жившие вдоль Иловли, на прибытие торков отреагировали настороженно, но постепенно привыкли к новым соседям. Торки не были враждебны, их воины, хоть и суровы на вид, не притесняли бродников, а скорее оберегали от набегов диких кочевников, что еще рыскали по степям. Постепенно завязалась торговля: бродники меняли рыбу и дичь на торкские изделия из металла и скот.

Время шло, хутора расползались все дальше и дальше от поставленного города, и вскоре уже на расстоянии семи дней пути встречались починки да околы. На Волге, на одной линии с Торецком, основали село Рыбинск (Верхний Балыклей), в месте, где река Рыбная впадает в Волгу. От Рыбного до Волоти выходило пять дней пути, и в первую очередь Кун-тугды планировал обустроить именно этот участок торгового пути. Он видел, что Волоть неплохо наживается не только на волоке, но и просто на стоянке купцов. Выделив из молодых родичей самых ухватистых и разумных, он отправил их в Волоть уму-разуму набираться.

Рыбинск, питаемый купеческими караванами, рос и крепчал, словно тесто на дрожжах, принося первую прибыль. В нём, как грибы после дождя, множились постоялые дворы, шумел базар, куда окрестные жители свозили свои немудрёные товары на продажу и обмен. Причалы ломились от судов, маня не только торговцев, но и лихих людей. Дважды волжские ушкуйники пытались взять богатое село нахрапом, но княжеская ладья, словно сторожевой пёс, вовремя пресекла их дерзкие поползновения, обратив разбойничьи струги в пылающие головешки. Эта кровавая наука на время отбила охоту у воровской братии, но Кун-тугды, не надеясь на случай, вынужден был отправить на волжский берег, с базированием в Рыбинске, пару конных отрядов, дабы зорко следили за порядком и лихим людом. По приказу Кун-тугды, у стен Рыбинска выросли бревенчатые казармы, где день и ночь кони били копытами, а в кузницах ковали оружие. Воины, облаченные в кольчуги и шлемы, патрулировали улицы, зорко высматривая подозрительных личностей. На базаре, среди торговцев и покупателей, сновали переодетые лазутчики, собирая информацию о замыслах недоброжелателей. Никто не смел нарушить установленный порядок, ибо знали, что за малейшую провинность неминуемо последует суровое наказание.

Август 1188 года

Константинополь

Иегуда бен Элиягу Хадассириал и ребе Цемах-Цедек

В этот раз духовный лидер караимов назначил встречу своему посланнику в тенистом саду, где аромат кофе, новомодного напитка, стремительно завоевывающего Константинополь, смешивался с благоуханием роз.

– Так, значит, с князем Юрием договориться не удалось? – спросил Иегуда, его голос был тих, но в нем звучала тревога.

– Увы, нет. Он не только отказал, но и хазар припомнил, мол, подобный трюк срабатывает лишь с теми, чья память коротка, – ответил Цемах-Цедек с горечью.