Парни тем временем вели себя очень уж вызывающе. Травили скабрезные анекдоты, рассказывали не менее скабрезные байки о своих сексуальных похождениях, а затем блондин и вовсе ущипнул молоденькую официантку за попку, отчего та под хохот парней взвизгнула, но не более того. Мои брови непроизвольно сдвинулись к переносице, и Полина, заметив мою реакцию, накрыла мою ладонь своей:
— Женя, не надо.
Стиснув зубы, я подчинился просьбе. В конце концов, ситуация не настолько критична, чтобы ставить на место этих оболтусов, может, девушка уже привыкла к таким шлепкам, хотя по выражению её лица я бы на этом настаивать не решился.
Мы допили кофе, доели штрудели, поблагодарили официантку, которой я на чай оставил целый рупь сверху, в том числе немного компенсировав её моральные страдания после шлепка по довольно-таки упругой, я бы сказал, попке.
Мы почти добрались до выхода, когда я услышал в спину:
— Э, смотри, Серый, какая тёлочка.
Стоп! Я замер на месте и медленно обернулся назад. Парни весело скалились. На вид были моими ровесниками. По габаритам никто из них до моих не дотягивал, так что я не сильно-то и волновался насчёт исхода возможной потасовки.
— Ну чё уставился? — дёрнув тщательно выбритым подбородком, спросил блондин, и по голосу стало понятно, что и первая фраза принадлежала ему. — Где такую тёлочку отхватил? Может, поделишься?
И они снова заржали. Не говоря ни слова, я положил на стоявший рядом столик зачехлённый фотоаппарат.
— А ну-ка извинись перед моей женой.
Тот переглянулся с дружками, не убирая с лица наглой ухмылки.
— А если не извинюсь, то что?
— Тогда пеняй на себя.
— Слыхали, парни? — он снова глянул на дружков, а затем перевёл взгляд на меня, и прищурился. — Да ты хоть знаешь, с кем связался?
— Мне плевать, кто ты сам и кто твои родители, если ты это имеешь в виду, — процедил я. — Итак?
Я подошёл, взял его за воротник кожаной куртки и приподнял.
— Ты чё, падла⁈
Он решил лягнуть меня коленом в пах, только я предполагал такое развитие событий и вывернул бедро, заслоняя им травмоопасную зону. Тоже больно, но не так, как могло бы быть, попади этот ублюдок по яйцам. А затем влепил ему такую оплеуху открытой ладонью, что он мог бы отлететь, если бы я его не держал.
Правда, выпустить пришлось, и он тут же плюхнулся на стул, а я отвлёкся на его дружков, которые решили заступиться за товарища. По лицу я не бил, одного остановил ударом в «солнышко», а второму пробил в печень.
— Кто-нибудь, вызовите милицию! — услышал я крик Полины.
Наверное, обращалась она к официантке, чьё испуганное лицо белело в окошке здания кафе.
— Не надо, — громко возразил я, глядя на притихших оппонентов. — Без милиции разберёмся.
Блондин держался за горящую огнём щёку и хлопал глазами. Я навис над ним, и он испуганно отпрянул, насколько позволяла спинка стула.
— А теперь давай проси прощения у моей жены, если не хочешь получить для симметрии по второй щеке. Ну! — прикрикнул я и сделал вид, что замахиваюсь уже слева.
— Не надо!
Парень снова испуганно отшатнулся, съёживаясь и закрываясь руками. Страшно? Правильно, а чем ты думал, когда мою жену тёлочкой называл? Вот теперь испытай миг унижения.
— Долго ждать? — нахмурился я.
— Сейчас, — судорожно сглотнул тот. — Я…
— Чего мычишь?
— Я прошу прощения! — выпалил тот. — Я больше так не буду! Честное слово!
Я посмотрел на Полину, та махнула рукой, мол, извинения принимаются, после чего я отпустил воротник куртки блондина, вытащил из стаканчика салфетку и брезгливо вытер пальцы.
— И не надо лапать официанток за задницу, — бросил я на прощание.
Когда кафе скрылось за поворотом, Полина выдохнула:
— Фу-у-ух, я думала, ты убьёшь его.
— Да ладно, что ж я, под статью захотел загреметь? — улыбнулся я и на ходу приобнял жену за плечи.
А пару часов спустя история получила неожиданное продолжение в виде стука в дверь. Мы с Полиной как раз приступали, так сказать, к предварительным ласкам, и стук показался весьма несвоевременным. Ругнувшись про себя, я натянул трико и прошёл к двери, открыв которую, увидел двух людей в милицейской форме — старшего лейтенанта и сержанта. Оба при табельном оружии. Внутри меня шевельнулось нехорошее предчувствие.
— Старший лейтенант Гусак, — представился старлей и спросил. — Гражданин Покровский Евгений Платонович?
— Я, а что случилось?
— Документики ваши можно?
— А ваши?
Старлей с неохотой показал удостоверение, после чего я вернулся в комнату, открыл дипломат и достал паспорт.
— Женя, а что им надо? — тихо спросила меня Полина, с настороженностью наблюдая за моими манипуляциями.
— Это, наверное, из-за того урода в кафе, — негромко сказал я.
Старший лейтенант пролистал мой паспорт, и сунул его в свой планшет.
— Одевайтесь, гражданин Покровский, поедете с нами.
— А ордер у вас имеется?
— Это не арест пока, а задержание.
— Куда вы его? — послышался сзади голос Полины.
— Недалеко, в отделение.
— За что⁈
— Гражданочка, там ему всё объяснят. Покровский, давайте быстрее.
И он многозначительно положил ладонь на кобуру табельного пистолета. Ух какой грозный! Я же повернулся к Полине и успокаивающе улыбнулся:
— Не переживай, разберутся и отпустят.
После чего чмокнул её в щёку и двинулся на выход.
Сразу за дверью на меня нацепили «браслеты», и это мне показалось не очень хорошим знаком. И так вот, в наручниках, провели почти через всю территорию санатория, на глазах у изумлённых отдыхающих, отчего я чувствовал себя, мягко говоря, не в своей тарелке. Теперь у всего санатория будет тема для пересудов. За воротами нас дожидался милицейский «уазик» с ещё одним сержантом за рулём. Меня затолкнули в задний, зарешечённый отсек, захлопнулась дверь, заурчал двигатель, тронулись.
Дорога заняла минут пятнадцать, не такой уж и большой город Пятигорск, порядка ста тысяч жителей. Думаю, тут и отделений милиции всего одно, максимум два. То, куда мы приехали, представляло собой старое двухэтажное здание с облупившейся штукатуркой.
Мы вошли через парадный вход, оказавшись возле окошка дежурного.
— Оформляй, — кивнул старлей обладателю таких же погон по ту сторону оргстекла. — Нанесение тяжких телесных.
— Угу, — пробурчал тот, принимая паспорт и переписывая из него данные.
— Какие тяжкие телесные⁈ — возмутился было я, но меня несильно, однако чувствительно ткнули в бок кулаком.
— Молчать!
— Вещи выкладывайте, оприходуем по списку, — равнодушно бросил мне дежурный.
Ещё минуту спустя за мной захлопнулась дверь «клоповника», куда мою персону отконвоировал невысокий, но плечистый и очень серьёзный старшина. Я потёр запястья — всё-таки наручники оказались туговаты. С порога в нос ударил запах немытого тела, хотя тут, кроме меня, никого не было. Даже параша, коей служило обычное ведро в углу, была пуста. Окошка тоже не было, тусклый свет давала забранная в «намордник» лампочка, да ещё и утопленная в потолке, чтобы, видимо, не разбили. Стены были испещрены надписями, зачастую нецензурного содержания, которые хоть и пытались закрасить, но не очень успешно, так как некоторые были выцарапаны довольно глубоко. Интересно, чем, если все личные вещи конфискуют, не говоря уже о ножах и прочих гвоздях… Недаром говорится, что голь на выдумки хитра.
Я присел на широкую деревянную скамью, подумав, сколько же задниц отполировали её поверхность. И понятно, эти задницы принадлежали не самым лучшим членам общества. Вряд ли лавка тут с тех времён, когда в застенки бросали попавших под каток репрессий. Невиновных, как и я, но оказавшихся за решёткой по чьему-то навету.
Ну ничего, разберутся, выяснят, кого задержали, ещё извиняться будут. А пока придётся потерпеть. Максимальный срок содержания под стражей до предъявления обвинения, если память не изменяет, составляет 10 суток. Но уж вряд ли меня тут столько промурыжат.
