Цивилизация (СИ) - Безбашенный Аноним "Безбашенный"

— Мы продержимся и два года, если это понадобится. Прошлым летом мы уже развернули третий легион — на него, правда, нет двух полных составов на смену этому…

— Двух полных составов на смену?! — опешил Одноглазый, — Так! А на первый и второй они у вас уже есть? Так это что же тогда получается? Три легиона вместо одного, шесть вместо двух и девять вместо трёх?!

— Да, если призвать весь контингент разом, то каждый наш легион развернётся в три, — подтвердил я, — Но девяти легионов у нас не наберётся — я же сказал, что на третий нет пока двух полных составов на смену основному.

— Да пускай даже и шесть — не будем считать этот третий, который нужен вам для охраны ваших границ от разбойных набегов дикарей. Шесть ИСПАНСКИХ легионов! Если бы вы только знали, как мне не хватало испанцев в этой последней войне! Галаты — да, они храбры, как и галлы, но точно так же неорганизованны и не годны к правильному бою. А эти вифинцы — ну, кое-что они умеют, но что это за бойцы? У вас — испанцы, и их — шесть легионов, а у римлян в Бетике — один. Так чего же вы ждёте?! Вы же с лёгкостью сомнёте его и сбросите в море! Да я бы на вашем месте…

— Да, Пятый Дальнеиспанский — легко. Восьмой Ближнеиспанский уже труднее — не было бы уже фактора внезапности, но справились бы и с ним. Хорошо, уничтожаем мы их, сбрасываем их остатки в море, но дальше-то что? Чей флот господствует на море?

— А что вам море? И в ТУ войну на море господствовал римский флот, но разве помешал он моему походу в Италию?

— Ты и нам предлагаешь прогуляться туда по суше и через Альпы? Не обессудь, почтеннейший, но в наши планы это не входит. Да и не об этом речь, а о том, что не имея флота, способного потягаться на равных с римским, как мы сможем помешать высадке в Испании всё новых и новых римских войск?

— И что вы, на суше их не разобьёте?

— Сколько раз, почтеннейший? Ты сделал это при Требии, при Транзименском озере и при Каннах, но к концу ТОЙ войны у Рима всё равно было уже больше двадцати легионов — заметь, ПОСЛЕ всех тех потерь, которые они понесли от тебя. И ты сам сказал о тех жалких остатках своего прежнего войска, с которыми даже ТЫ не смог выиграть у Сципиона при Заме. Ты выигрывал сражения, пока было с кем, но ты нёс потери, которых не мог восполнить достойной заменой. В том же положении оказались бы и мы, если бы вдруг сошли с ума и вздумали воевать с Римом. Двадцать — это не шесть и даже не девять. Даже при размене двух римских легионов на один наш мы всё равно проигрываем войну и теряем наше государство и все связанные с ним надежды, а для того ли мы его создавали?

— Я разве предлагаю вам воевать с Римом в одиночку? Филипп Македонский не очень-то доволен тем униженным положением, в которое его поставил Рим. Он мечтает о реванше и не упустит случая, если судьба пошлёт ему сильного союзника.

— Это два легиона.

— Что два легиона?

— Консульская армия Тита Квинкция Фламинина в тот год, когда Филипп был гораздо сильнее, чем теперь. Восемнадцать — остаются против нас.

— А греки? Их тоже не радует римская гегемония.

— Македонская радовала их ещё меньше. С чего бы им теперь сожалеть о ней?

— Карфаген мог бы быстро отстроить свой военный флот…

— И вывести его в море против римского с необученными экипажами? Даже в ТУ войну дела у карфагенского флота обстояли не в пример лучше нынешних, но сильно ли это повлияло на ход войны? Да и в Первую, когда дела его обстояли ещё лучше, разве помешал он высадке римских войск в Африке? То же самое случится и в этот раз, только ещё быстрее, и какую помощь Карфаген сможет оказать нам, когда сам будет нуждаться в ней? Если в свои лучшие времена он не мог защитить даже собственного африканского побережья, то как мы можем надеяться на то, что теперь он защитит наше?

— Тоже верно, — со вздохом признал Ганнибал, — Да и что вам Карфаген? Это для меня он — родной город, и я думаю прежде всего о нём, а вы, конечно же, думаете прежде всего об интересах вашей собственной страны, и вправе ли я порицать вас за это?

— И вдобавок — прости уж, почтеннейший, за неприятную правду, но у турдетан и о карфагенской власти не самые лучшие воспоминания. Римская власть нелегка, но ведь карфагенская была ещё тяжелее. Ты мечтаешь о возврате величия Карфагена, но любое величие кого-то одного бывает обычно за счёт унижения и ограбления других. Мы же не рвёмся к величию сами, но не хотим и чужого величия за наш счёт.

— В том ли сейчас положении Карфаген, чтобы мечтать о былом величии? Тут бы нумидийцам не дать себя сожрать! Разве о многом я просил римский сенат, когда был суффетом? Всего шестьдесят кораблей вместо былых двухсот двадцати и всего полсотни слонов вместо былых трёхсот!

— И это ты называешь "всего"? И я бы на месте римских сенаторов взвился на дыбы, если бы через каких-то четыре года после ТОЙ войны услыхал подобную просьбу от ТОГО САМОГО Ганнибала! У тебя ведь тридцать семь слонов было в начале твоего похода на Италию?

— Да, и через Альпы мне удалось провести только пятнадцать из них, да и тех я вскоре потерял в болотах на пути к Этрурии.

— А потом Бомилькар доставил их тебе в Локры сорок — это в два с лишним раза больше, чем ты привёл в Италию сам. И сколько, кстати, у него было кораблей?

— Ты спрашиваешь о боевых квинкеремах? Около тридцати, но подкрепление для меня доставили не они сами, а охраняемые ими "купцы".

— Это понятно, но разве в этом дело?

— Я понял, о чём ты. Просить вдвое больше кораблей, чем было у Бомилькара, и больше слонов, чем он мне тогда доставил — где был тогда мой рассудок? Увы, прошлого — уже не изменить…

— Для лучшей защиты от пиратов хватило бы и тех двадцати кораблей, которые Сципион был согласен оставить Карфагену на первых переговорах до нарушения вашими популистами перемирия, а для обкатки конницы хватило бы и десятка слонов. Но и такая просьба должна была исходить не от тебя — особенно с учётом той клятвы, которую твой отец взял с тебя в детстве…

— О том, что я до последнего вздоха буду врагом Рима? — усмехнулся Циклоп.

— А разве нет? Говорят даже, будто бы ты тогда поклялся отцу вообще сравнять Рим с землёй. Это правда?

— Это уже потом переврала молва. Мой отец, конечно, ненавидел Рим, но всё-же не настолько, чтобы желать его непременного уничтожения. Не стремился к этому и я сам. Клятва отцу была, но немного другая — сделать всё возможное, чтобы взять у Рима реванш за Первую войну. А когда я был уже у Антиоха, к нему прибыло римское посольство во главе со Сципионом, и мы встретились с ним. Мы просто вспоминали былое, но Антиоху кто-то из его царедворцев нашептал, будто бы я за его спиной сговариваюсь с римлянами. Вот тогда я и рассказал царю об этой клятве — не о той, которую дал отцу на самом деле, а о той, что мне давно уже приписала молва, которая и "подтвердила" мои слова ему.

— А за что твой отец, почтеннейший, так ненавидел Рим? Понятно, что недавний враг, но на войне — как на войне. Раз уж заключили мир — к чему эта дальнейшая вражда?

— Не за саму войну, конечно. Но ты не мог не слыхать о Ливийской войне, что началась у нас по окончании первой войны с Римом. По мирному договору мы уступали Риму Сицилию, но о Сардинии и Корсике речи не было, и они по справедливости должны были оставаться нашими. Но когда проклятые толстосумы не пожелали выплатить сполна жалованье, которое задолжали наёмникам из сицилийской армии моего отца, и начали с ними торговаться, те взбунтовались, а вместе с ними взбунтовались и подвластные нам ливийцы. Был даже момент, когда они держали в осаде сам Город, а такое не забывается, так что об этом ты должен был слыхать. Как раз после этого Город и был обнесён новой стеной, которая прикрыла теперь и Мегару…

— Слыхал, конечно. С наёмниками понятно, а у ливийцев какие были причины?

— Ну, о тяжести нашей власти ты сказал и сам, и увы, мне нечего возразить на это. Но что нам ещё оставалось? Тех прекрасно возделанных угодий, которые вы застали, в то время ещё почти не было — Мегара разве что, да ближайшие окрестности Города. Нам проще было с Сицилии хлеб для Города ввозить, чем самим его возделывать, и когда мы вдруг лишились этой нашей главной житницы, Карфагену грозил голод. Испанская Бетика отпала от нас в ходе войны, отчего моему отцу и пришлось потом завоёвывать её заново, а на Сардинии и Корсике тоже взбунтовались не получившие жалованья наёмники, и оба острова оказались в их руках. Из кого нам было ещё выколачивать столь нужный Городу хлеб кроме этих несчастных ливийцев?