Оружие юга (ЛП) - Тертлдав Гарри Норман

"Спасибо, генерал Форрест, спасибо," - сказал Ли с изрядным облегчением.

"Я сделаю все, от меня зависящее, чтобы не препятствовать вам в ваших начинаниях," - сказал Форрест.

"Вот как?" - произнес Ли, чувствуя одновременно подозрение и облегчение. "После всех тех непрятностей, которые сопровождали кампанию, рад это услышать, но…" Он подпустил в свой голос легкую нотку сомнения.

Форрест, как известно, был обидчив; и если он не шутил, не было смысла раздразнивать его.

Но сегодня в нем не было и следа агрессивности. Он махнул рукой. "Все, что было - это просто предвыборная тактика. Я пытался вывести вас из себя, а избирателей просто напугать - так же, как я пугал янки, чтобы заставить их бежать." Он снова взмахнул руками, на этот раз как бы охватывая всю Конфедерацию. "Я был близок к победе."

"Да, это так, сэр," - сказал Ли. "И теперь вы настолько щедры, что обещаете свою поддержку мне?"

"Что касается негров, генерал Ли, я не согласен с вами по-прежнему, и я не думаю, что когда-нибудь соглашусь," - сказал Форрест. "Но я проиграл. И теперь это не имеет значения. То, что я получил удар по своей самоуверенности, очевидный факт, сэр. И если бы я теперь попер наперекор очевидному, в этом не было бы ничего, кроме глупости и безрассудства. Я хотел встретиться с вами и сказать вам об этом прямо."

Ли увидел, что он говорит искренне. На этот раз, он сам протянул руку, которую Форрест крепко сжал.

Ли сказал: "Нация обязана вам долгом благодарности за вашу точку зрения. Я надеюсь, вы простите меня за эти слова, но мне хотелось бы слышать то же самое и от многих других. Разговоры о новом отделении юго-западных штатов вызывают глубокую тревогу у меня, а сенатор Вигфолл позволяет себе слишком много."

"Он не успокоился, не так ли?" Форрест усмехнулся, а затем закаменел. "Я вам вот что скажу, генерал Ли. Если эти проклятые дураки попытаются покинуть Конфедерацию, я одену мою форму обратно и быстро, в течение шести недель, вразумлю их. И я не шучу, сэр. Можете сообщить это газетам, или если вы хотите, я скажу им это сам."

"Если бы вы сделали это сами, генерал Форрест, я думаю, что это имело бы весьма благоприятное влияние на все заинтересованные стороны."

"Тогда я это сделаю," - сказал Форрест.

"Не желаете зайти внутрь и выпить кофе со мной?" - спросил Ли. В Ричмонде, он фактически выгнал Форреста из своего дома; теперь он своим предложением как бы извинялся за это.

Но Форрест покачал головой; он также вспомнил ссору. "Нет, сэр. Я делаю это ради страны, а не ради вас. Я чувствую ответственность за людей, голосовавших за меня, но не имею власти, чтобы удовлетворить их чаяния. Я буду стремиться для этого противодействовать вам, но на законных основаниях."

"Это ваше право, как и право каждого гражданина. Конечно, Конгресс должен будет ратифицировать мои законопроекты для того, чтобы они вступили в силу… Думаю, будут значительные дебаты."

Ли и Альберт Галлатин Браун уже начали консультации с приступившими к работе конгрессменами и сенаторами, пытаясь склонить их в пользу начала постепенного, компенсируемого освобождения негров. Он думал, что у его программы была возможность прохождения у законодателей, но также он понимал, что это далеко не гарантировано.

Форрест отвесил поклон Ли. "Мы были соперниками, и до сих пор расходимся во взглядах, но мы оба боролись за эту страну. Мы можем и должны работать вместе, чтобы сохранить ее в целости. Вот о чем я пришел говорить, генерал Ли, и рад, что сказал… Всего хорошего, сэр." Он снова поклонился, вскочил на своего Короля Филиппа, и ускакал.

Ли затеребил бороду, провожая взглядом Форреста. Он чувствовал, как будто солидный груз упал с его плеч. Натан Бедфорд Форрест оставался его политическим соперником, но, похоже, выбывал из числа личных врагов. Это радовало Ли; с политическими противниками можно было вести диалог. Эта случайная мысль привела его в недомение: неужели он на самом деле превращается на старости в политика? Он остановился, и обдумал все еще раз. Наконец, он покачал головой. Неизбежная деградация мозга еще не зашла так далеко.

Одетый в воскресенье в лучшее из всех его четырех рубашек и трех брюк, что, впрочем, ничем не отличалось от того, что он носил остальные шесть дней в неделю, Нейт Коделл спешил в баптистскую церковь Нэшвилла. Зайдя внутрь, он снял шляпу и занял место на одной из жестких деревянных скамей. Несколько человек, включая проповедника Бена Дрейка, неодобрительно посмотрели на него; служба уже вот-вот должна была начаться. Он избегал взгляда Дрейка, присев на место.

Янси Гловер важно вышел вперед, кивнул проповеднику, и постоял несколько секунд, дожидаясь внимания. Затем регент затянул "Господь наш меч." Община подхватила. Псалтырь был не нужен; глубокий бас Гловера вел их за собой. Этот голос был одной из причин, по которой староста храма являлся также и регентом.

Дальше последовали "Господь ведет меня" и еще несколько гимнов. Община постепенно разогревалась, как духовно, так и телесно - снаружи шел холодный, противный дождик. Янси Гловер прошествовал обратно на свое место. Бен Дрейк стукнул кулаком по кафедре, один, два, три раза. Проповедник был импозантный мужчина лет сорока пяти с копной седых волос; он служил несколько месяцев в звании лейтенанта в 'Непобедимой Касталии', пока хроническая дизентерия не заставила его выйти в отставку.

"'Знаю дела твои', говорит Книга Откровения," - начал Дрейк, - "что ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден, или горяч. Но, поскольку ты просто равнодушен, а не холоден и не горяч, то извергну тебя из уст Моих." Вот что Бог говорит, друзья мои - вы не можете, вы не смеете, быть равнодушными. Опять же, в Книге Второзакония: "Ты должен любить Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею, и всеми силами твоими."

"Не частью своих сил, друзья, не маленькими силами или иногда. Всеми силами вашими, насколько можно, все время - когда как вы едите или работаете, моетесь или читаете. Вы не можете быть равнодушными, или Господь извергнет вас из уст Его. И вы не захотите, вы и в самом деле этого не сделаете, потому что если Господь извергнет вас из уст Его, то кто сразу овладеет вами? Вы знаете, кто, друзья мои - сатана, вот кто. Апостол Павел говорит в послании к Филиппийцам, 'конец их погибель, бог их чрево, гордыня их стыд, их мысль лишь о земном'. Так что вы хотите делать? Вас волнуют лишь вещи этого мира, или Бог, который пребывает вовек?"

"Бог!" - закричала община в один голос. Нейт тоже кричал так громко, как мог. Он сожалел, когда Дрейк был вынужден покинуть полк; люди уважительно слушали его. Он мог бы стать капитаном вместо Джорджа Льюиса, когда Джон Харрисон ушел в отставку в октябре 1862 года. Если бы он воодушевлял солдат на поле боя вполовину так, как он делал с трибуны церкви, 'Непобедимые Кастальцы', оказались бы в хороших руках.

Он продолжал славить Бога и обливать презрением сатану и вещи этого мира в течение следующих нескольких часов. К тому времени вся паства уже стояла на ногах и вторила ему.

Он заставил Коделла испытать стыд за то, что он пил и ругался и даже за то, что он курил. Как уже неоднократно до этого, он вновь поклялся отказаться от своих дурных привычек. Ему никогда не удавалось выполнить какие-либо из этих обетов. За это ему тоже было стыдно.

Служба закончилась очередной порцией песнопений. Кое-кто поднялся на амвон, чтобы поговорить с проповедником о проповеди. Другие прогуливались небольшими группами внутри церкви. Некоторые из них также говорили о проповеди; для других, табак или лошади представляли более насущной интерес, даже в воскресенье. Молодые люди воспользовались возможностью поглазеть на барышень, и даже, набравшись смелости, поприветствовать их. Церковь была в городе неким общественным центром, местом, где все могли собраться вместе.