Начальник милиции (СИ) - Дамиров Рафаэль

— Кошки-матрёшки, Морозов, не беси меня. И без тебя тошно! У белых людей выходной, а Василина Егоровна, как раб на галере, тута привинчена. Иди уже санузел мыть.

Я глянул на стену общаги, где возле огнетушителя в громоздком коробе висела табличка из двп. Через трафарет на ней выедены буковки: «Ответственная за пожарную безопасность комендант общежития Суровая Василина Егоровна».

Тренди-бренди балалайка, за столом сидит хозяйка… Получается, сама коменда на вахте заседает? Наверное, на две ставки работает. И как комендант, и как вахтер.

Комната номер тринадцать находилась на первом этаже. От небольшого холла с вахтой уходило два коридора в разные стороны. Куда идти? Шагнул налево и угадал, потому что в спину никакие фразочки от Суровой не полетели. А она сто процентов провожала меня жгучим взглядом, таким людям до всего дело есть, особенно на своей территории.

Очутился я посреди длиннющего коридора, по бокам которого налеплены двери комнатушек. Вспомнилась песня Высоцкого:

Все жили вровень, скромно так —

Система коридорная:

На тридцать

восемь комнаток —

Всего одна уборная

В СССР подобный, так называемый, коридорный тип общаг был самый распространенный. Кухня, душ и прочие удобства по одному на этаж (то есть коридор).

Я не привередливый, так-то у нас в отряде сто рыл было, причем жили и храпели все в одной комнате, как в казарме. А тут отдельная комната, целых двенадцать квадратов! Не квартира, но жить можно.

Вот и нужная дверь с цифрой «13», нарисованной красной краской на синем фоне.

Дом… Милый дом… Ха! Посмотрим, кто в теремочке живет…

Достал ключ, хотел воткнуть его в скважину, как вдруг за дверью послышался слабый стон. Я замер. Стон повторился.

Японский рядовой! Я, конечно, подозревал, что в комнате не один живу, чай не барин и не парторг, но там внутри… баба? Голос-то женский.

Решительно вставил ключ в замочную скважину и повернул. «Личинка» замка не шевельнулась. Толку ноль — заперто изнутри. Заперлась соседка. Вынул ключик, сунул его в карман штанов и постучал.

Стон прекратился. Постучал сильнее. Если не откроет, еще и попинаю. За мной не заржавеет.

Но пинать не пришлось. С той стороны щелкнул шпингалет, и на пороге вырос полуголый китаец (ну или бурят, я пока не знал его) обернутый на поясе в простынь.

— О, Мороз! — облегченно выдохнул он, таращась в коридор, будто ждал засады. — Иди погуляй, у меня это… Ну… Короче, иди.

— Ты кто? И что здесь делаешь? — теперь я понял, что голос был не соседки, а девки этого киргиза (хотя нет, для киргиза он слишком высокий).

— Ха! Смешно, Мороз! Сходи, на кухне посиди часик-другой. А лучше приходи завтра, — хмыкнул сосед и захлопнул дверь.

Киргизские пассатижи! Вот, козлина! Бум! Бум! Бум! — долбил я в дверь.

Внутри послышалось шебуршание, голоса, но дверь не открывалась. Вот так, значит. А я настойчивый. Бум! Бум! Бум! Грохот эхом прокатился по коридору.

Наконец, дверь распахнулась, в проеме вырос злобный «самурай» и зашипел, очевидно, чтобы не поднимать лишнего шума.

— Ты чо-на⁈ Совсем попутал-на⁈

Его длинные руки схватили меня за грудки и втянули внутрь комнаты. А девки там уже и след простыл. И поглядеть не дали. Осталось лишь скомканное одеяло на кровати и распахнутое окошко с развевающейся занавеской. В окно слиняла, благо первый этаж.

Дверь захлопнулась за моей спиной и угрожающе щелкнул шпингалет, отсекая меня от внешнего мира. А сосед тем временем наседал:

— Ты чо-на долбишь⁈ По башке себе подолби! Коменда услышит!

— И что, что услышит? — недоумевал я.

— Ты дебил, Мороз, или дурку гонишь? Выселит-на! Чтоб у тебя батур отсох!

— За что выселит? — я пока старался быть нейтрально-спокойным, чтобы разобраться, почему «самурай» так взбеленился. Вообще-то он меня грубо выставил из комнаты, из моей же комнаты. Но, может, мы с ним кореша? И такое вот своеобразное общение у нас в ходу? Но что-то мне подсказывало, что Чингачгук не друг ковбою.

— Ты чо-на? Это же мужская общага! Ирку увидит — и на кишмиш меня пустит! Не мог погулять⁈

— Попросил бы нормально, я бы, может, и подумал.

— Короче, дело к ночи! Иди сортир драй, это тебе в наказание. Я коменде уже сказал, что твоя очередь.

Секундочку.

— А кто эту очередь устанавливает? — глаза мои сузились, но я пока еще говорил ровно и размеренно, как Клинт Иствуд перед схваткой с апачи.

— Вон график в коридоре, забыл-на?

— Погоди, Джеки Чан, если я по графику дежурный, то в чём, как ты говоришь, наказание?

— Шайтан тебе в штаны! Сегодня я по графику дежурный, но ты за меня пол моешь. И коменда в курсе.

— С какого хрена?

Наглый захватчик картинно закатил глаза.

— Тебе память освежить, Мороз? Забыл наш уговор? Ты дежуришь за меня, а я тебе взамен…

— Ну?

— Палки гну. Разрешаю здесь жить…

— Общага государственная, а не кочевников. Странная договоренность, — поскреб я гладкий безщетинистый подбородок. — Тебе не кажется? Короче, я аннулирую обязанности контрагента в договоре.

— Чо сказал? Чудной ты, Мороз, сегодня, как беременная верблюдица.

— Я говорю, иди сам очко драй.

Сосед застыл, глаза его сделались вдруг совсем не как у китайца, а как в японском анимэ. Пока он офигевал, я подумал, что придется ведь поставить его на место. Мой предшественник не самые лучшие места под солнцем занимал, в том числе и в комнате номер тринадцать. Что ж… Буду исправлять досадную ситуацию. Но лучше мне обойтись без драки в этот раз. Во-первых, «Большой Змей» крупнее и выше меня. Хоть и худой, но жилистый и явно выносливый, как таджикский ослик. Во-вторых — проблемы с комендой чреваты выселением, а крыша над головой мне, ой, как нужна. Особенно сейчас — в первое время, пока я здесь на ноги прочно не встал. Так что придется обойтись без рукоприкладства. Я взрослый мужик, проживший более полувека, неужто не найду цивилизованного способа справиться с гопником советского пошиба?

Запросто, что называется, загружу базаром…

— Ах ты, шайтан! — выкрикнул вдруг сосед и кинулся на меня, словно степной коршун на сурка.

Нога моя сама, на рефлексах, выстрелила вперед и насадила живот нападавшего на подошву. Его тело отбросило назад, а я тоже отскочил. Не сам, враг был массивнее меня, и я от него как бы отпружинил.

— Кхе! Кхе! — истово кашляя, согнулся макарониной противник. — Сука! Убью-у!

Шаолинь распрямился и снова бросился на меня, но на этот раз бочком и прикрывая живот и голову стойкой боксера. Понял, что я могу быть опасным, держался грамотно. Сразу видно, что занимался раньше — правильная стойка, и локоть печёнку прикрывает. А я схватил со стола пакетик с перцем и сыпанул в эту самую стойку. Против перца бокс не помощник.

— А-а! — выл сосед, схватившись за глаза.

Глава 7

Ну вот… Не получилось интеллигентного диалога. И почему всякий норовить меня обидеть? У меня что, на морде загорается надпись «ТЕРПИЛА»? Если и была у предшественника, то теперь точно нет и не будет. Дядя Саша жизнь прожил не для того, чтобы, возродившись, быть помыкаемым.

Поймал себя на мысли, что настроен я воинственно, наверное, мое сознание вкупе с молодыми гормонами обрело немого новый уровень мышления — хочется мир перевернуть, ну, по крайней мере, Зарыбинск взъерошить для начала.

Тем временем ослепленный сосед пытался выйти из комнаты. Мычал, сопел и всхлипывал. Шаря руками по стенам и шкафу, как слепой котенок, он натыкался то на кровать, то на стул. И всякий раз поминал сквозь зубы шайтана.

Я подхватил со стола вилку из сковородки с остатками яичницы, поймал «туркмена» за волосы и приставил вилку к его печенке. Надавил чувствительно.

— Слышь, воин Востока, — зло процедил я, нагнав в голос побольше ржавого металла, — еще раз рыпнешься — и заточку в бок получишь. Усёк?

Вилка вполне себе проканала за перо. Разницы он сослепу не почувствовал. Испугался.