Око силы. Четвертая трилогия (СИ) - Валентинов Андрей

Начальник взглянул удивленно.

– Отчего – глупо? Работу выполнили, пусть и не самую приятную. То, что лично сходили к Летешинскому, тоже правильно, человек заслуженный, известный. Или хотите, чтобы вас пожалели?

Ольга, скрипнув зубами, встала – как была, с полной рюмкой в руке.

– Никак нет, товарищ Секретарь Центрального Комитета! В этом не нуждаюсь!..

– Тогда пейте.

Проглотила залпом, снова поморщилась, опустилась в кресло. Мелькнула и сгинула мыслишка: а если и вправду развезет? Стыдоба полная, с двух коньячных рюмок – это после фронтовых-то норм!..

Подумала да и решила: пусть! Хуже не будет.

Между тем начальник, тоже присев, но на стул, принялся изучать знакомые машинописные страницы – ее докладную. Читал неспешно, буквы не пропуская. Потухшая трубка по-прежнему торчала во рту.

– Можно не переписывать, сойдет, – заключил он, оторвавшись от чтения. – Возможно, Ольга, вас попросят все это повторить на заседании Политбюро. Нет, не сейчас, конечно, дня через два. Справитесь?

Девушка сглотнула.

– На Политбюро? Доложу, если надо. Значит, дело все-таки важное?

Ким Петрович, встав, подошел к столу, ящик выдвинул. На зеленое сукно столешницы легла толстая папка.

– Как вам сказать? Для молодежи фамилия Летешинского мало что говорит, но старики его хорошо знают. В свое время он слыл умнейшим человеком, чуть ли не пророком. В его болезнь поначалу никто не хотел верить. Вождь рассказывал, как ему в Красноярске пришлось присматривать за Пантелеем после первого приступа. Говорит, было страшно. И не само безумие пугало, а то, во что превратился незаурядный человек. Словно в его оболочку вселилось что-то чужое, нездешнее. Может, Летешинский и сам это чувствовал, отсюда и его бред о перевоплотившихся эфирных сущностях. Обычно он рассказывает о Вожде, но порой в оборотни попадают и Сталин, и Зиновьев, и ваш покорный слуга…

«Я понял, я понял! Не он, другой, это был другой!..» – вспомнила Ольга.

– А если вас интересует подоплека этой истории…

Зотова хотела возразить, но товарищ Ким властно поднял руку.

– Все-таки послушайте, пригодится. Об известных людях всегда ходят слухи, из которых потом складываются легенды. Особенно в условиях подполья, когда даже о близких товарищах знаешь далеко не все. Летешинский, говоря о личности, появившейся в Петербурге, имел в виду, конечно, Вождя. Так вот, пункт первый. Мы специально проверили. В Самаре в 1891 году умер и был похоронен молодой человек, его однофамилец. Но звали его иначе – Николай, Николай Иванович Ульянов. Фамилия, как вы понимаете, не редкая.

Из папки была извлечена фотография на твердом паспарту. Ольга, мельком взглянув, отдала назад. Все так и есть, черный крест, хорошо различимая надпись…

– Слухов было много, причем часть явно распускалась охранкой. У Вождя не лучшие отношения с семьей, поэтому стали рассказывать, будто его перестали узнавать брат и даже родная мать. С братом он двадцать лет не разговаривает, а Мария Ульянова вернулась, якобы, после их встречи в Копенгагене в полной уверенности, что это не ее сын.

Ольга вспомнила доктора Ульянова. Ссору (из-за шахмат!) он действительно поминал, но не более того.

– А потом кто-то включил тяжелую артиллерию. Вот смотрите!..

Несколько пожелтевших страниц, густо исписанных непонятным готическим шрифтом. Фотографии вождя – одна, вторая, третья… Некоторые целые, другие почему-то разрезаны пополам.

– Извольте видеть – экспертиза, последнее слово немецкой полицейской мысли. Это уже для умных – тех, кто простым сплетням не верит. Взяли несколько фотографий, от самых ранних до последних, 1920-го и 1921 годов, и провели сравнение. Вы наверняка слыхали, что левая и правая половина лица у человека не совпадают. Это очень устойчивый индивидуальный признак. Эксперты считают, что это фотографии как минимум троих разных людей, причем не слишком похожих внешне.

Зотова взглянула удивленно. Товарищ Ким улыбался.

– На самом деле даже не троих. Часть фотографий взята из конспиративных документов. Допустим, летом 1917-го Вождь скрывался под Петроградом, и ему приготовили пропуск на имя рабочего Иванова. Сейчас рассказывают, будто в Разлив специально возили фотографа. Хорошее у них представление о нелегальной работе! Все проще: нашли подходящего человека и слегка загримировали. Много ли требуется для пропуска? И так можно рассказать о каждом случае. Опровержения мы, понятно, не даем, дабы не опускаться на подобный уровень… К сожалению, далеко не все враги столь примитивны – особенно те, что прячутся в наших рядах.

Хозяин кабинета замолчал, принявшись набивать трубку. Ольга терпеливо ждала. Товарищ Ким заметил, подмигнул.

– Ждете раскрытия страшной тайны? Вот станете членом ЦК, тогда и расскажу. Впрочем, кое-что не тайна. С лета 1917 года партию большевиков обвиняют в получении немецких денег. Кто только нас за это не пинал! Проблема в том, что всерьез опровергать эту клевету у нас нет возможности, тогда бы пришлось назвать наших настоящих друзей. Но их подводить мы не имеем права, приходится отмалчиваться. Интересно?

– Еще бы! – выдохнула Ольга.

– Увы, даже Вождь не всегда был осторожен. В августе 1917-го он избрал неверную тактику, принявшись все подряд отрицать. Скажем, свое знакомство с товарищем Ганецким, которого газеты назначили чуть ли не казначеем Германского генерального штаба. Этим, само собой, воспользовались…

На этот раз из ящика стола был извлечен журнал, как успела заметить девушка, немецкий.

– Свеженький. Германские социал-демократы издают источники для будущих историков нашей революции. Среди прочего – переписка Вождя с Ганецким на протяжении нескольких лет. Документы из наших архивов, сейчас мы выясняем, кто стал Иудой… Вот так, Ольга! Ну что, успокоились?

Зотова хотела возмутиться, но вовремя прикусила язык. Улыбнулась.

– Так точно, все в порядке. Спасибо, Ким Петрович!

Начальник шутливо поклонился, блеснув голубыми глазами.

– Всегда рад помочь. Но, поскольку я человек вредный, напоследок все-таки вас уязвлю. Вы обиделись после разговора о Граале, а, между прочим, зря. Раз уж занялись вопросом, нужно было довести дело до конца. Не были в Ризнице?

– Не была! – вздохнула Ольга. – Времени мало и… В общем, виновата! А… А вы?

– И я не был. Так что выносим друг другу выговор за лень и нерадение. Насчет Грааля не знаю, но что-то там нечисто.

Бывший замкомэск взглянула удивленно, и Ким Петрович пояснил:

– Профессора Карташова арестовали. Да-да, того самого. Подозревают крупное хищение. У вас, товарищ Зотова, потрясающее чутье на неприятности. Вот только завидовать вам почему-то не хочется.

4

– Вы Москвин, – заметила женщина. – Ким должен был вас предупредить.

Не спросила, даже не констатировала, просто обмолвилась, будто о камень при дороге споткнулась. Ни «товарища», ни «гражданина», еле фамилию выцедила.

– Простите, кто должен был предупредить? – недоуменно моргнул Леонид. – И о чем?

Тетка ему сразу не понравилась. Пальто дорогущее, настоящей черной кожи, шляпка с накладным серебряным пером, пальцы в серой лайке, тяжелая челюсть чуть ли не на локоть вперед торчит. А на ногах – британские пехотные ботинки на прочном шнурке. Бывший старший уполномоченный нашивал такие под Нарвой. Удобные!

– Ким Петрович Лунин, – женщина нетерпеливо поморщилась, – Москвин, не валяйте дурака. Вот что, пароль нужен? Пожалуйста, «Генерал-марш», сигнал часовой готовности к выступлению. Достаточно?

Тетка ждала, как и было договорено, возле выхода из Александровского сада. Не одна – впритык к тротуару стояло небольшое авто, черное и блестящее, как пальто незнакомки.

– Достаточно, гражданка, – Леонид скользнул взглядом по оттопыренному правому карману. – В следующий раз пароль говорите сразу, иначе вам и браунинг может не понадобиться.

Подбородок надменно дернулся.