Второгодник (СИ) - Литвишко Олег

— Чушь полная!!! Полный дилетантизм! Я даже теряюсь с ответами.

— Это просто необычная постановка вопроса. Когда я сказал о десяти процентах патриотов, у вас у всех глаза на лоб полезли от глупости постановки вопроса, а вот планы работы по патриотическому воспитанию — это да, это понятно. Кстати сказать, можете провести интересное исследование о том, какие глаголы используются во всяческих постановлениях, решениях и законах. Если вы будете внимательны и честны, то увидите, что в 80–90 % случаев используются глаголы в несовершенном виде: делать, а не сделать, добиваться, а не добиться и т. п. Другими словами, все эти документы сориентированы на процесс, а не на результат, что, собственно, и приводит к той ситуации, которую мы имеем. Ну, все, достаточно! Каждый может и должен остаться при своем мнении.

Если кто-то из вас задумается над известными вопросами, но под другим углом зрения — буду рад. А сейчас три блиц вопроса, одна сентенция и резюме нашей беседы. Вопрос раз — ответ одним словом: Кто главное действующее лицо педагогического процесса, от кого в большей степени зависят результаты?

— Учитель!

— Министр, то есть государство.

— Ученики, — вставила Лариса Сергеевна.

— Товарищи, это ужасно — все неверно! А еще есть варианты? — я сделал круглые глаза, изображая вселенский ужас. Возникла пауза. Она, эта пауза, повисла очень веско, почти зримо.

— Не буду расшифровывать правильный ответ — читайте Макаренко, но это — директор школы. Вопрос номер два: кто самое заинтересованное лицо в результатах педагогического процесса?

— Государство. Оно ставит задачи и проверяет результаты!

— Педагоги. Они отвечают за результат, с них спрос, — сказала Нонна Николаевна.

— Ученики, — второй раз подряд сказала Лариса Сергеевна.

— Родители, — буркнул я. — Третий и последний вопрос: что такое педагогика, наука или что-то еще?

— Конечно, наука, — вполне уверенно проговорил Сергей Иванович.

— Наука.

— Наука!

— Если верить К.Д. Ушинскому, которого принято считать основателем советской педагогической науки, то педагогика — искусство, а не наука. Непонимание этой простой истины, на мой взгляд, является решающим аргументом в пользу того, почему система среднего образования в СССР все время, раз за разом, начиная с конца 30-х годов, деградирует. И, к великому сожалению, будет продолжать деградировать до полного развала.

Педагогика, как и, например, театр имеют одну природу — это искусство творческих людей, в одном случае режиссера и артистов, а в другом — директора и учителей. Представьте себе, что решением правительства театральное искусство признано наукой. Это значит, что надо создать Академию театральных наук, а ученые аргументированно исследуют законы театральной деятельности, выработают выверенные рекомендации и будет у нас театральное счастье и процветание. Смешно? Да, смешно, а тем не менее с педагогикой поступили именно так, а потому никаких шансов у реформ сверху — нет. Чтобы они там не затевали, прорастет только глупость и формализм. Кстати, это же касается и экономики, и политики, и большинства общественных наук. Надо дать возможность людям самим выбрать, какие посадить семена, и вырастить то, что лучше всего подходит для данной местности, а не засеивать все кукурузой, потому что ученые увидели в ней перспективу.

На меня накатила тоска, которая была со мной все последние годы пребывания в прошлом теле. Я-то знал, до чего дореформируют школу: роль учителя опустят до нуля — ему откажут в доверии даже принимать экзамены у детей, их роль сведут к натаскиванию на ЕГЭ; воспитание окончательно уберут из всех документов и практики, один из Министров скажет: Цель школы — вырастить грамотного потребителя; учителя и директора станут бояться учеников и родителей, каждый свой шаг обкладывая всякими бумажками и расписками, централизацию доведут до абсурда, директоров школ из педагогов превратят в администраторов.

Закругляя паузу, хлопнув ладошками по коленкам, я сказал:

— Простите, товарищи, за то, что внес сумятицу в ваши головы, но кто-то же должен, в конце концов. Вы слишком успокоенные, за вас думает и все делает Партия. А что, если она не делает того, что надо? Представьте на секунду, что Партия делает что-то не то, не потому, что хочет навредить, а потому, что не знает, не умеет, слишком уверена в старых подходах. У нас в стране все очень плохо и в экономике, и в сельском хозяйстве, в социальной и национальных сферах, политическая система тоже далеко не идеальна. Может быть, НАДО СПАСАТЬ СТРАНУ! А если не мы, то кто?

Все сидели, уставившись в одну точку, и молчали.

— Ладно! Сергей Иванович, я хочу заключить с Вами договор.

— Какой? — как-то заторможенно, еще не отойдя от предыдущего разговора, ответил Сергей Иванович.

— Где-то после окончания учебного года мы с мамой вернемся в Питер, я помогу вам защитить докторскую диссертацию по психологии личности. Что-то типа "Возможности развития памяти детей старшего дошкольного или младшего школьного возраста". Помогу, а вернее, сам проведу исследования детской памяти.

Я уже начал изучать возможности детской памяти на примере троих местных ребят и сравниваю ее со своей. Надеюсь, что мы сможем разработать методики ее развития у детей в очень широком диапазоне, на порядки большем, чем в естественных условиях. А это уже пахнет международной признательностью.

Продолжим. Мы сможем провести исследования в области раздвоения личности. Дело в том, что оно у меня присутствует — молодое тело живет отдельно от старого мозга.

Я никогда не сплю, вернее, мое тело спит, а вторая часть меня всегда бодрствует, размышляет, строит планы, проводит работу над ошибками и т. п. Все это можно изучить и даже попробовать повторить у других детей и взрослых.

Ну и, в-третьих, могу с вашей подачи проходить разные исследования в разных научных учреждениях. Это тоже Вам очков добавит, потому что против моей воли толком ничего исследовать не удастся. Мне по силам свести достоверность всех таких исследований к нулю. Ну, кроме анализов мочи и кала, конечно.

Хочется, чтобы вы почувствовали пользу от нашего сотрудничества. Как?

Сергей Иванович, сидевший вполне себе прибалдевшим, почесал голову и сказал:

— Да, уж!!! Возможности завораживают!.. Но раз ты предлагаешь договор, то предполагается, что я тоже что-то буду должен. Чего потребует Мефистофель от бедного доктора Фауста?

— Хочу вас попросить о трех вещах: во-первых, помочь мне закончить школу как можно быстрее. Имеется в виду, помочь мне преодолеть административные барьеры — все экзамены сдам сам. Во-вторых, помочь поступить в пединститут им. Герцена, в-третьих, мне надо наладить контакт с начальником КГБ по Ленинграду.

Вот, собственно, все, что мне может понадобиться в ближайшем будущем. Устраивает?

— Да, конечно, устраивает. Сомнения вызывает только третий пункт. Я знаком лишь с заместителем начальника, но думаю, мы все уладим.

— Вот и здорово, тем более, что третий пунктик понадобится только где-то через годик, может через два.

— По рукам! Удивительно! Еще сегодня утром ничего подобного мне даже в голову прийти не могло. Вы, молодой человек, явление природы, неизвестное науке.

— Я обычный мальчик, просто кто-то, скорее всего, я же, но старый, поселился у меня в голове. За сим, хотел бы откланяться. Меня мама ждет и очень волнуется. Она никак не может привыкнуть, что со мной произошли такие катаклизмы.

Пролетели две недели моего попаданства. Замечательные, надо признать, две недели. Я полностью поправил здоровье, порушенное безрассудной практикой полетов с деревьев и бесцеремонным вселением старческой психики в неокрепшие просторы детского организма.

Наверное, все это кому-то нужно, и этот кто-то преследует какие-то цели, но ни я, ни мой юный соратник этого наверняка не знаем. Как раз такими размышлениями с Игорьком Малым (ударение на втором слоге) мы и заняты. Не знаю, как у других попаданцев складываются взаимоотношения с хозяином тела, но мы с Малым (ударение на втором слоге) вполне себе существуем одновременно, частенько болтаем, а он, как любые другие дети, достает меня вопросами, поскольку не может справиться с тем объемом информации, который на него свалился.