Юность (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр"

Вот и пишу – в Палестину, да в Османскую империю, да в Одессу, в Москву. Всем из хороших и нужных людей, до кого только могу достучаться. Мно-ого кому писать надобно. Ежели даже и открыточки считать, то побольше пятисот адресатов будет, включая персонажей чуть ли не случайных в моей жизни.

Тяжко… благо, не в один день писать, а по десятку-другому писем в те дни, когда выдаётся свободное время. Ну и фотографии подписать с наилучшими пожеланиями, не без этого.

Пока всё больше с дальним прицелом, ну а в Палестине и с настоящим. Лев Лазаревич пишет за большой восторг от нашего с ним бизнеса! Арабы, они же падки на всё громкое и блестящее, а тут такой весь блестящий я!

Лестно им письмецо с подарком от «Небесного воина» получить, из кожи потом выворачиваются, штобы какие-никакие совместные дела с «дорогим другом» вести. Не сразу и не быстро, но такая себе сеть торговая выстраивается, шо дядя Фима нервно обмахивается пачкой шекелей и начинает завидовать! Всё на всё меняется и продаётся.

Москва с Одессой и Туретчина, оно не так ярко, но тоже – фундамент. Так мыслю, што если сейчас не поленюсь с писульками, то потом смогу при нужде какой обратится. Не факт, што ответ будет да и с улыбкой, но шанс на это сильно повышается.

Здесь и сейчас обо мне пишут, и вот ей-ей, не верю, што хоть кто-то из адресатов не удержится, хвастаясь! Кто как бы невзначай, а кто и всех соседей обойдёт. Кому – славы чужой кусочек урвать, а босякам с Пересыпи, Молдаванки или Трубных проулков – ещё и статус!

Ну и в обратную… благие пожелания в основном, денег мало кто просит, хотя и так бывает. Даю, чего уж… я всех знаю, кому пишу, чай не на пропой. Кому долги за доктора заплатить, кому за учёбу детям – всё такое, всерьёз, без игрушечек. Не самые большие для меня деньги, даже и неудобно бывает иногда.

А бывает, што и выспрашивают, как там в Африке, да можно ли здесь пристроиться. Што ж нельзя-то? Человеку с руками, да с головой, здесь раздолье!

Хоть даже и вдовица немолодая с полудюжиной ребятишек, а примут ещё пуще, чем мастеровитого мужика! Баб здесь, окромя чорных, до того мало, што на цветных женятся, и за счастье то считают!

А тут румяная да дебелая, русоволосая и светлоглазая… ух! И свободная, а?! Местные, пусть даже и сто раз не русские, сразу глаза с поволокой делают, да компас в штанах на ближайшую церкву указывает, с жениховством то.

Бурские бабы, они так-то красивые, хотя подчас очень уж здоровы. Но мало их, и всё промеж своих разбираются. А остальные, которые из гриква да бастеров, они вроде как ничего себе бывают, но не каждому по нраву с такой чернявой в постели ерохаться. Детишек клепать, так тем более.

Всех зову! Чем больше тут своих да наших, тем легче хоть им, хоть мне. Они не на пустое место едут, да и мне при случае будет на кого опереться. Не знаю пока толком, для чего, но пишу, отвечаю, устраиваю приезжающих…

– … Егор… Егорка!

– А?!

– Заснул, што ли? Гля, я тут письма написал, фотографии подписал, давай с подарками помоги.

– Да бери любой! – махнул я рукой на ящики, в коих едва ли не навалом свалена африканская экзотика – от шахмат с местными особенностями, до колдунских масок и оружия. Я как начал собирать – для подарков, да для торговлишки, так и потащили! Вроде как расположение выказывают, даже и неудобственно иногда бывает.

– Да понятно всё, – отмахнулся брат, – голова просто не работает, кому какой лучше!

– А… ну давай.

– Пашка Храмцов с пересыпи, – зачитал Санька адрес.

– Это тот, который рожи всё время? Маску! В том ящике поройся, там они самые страховидлые! Ему приятно, што вспомнили, а дружки и соседи посмеются заодно, тоже память!

– Ага… – он быстро нашё искомое, а я понял, што на севодня с писаниной – всё! Надоело. Помог брату выбрать подарки, да сели играть в карты, поглядывая на часы. Чиж постоянно почти проигрывал, а когда нет, то только по моему снисхождению, штоб только не злился.

– Всё, – защёлкнув крышку «Брегета», подымаюсь с бревна, – время!

Без всякой дурашливости переодеваемся в парадное, и посадив задницы на велосипеды, едем к ангару. Техники уже здесь, выкатывают «Рароги [14]», начиная подготовку к полётам. Волнуются как бы не больше пилотов, работающих с ними бок о бок.

Проверка двигателей на холостом ходу, уровень горючего, масла… Снова и снова – деревянные и тканевые части бипланов, ощупывая и осматривая каждый дюйм.

Не впусте такой регламент родился, не от великой моей дури и даже не от осторожности. Ловили уже, ети их мать! То шпионы, то просто любопытные разной степени подозрительности. И дураков хватает, не без этого: пару раз уже на память что-нибудь отковыривали – благо, вовремя заметили. Сувенирчики, а!?

Бомбы загружали осторожно, едва дыша. Вроде как и нет опасности случайно детонации, но… бережённого Бог бережёт!

Наконец прибыл запыхавшийся Жан-Жак, задыхающийся скорее от волнения, чем от тяжести фотоаппарата, и Владимир Алексеевич с раздувающимися от возбуждения усами.

– Эк… – крякнул опекун досадливо, – не застал подготовку… Ну да ладно!

Чуть погодя подоспело бурское командование – все, кто только был в настоящее время на границе Капской колонии, готовя наступление. Разом стало многолюдно и почему-то тревожно, будто только сейчас понял, што это – по-настоящему!

Выстроившись в ряд у бипланов, сфотографировались всем отрядом, не делясь на пилотов, механиков и охрану. Потом ещё, ещё…

– Ну… – вглядываясь в лица, иду вдоль строя. Чиж, Военгский, Ивашкевич, Кучера, Шульц, Тома, Морель – из старичков. Стоят, развернув уверенно плечи, глаза жосткие, стальные независимо от цвета.

Корнелиус Борст, Ван Эйке – эти нервничают немного, дышат будто через силу, но… вытянут. Перевожу взгляд на опекуна и Жан-Жака – не передумали? Нет, только подтянулись разом… Што ж…

– По машинам!

В кабины взбирались без дурной лихости, по лесенкам. Уселись, пристегнулись, и механики начали раскручивать пропеллеры. Один за другим, «Рароги» пошли на взлёт, делая на прифронтовой полосой широкий зигзаг, дабы воодушевить войска.

Гиляровский возится сзади, снимая происходящее на фотоаппарат и экспериментальную кинокамеру от братьев Люмьер. Как уж там она будет работать в таких условиях, Бог весть, но генералитет наш необыкновенно воодушевился возможности снять небесную фильму, и я взял под козырёк. Благо, большой переделки летадлы не требовали, всей работы на пару часов.

– Красотища! – заорал сзади дядя Гиляй, когда мы залетели на нейтральную территорию, где не надо было никого и ничего снимать, – Второй раз лечу, и никак не налюбуюсь! Эскадра, а?! Силища!

Несколько минут полёта, и я, качнув крылами, веду воздушный флот по дуге, поглядывая вниз и сверяясь с картой. Согласно данным разведки, в одном из ущелий скопилась британская конница, сформированная преимущественно из числа местных добровольцев английского происхождения. Вроде как отвели туда на отдых и переформирование, ну да будет им сейчас отдых…

Чуть снижаясь, качаю крылами и оглядываюсь. Дядя Гиляй приник к аппаратуре, лихорадочно снимая панику на земле. Корнелиус, мой ведомый, открывает бомболюк, и на британцев сыплется с неба Смерть!

Следом за ним по одному проходят все пилоты соединения, и внизу воцаряется паника. Высота слишком большая для того, штобы разглядеть детали, и пожалуй, это к лучшему!

Сглатываю подступивший к горлу комок и делаю круг над ущельем, дабы оператор заснял всё получше. За мной повторяет Санька, несущий Жан-Жака. Разворот… идём домой, вскоре я сажаю летадлу на тщательно выровненное поле.

Прокатившись чуть-чуть, аппарат останавливается, и дикая усталость наваливается на меня. Нервы, штоб их… Не в силах встать, сижу так, пока пропеллер перестаёт крутиться. Щёлкаю крышкой часов… меньше часа на всё про всё, включая фотографирование.

– Сколько же сегодня было установлено рекордов?! – жму плечами на вопрос Жан-Жака, и почему-то отчаянно хочется курить. И выпить. И бабу…