Лекарь-палач (СИ) - Браулер М.

– Дай, Боже, отроку моему здоровья! – Петр размашисто перекрестился.

Я невольно напрягся, потому что в общем-то был атеистом. И понятия не имел, как себя вести в таких ситуациях. Надо ли обязательно перекреститься после того, как другой сделал то же самое? Сказать что-то?

Хорошо, что Петр сам решил вынести вердикт.

– Поди ты еще и некрещенный в веру православную, – неодобрительно промолвил купец, качая головой. – В заморских краях Бога не чтут вовсе…

– Не чтут, верно говоришь, – закивал я быстро.

Лучше соглашусь. И так непонятно, где оказался, еще и врагов наживу.

– Один отрок у меня, – после паузы заговорил Петр и в голосе слышалась хорошо спрятанная боль. – Матерь его умерла во часе рождения.

«Мать умерла при родах», – мозг на автомате переводил.

– Белокурый, глаза лазоревые, тонкий такой весь в матушку…, – голос грузного и строгого с виду купца потеплел.

– Сколько лет отроку, – тихо спросил я.

– Шестнадцать, как исполнилось, – сказал Петр, понурив голову. – Все, что у меня осталось. Если и он уйдет, не знаю, что делать буду…

В любви купца к единственному сыну сомневаться не приходилось. Такое сложно скрыть, я невольно почувствовал жалость и желание помочь. Так, надо собраться. Все-таки я медик, хоть и в другой эпохе.

Глава 7. Первое лечение

Пройдя заставу в Старице, мы довольно быстро добрались до дома Петра. Было ранее утро, навстречу выбежал, как я понял, конюх. Немолодой, но и не старый. Длинная плотная рубаха, перехваченная веревочным поясом. Лицо обветренное, суровое, с грубыми чертами.

– Батюшка, Петр Ильич, с ночи вас дожидаемся! – говорил быстро конюх. – Отрок! Все хуже ему, жаром горит, все напрасно!

Последняя фраза запустила невидимый механизм, который, есть у каждого ученого, связанного с медициной. Желание спасти пациента.

– Отведите меня к отроку! – быстро скомандовал я.

Мужчина с удивлением посмотрел на меня, однако вступил Петр.

– Тимка, проводи лекаря заморского к Елисею, – сухо сказал Петр. – Да распряги коней, поставь в стойло, замотались бедные.

Я, не дожидаясь Петра направился ко входу в избу. Внутри было достаточно тепло. Разглядывать убранство дома не было времени. По симптомам, описанным купцом, да и по лицу конюха я прекрасно понимал, что ситуация крайне опасная. Умереть от гриппа в шестнадцатом веке было легко, особенно если не лечиться. В первой комнате, куда я зашел, стояло несколько лавок. Увидев крюки для верхней одежды, я снял и повесил то, что было на мне надето. Только при свете в избе разглядел собственное одеяние.

Пиджак очень странной формы, сужен в талии и расширяется вниз. Наверное, в этой эпохе я и правда принадлежу к боярскому роду, потому что застегивалось одеяние золотыми петлицами на эмалевые пуговицы.

Узкие штаны были заправлены в сапоги.

«Знать бы, кто распределяет подобные путешествия, обязательно спросил бы, почему обязательно такой нелепый наряд давать?» – подумал я.

Позже я научился называть правильно предметы одежды, в том числе и кафтан. Только в то утро некогда было думать про одеяние.

Во второй более просторной комнате топилась печь.

В дальнем углу сразу увидел, что под одеялом кто-то лежал.

Я быстро прошел через комнату, подойдя к краю кровати. Вначале увидел только руку, тоненькую, бледную с прожилками. На столе рядом с кроватью стояла лампада, несколько чашек, деревянная кружка.

Я перевел взгляд на белое лицо подростка. Несмотря на состояние больного, подсознательно удивился, насколько прав был Петр. Елисей был очень красив, тонкие черты лица как будто вычерчены художником. Казалось, что и веса не было, не только из-за болезни. Отрок был ангельски прекрасен.

– Уже третью ночь горит, рубахи да потное белье какой раз меняю, – услышал я взволнованный женский голос за спиной.

Я повернулся и посмотрел на светловолосую девушку в простой рубахе, которая держала в руках большое ведро, явно с водой. Возраст девушки определить было сложно, примерно от двадцати до тридцати лет.

– Агафья, поставь ушат да подай стул лекарю, – раздался голос Петра.

Времени на разговоры не было. Подростку было уже очень плохо.

Я быстро пощупал пульс. Слабый. Приложил руку ко лбу. Да, температура и правда высокая. Быстро посмотрел, что еще стояло на столе.

– Чем лечите больного? – спросил я.

– Дак известно чем, – тихо сказал Петр. – Лекарь местный дает снадобья.

– Какие? – резко спросил я.

Времени на вежливость просто не было.

– Хлебный квас с толченным чесноком и хреном Елисею даем, – ответил растерянно купец. – Мед сырец да пиво темное с полынью подогретое…

– Что? – повернулся я к Петру.

– Лекарь сказал надобно, – пробормотал Петр. – Пот, говорит, прогоняет. Кровопускание делал, чтобы дурную кровь прогнать…

– Да кто лечит то такими изуверскими методами? – не сдержался я.

«Средневековье какое-то», – возмущенно подумал я и сразу осекся.

Я и так в средневековье. Откуда здесь врачи и тем более лекарства?

Мозг лихорадочно работал, пытаясь понять, где найти природные антисептики в шестнадцатом веке. Где же я возьму антибиотики? Подросток явно умирал. Без бактерицидного лечения шансы были равны нулю.

«Нужно найти подходящие ингредиенты, чтобы смешать аналог антибиотиков, – судорожно думал я. – Грипп страшно запущен, организм сам не справится. Да из чего же соберу антибактериальное средство-то?».

Необычный дар помнить все, что когда-либо прочитал, теперь показался спасением. В голове замелькали когда-то прочитанные тексты. Все-таки смешиванием веществ и созданием новых лекарств я занимался всю жизнь.

«Антибиотики могут быть природными и синтетическими, – пронеслась мысль. – Господи, ну конечно, нужна плесень. Особого вида. Penicillium (Пеницилин). Появляется на испорченных фруктах, хлебе… Хлеб!».

– Найдите срочно заплесневелый хлеб, – скомандовал я. – Нужен ржаной или черный хлеб, на котором есть плесень. И уберите все со стола.

– Так порченный хлеб свиньям относим, – неуверенно сказала Агафья.

– Значит пойти, взять у свиней и принести мне, – отрезал я. – Петр, ты хочешь спасти сына?

– Делай, как лекарь заморский говорит, – сказал Петр девушке.

Агафья выбежала из избы, я еще раз с жалостью посмотрел на подростка. Елисей еле-еле дышал. Только бы успеть, должно помочь.

«Дистиллированный алкоголь, где же я возьму спирт то?» – продолжал судорожно думать, где взять остальные компоненты.

– Что еще нужно, барин? – Петр словно прочитал мои мысли.

– Какой алкоголь вы пьете? – спросил я.

– Чего? – купец удивленно на меня посмотрел.

– Для лекарства нужен спирт, – процедил я. – Что пьете на праздники?

– Дак есть немного «хлебного вина», – смущенно ответил Петр, – сами немного перегоняем. Знамо из ржи делаем, в подвале стоит бутыль.

«Хлебное вино» является прототипом водки, крепостью 30-40 градусов, – пронеслось в голове. – Намного слабее спирта, но на время может помочь».

– Срочно неси свое «хлебное вино», – почти прокричал я.

Забежавшая в комнату Агафья вздрогнула.

– Хлеб порченный принесла? – посмотрел я на девушку.

– Да, – запинаясь проговорила Агафья.

– Положи в чистую миску на стол, и убери все остальное со стола, – времени на объяснение и вежливость у меня просто не было.

Инстинкт сохранения чужой жизни проявился в полной мере.

Петр вернулся довольно быстро, держа небольшой бутыль с жидкостью.

– Ставь все на стол! – коротко сказал я. – Ножик бы мне острый.

– Так посмотри в своей суме лекарской, – удивился купец.

Тут до меня дошло, что я так и не знал, что находится в футляре и тем более в объемной сумке. Я метнулся в сени и принес с собой увесистый чемоданчик. Внутри и правда лежал набор инструментов, очевидно лекарей шестнадцатого века, завернутый в грубую холщовую ткань.

Хвала небесам! Пара достаточно острых ланцетов. Отлично, узкое лезвие с острым концом. Остальные инструменты изучу позже.