Оракул с Уолл-стрит 5 (СИ) - Тыналин Алим

— Мне пора, Джонатан. Исследовательский отдел готов. Обсудим результаты после совещания.

Положив трубку, я оправил манжеты рубашки, поправил серебряные запонки с гравировкой «У. С.» и надел пиджак. Даже перед своими сотрудниками следовало выглядеть безупречно. Особенно теперь, когда мои тревожные прогнозы начинали сбываться.

Конференц-зал встретил меня приглушенным светом из-за наполовину опущенных бронзовых жалюзи. Тяжелый стол из красного дерева окружали кожаные кресла с высокими спинками. Стены украшали графики динамики рынка за последние пятьдесят лет, карты мировых торговых путей и портреты финансовых титанов прошлого. В воздухе витал аромат дорогого табака и политуры для мебели.

— Доброе утро, — я кивнул собравшимся. — Благодарю за пунктуальность.

Сара Левински вскочила первой. Невысокая, стройная женщина с каштановыми волосами, аккуратно уложенными в деловую прическу, и проницательными карими глазами за очками в тонкой оправе. Одна из немногих женщин, пробившихся в финансовый мир благодаря исключительному аналитическому дару.

— Мистер Стерлинг, — начала она, раскладывая графики, — я подготовила сводный анализ последних экономических показателей. Картина тревожная.

Она указала на первый график — объемы маржинальных кредитов.

— Общая сумма маржинальных ссуд достигла рекордных восьми с половиной миллиардов долларов. Это почти десятикратный рост за последние пять лет.

Хендерсон нахмурился:

— Самое тревожное в том, что обеспечением служат сами акции, купленные на эти ссуды. Мы видим классический мыльный пузырь. При малейшем снижении котировок начнутся массовые маржин-коллы.

Я подошел к графику, изучая цифры.

— А вот что особенно важно, — я указал на небольшую таблицу в углу. — Средний коэффициент покрытия. В 1927 году инвестор должен был внести не менее сорока пяти процентов собственных средств для покупки акций. Сейчас эта цифра упала до девяти целых семи десятых процента.

— Девять процентов! — воскликнул молодой Томпсон. — Получается, на каждые десять долларов стоимости акций приходится меньше одного доллара реальных денег?

— Именно, — кивнула Сара. — И вот что еще любопытно…

Она перевернула страницу, показывая новую диаграмму.

— Я проанализировала операции двадцати крупнейших семейных трастов за последние три месяца. То, что на жаргоне называют «умными деньгами».

Все склонились над таблицей, которая представляла собой пугающую картину.

— Вандербильты сократили позиции в акциях на тридцать два процента. Уитни — на сорок один. Роквуды — на двадцать восемь процентов. Морганы…

— Они выходят из рынка, — задумчиво произнес Хендерсон. — Традиционные деньги покидают корабль.

— И делают это тихо и методично, — добавила Сара. — Небольшими партиями через разные брокерские конторы. Чтобы не создавать паники.

Само собой, ведь я сам рекомендовал эту стратегию.

Молодой Томпсон, недавний выпускник Принстона с амбициями и идеалистическими представлениями о финансовом мире, поднял руку:

— При всем уважении, мисс Левински, но значит ли это неизбежный крах? Профессор Фишер из Йеля утверждает, что американская экономика достигла «плато постоянного процветания». Новые технологии, растущая производительность…

Я покачал головой, останавливая его:

— Томпсон, сколько стоят акции RCA сегодня?

— Э-э… около 400 долларов за акцию, сэр.

— А какова годовая прибыль компании на одну акцию?

— Примерно… — он замялся, — примерно четыре доллара.

— Соотношение цены к прибыли — сто к одному, — я подчеркнул цифру на доске. — В исторической перспективе нормальным считается пятнадцать-двадцать к одному.

Хендерсон кивнул:

— А если учесть, что часть этой прибыли — бухгалтерские уловки и манипуляции с отчетностью…

Я взял из рук Сары следующий график, показывающий соотношение между ростом промышленного производства и ростом цен акций.

— За последние три года промышленное производство выросло на двадцать процентов. А индекс Доу-Джонса — на четыреста процентов. Цены на акции совершенно оторвались от реальной экономики.

Сара продолжила, переходя к секторальному анализу:

— Автомобильная промышленность демонстрирует первые признаки насыщения. Коэффициент обновления автопарка снизился с двадцати двух процентов до восемнадцати. Продажи нового жилья в июле упали на шесть процентов по сравнению с прошлогодним показателем.

— И при этом строительные компании торгуются с премией в восемьдесят процентов к прошлогодним ценам, — добавил Хендерсон.

Томпсон выглядел обескураженным:

— Но если все так очевидно, почему никто не видит опасности?

— О, многие видят, — я подошел к окну, глядя на городской пейзаж. — Просто говорить об этом непопулярно. Никто не хочет быть человеком, который испортил вечеринку.

— К тому же, — добавила Сара с горькой улыбкой, — сложно убедить людей, которые зарабатывают состояния на растущем рынке, что этот рост — иллюзия.

Я положил на стол папку с распоряжениями:

— В свете новых данных, приказываю увеличить долю наличных средств в портфелях наших консервативных клиентов до пятидесяти процентов. К концу сентября — до восьмидесяти. Минимизировать позиции в биржевых спекулянтах и компаниях с высоким уровнем долга.

— Клиенты будут сопротивляться, — предупредил Хендерсон. — Леннокс уже трижды звонил мне с требованием увеличить долю акций в его портфеле.

— Леннокс скажет вам спасибо через три месяца, — я собрал бумаги. — Наша задача защитить клиентов, даже если им это не нравится. Для тех, кто настаивает на агрессивных стратегиях, подготовьте документы о принятии риска с подписью.

Совещание закончилось, но Сара задержалась, когда остальные вышли.

— Мистер Стерлинг, — она выглядела встревоженной, — есть еще кое-что. Из Европы.

Она протянула мне телеграмму с пометкой «Конфиденциально».

— От нашего контакта в Deutsche Bank. Немецкие промышленники столкнулись с серьезным кризисом ликвидности. Банки сокращают кредитование. Выплаты репараций становятся все более обременительными.

Я внимательно прочитал телеграмму. За сухими фразами скрывалась угроза международного масштаба.

— Если Германия начнет испытывать серьезные финансовые трудности, это может стать спусковым крючком, — пробормотал я. — Они получают огромные американские кредиты для выплаты репараций.

— Именно, — кивнула Сара. — Это замкнутый круг. Америка кредитует Германию, Германия платит репарации Франции и Англии, они возвращают военные долги Америке. Если одно звено выпадет…

Еще бы. Тогда Германия погрузится в бездну ужасающей инфляции и банкротства, обнищает и в стране возникнет благоприятная обстановка для появления такого хищника, как Гитлер.

Я поблагодарил Сару и вернулся в свой кабинет. На столе уже ждала новая стопка телеграмм и писем. В том числе записка от Элизабет Кларк, которая просила о срочной встрече.

Зазвонил телефон. Мисс Говард сообщила, что на линии Вандервуд.

— Соедините, — я взял трубку. — Мистер Вандервуд, какая приятная неожиданность.

— Стерлинг! — голос Вандервуда звучал непривычно нервно. — Я только что просмотрел заполняемость наших отелей за август. Снижение на четыре процента по сравнению с июлем. Впервые за два года.

Я сделал глубокий вдох. Еще один признак.

— И что говорит ваш финансовый директор?

— Колфилд? Твердит о сезонных колебаниях. Но я вспомнил ваши предостережения и решил позвонить напрямую.

— Мистер Вандервуд, помните наш разговор о расширении? Я настоятельно рекомендую не только воздержаться от новых проектов, но и сократить операционные расходы по существующим. И увеличить резервы наличности.

— Настолько серьезно? — в его голосе слышалось сомнение.

— Настолько, — твердо ответил я. — Приготовьтесь к тому, что следующий квартал может показать еще более значительное снижение. Десять-пятнадцать процентов.

После разговора с Вандервудом я снова подошел к окну, глядя на город. Часы на башне Metropolitan Life показывали без четверти двенадцать. Время истекало.