Второгодка. Пенталогия (СИ) - Ромов Дмитрий

– В Черновку, – кивнул я. – Если попадём к ментам, то тебе конец.

Он закусил губу и молча кивнул. Машина ревела и мы неслись достаточно быстро. Пока всё шло нормально, но ситуация могла моментально измениться. Если гаишники не встретят нас на подъезде к городу, они начнут прочёсывать всё вокруг, поэтому въехать в дом нужно было аккуратно, не оставляя следов.

– В Черновку, – кивнул я. – Если попадём к ментам, тебе конец. Не забывай.

Нам повезло, перехватить нас не успели. А если бы успели, в голове было ещё несколько вариантов, но теперь все они утратили смысл. Мы подъехали к дому Калякина.

– Выходи, – коротко сказал я.

– Не могу, – ответил он, показывая на окровавленную ногу.

– Можешь, – кивнул я. – Нога‑то пока только одна прострелена. Прыг‑скок, прыг‑скок. Выходи. Кстати, в этом глухом тупике я могу тебя всего изрешетить и никто не увидит, и никто не узнает. Понимаешь, о чём я?

Он сжал зубы.

– Достань аптечку в багажнике, – прохрипел он;

– Чем скорее мы войдём в дом, тем скорее ты получишь аптечку.

Мы пробрались через заросли в дом. Лопата по‑прежнему стояла в сенях. Я подтолкнул Харитона стволом в спину.

– Давай, давай, торопись.

Он заковылял вперёд, а я последовал за ним, подхватив лопату. Когда он оказался в центре комнаты, я размахнулся и херакнул ему по башке. Прямо лопатой.

– Это тебе за мамулечку, – процедил я, когда он рухнул на пол, как куль с картошкой.

Я наспех связал его руки и ноги армированным скотчем, лежавшим в сумке, и обыскал. Кроме бумажника ничего не нашёл, оружия не было. Я быстро метнулся в гараж. Там я видел здоровенны моток проволоки. Я схватил его, прибежал обратно в дом и взвалил Харитон на стул. Посадил и прикрутил проволокой. Проволока была отличной, надёжной. Вырваться у него не было никаких шансов. По моим предположениям ему нужно было ещё минут пятнадцать, чтобы прийти в себя.

Закончив, я выскочил за ограду, сел за руль и запарковал машину на участке Розы. Достал из багажника аптечку и вернулся во двор Калякина. У гаража стояло ведро с углём, причём, уголь был мелкий, как отсев. Схватив ведро, я прошёл по кровавому следу Харитона и засыпал его углём, чтобы кровь не бросалась в глаза.

После этого я вошёл в дом, открыл аптечку и перевязал рану Харитона. Пуля прошла поверху, пробороздив наружную сторону бедра, но не затронула артерию и глубокую вену. Очнулся?

Он дёрнулся, вздрогнул, застонал.

– Удачный выстрел, – сказал я, перевязывая окровавленную ногу. – Считай, тебе повезло. Но, как известно, везение не бесконечно, один раз повезло – хватит. И чтобы ты не строил лишних иллюзий, медицинская помощь оказана тебе вовсе не из сострадания, а для того, чтобы ты не двинул копыта прежде, чем я всё узнаю.

Он покрутил головой и поморщился. Видок у него был, конечно, как из фильма ужасов. Морда в крови, нога в крови, взгляд шальной, губы запеклись. В доме было холодно, пахло пылью и сыростью, а ещё старым деревом и мышами.

– Итак, – сказал я, – снарядов в моей пушке хоть жопой ешь – ты можешь это проверить, если есть сомнения. Собственной жопой, кстати.

– Нет, – прохрипел он. – Сомнений нет.

– Ну тогда поговорим, – кивнул я. – Думаю, не надо объяснять, что твоё будущее напрямую зависит от этого разговора?

Он поморщился.

– Как ты оказался в этом доме, когда мы впервые встретились? – спросил я.

Он закрыл глаза и снова поморщился. За окном зашумели ветки деревьев и кустов. Поднимался ветер.

– Понял тебя, – хмыкнул я. – В принципе нога уже всё равно испорчена, так ведь?

Я приставил глушитель к его левому колену.

– Погоди, погоди, – почти спокойно отреагировал он. – Погоди. Чердынцев.

– Чердынцев, – повторил я за ним. – Что Чердынцев? Чего товарищ майор хотел?

– Он никакой не майор, – отрезал Харитон. – В отставке давно.

– А кто же он, в таком случае?

– Он работает в охране Назарова.

Назаров, понятно, что и требовалось доказать.

– Получается, в охране Назарова, тоже есть майоры, – усмехнулся я. – Итак, каков был заказ или задание? Не знаю, как там у вас это называется.

– Нужно было взять часы и передать ему содержимое, – выдавил вьетнамец и замолчал.

– Продолжай, продолжай, не останавливайся.

– А тебя убрать по‑тихому. Но только после того, как он получит документы.

– Убрать по‑тихому, – кивнул я. – Любопытно. А если бы меня не оказалось в доме, когда ты сюда заявился? Всё равно убрать?

– Он сказал, что ты проявляешь ненужную активность.

Его слова, конечно, могли быть правдой, но скорее всего, не были. А вот сам Чердынцев вполне мог оказаться тем, кем представлялся мне, а мог состоять в действующем резерве в конторе, мог, также, быть штатным сотрудником под прикрытием, мог не быть ни тем, ни другим, а быть бывшим комитетчиком, переметнувшимся к Назару. Варианты быстро замелькали у меня перед глазами.

– Херня, – покачал я головой.

– В смысле? – дёрнулся вьетнамец.

– В смысле, не болтайте ерундой, батенька, – улыбнулся я и нарисовал стволом большую восьмёрку. – Зачем Назарову или Чердынцеву устранять школьника? Пусть даже и следопыта. Полное дерьмо. Кажется, тебе, всё‑таки, хочется получить ещё одну дырочку в теле.

– Ладно, да. Он не говорил…

– А зачем ты наврал?

– Ну… чтобы… Блин. Типа я тебя от смерти спас…

– А зачем ты меня увёз в бомжатник? Меня бы искали, это проблема.

– Хотел продать быстренько.

– Продать? – переспросил я. – Меня? Кому? Невольничьих рынков вроде нет.

– Нашлись бы желающие, – кивнул он серьёзно.

– И за сколько, если не секрет?

– Ты бы удивился, – усмехнулся он.

– Ладно, твои фантазии пусть останутся с тобой. Почему сразу не забрал бумаги, а оставил часы у Стакана? – спросил я.

– Он сказал, там возни на два дня, – ответил вьетнамец. – Ублюдок, хитрожопый.

– Что есть, то есть, – подтвердил я.

– Всё, больше мне ничего не известно, – пожал он плечами. – Больше ничего не знаю.

– Жалко, я хотел поговорить об обыске у меня дома.

Харитон помолчал, скривился от боли и, сплюнув на пол, пожал плечами. По стеклу застучала ветка. Харитон повернулся к окну.

– Что о нём говорить, всё и так ясно – ответил он. – Ты увёл бумажки, и нужно было их достать.

– Ну, да, – согласился я. – А ты разве не знал, что незадолго до твоего прихода у меня уже был обыск?

– Обыск обыску рознь, – отозвался он. – Тогда ничего не нашли. Я хотел проверить, что проверили всё.

– Что надо было от тебя Раждайкину?

– То же, что и Чердынцеву.

– Так, так, так, – покачал я головой, прокручивая информацию. – Чердынцев и Раждайкин оба обращаются к тебе за одним и тем же?

– Ну, Раждайкин не то чтобы обратился, он меня сгрёб, – ощерился Харитон. – Утащил к себе в нору.

– Почему он вышел именно на тебя? – настаивал я. – Как так вышло?

– Этого он мне не объяснял, – сухо ответил вьетнамец и снова сплюнул на пол. – Но, чтобы понять, особого ума не надо. Стакана ты завалил, пошли разговоры. Он, урод, кому‑то сболтнул, хотел узнать, за сколько можно эти бумажки толкнуть. Хотел меня кинуть. Вот и всё. А раз разговоры пошли, менты услышали. Они разговоры контролируют. Так что, два плюс два равно четыре, как тут ни крути. Когда я услышал эти слухи, понял, рано или поздно они на меня выйдут.

– А как ты вырвался из лап Раждайкина? – спросил я.

– Обещал достать то, что ему надо, – ответил он. – А если не достану, то пожалею, потому что у него есть толстая пачка бумажек, включая информацию по тому бомжатнику, который ты разорил. Там в аптечке есть армейский обезбол. Вколи мне.

– Хорошо, вколю, – кивнул я.

– Посмотри в аптечке, – скривился он.

– Вколю, но не сейчас. По итогам нашего разговора. Кстати, правду говорят, что вьетнамцы смерти не боятся?