Отрок. Все восемь книг (СИ) - Красницкий Евгений Сергеевич

Ознакомительная версия. Доступно 62 страниц из 309

"Ну до чего же приятно смотреть на вас, прямо молодожены. Блин, аж слеза наворачивается… Э! А чего это я?…".

В глазах вдруг поплыло, Мишку крепенько тряхнуло и он понял, что лежит на полу, неудобно подвернув под себя руку. А потом стало темно. Истошного женского вопля: "Мишаня-а-а!!!" — он уже не услышал.

— … И все с молитвой Божьей, с крестным знамением. А потом хвать ее клещами и в горн. Она стонет, корчится, а Мишаня держит ее клещами и кричит: "Изыди нечистая, отринься от подобного!"

Голос тетки Татьяны звучал вдохновенно, чувствовалось, что рассказ воспроизводится уже не в первый раз, постепенно обрастая все новыми красочными подробностями.

— Так и сгорела, даже пепла не осталось. А Мишаня говорит: "Все. Ставьте свечки, благодарите заступницу нашу Небесную". А потом вдруг побледнел весь и упал.

Мишка приоткрыл глаза. В горнице у его постели собрался целый консилиум. Лекарка Настена, почему-то, с очень сердитым лицом, мать с лицом заплаканным, дед с лицом опухшим после вчерашнего праздничного ужина, отец Михаил с ликом бледным и болезненным, под ручку (с ума сойти!) с теткой Аленой. Правда поддерживал не он даму, а дама его. Где-то на заднем плане маячила Юлька.

Отец Михаил первым заметил, что Мишка открыл глаза.

— Миша, Мишенька, узнаешь меня?

— Узнаю, отче.

— Миша, прости, я обязан тебя испытать. Перекрестись.

Мишка, удивляясь собственной слабости, обмахнул себя крестом и непослушными губами произнес первые строки Символа Веры.

— "Верую въ единого Бога Отца, Вседръжителя, Творца небу и земли и видимыимъ и невидимыимъ.

Монах извлек откуда-то кропило и брызнул на Мишку святой водой.

— Аллилуйя! Чист отрок! Слава Богу!

— Ну и чего, спрашивается, всполошились? — Сердито пробурчала Настена. — Я же сразу сказала: нет в нем тьмы. Не могло ничего на него перекинуться, заклятье-то на Татьяну было.

Стало понятно, отчего Настена выглядит такой сердитой — старые счеты с попами. Отец Михаил, видимо вообразил, что нечистый дух мог переселиться из куклы в Мишку.

"Опять, блин, спасает не тонущего. Прямо, как в старом анекдоте: "Дурак, живу я здесь!".

— А теперь, ступайте-ка все отсюда, — скомандовала Настена — с душой у парня все в порядке, а я телом займусь — вон, зеленый весь, как лягушка, руками еле шевелит. Ступайте!

Все потянулись в двери, отец Михаил попробовал, было, поупираться, но Алена, похоже, даже не заметила его усилий. Все, наконец, вышли, только Юлька осталась стоять у стены с выражением на лице, более подходящим гладиатору, вышедшему на арену, чтобы победить или умереть.

— Ну чего набычилась? — Обратилась Настена к дочери. — Не гоню же, наоборот: ты лечить и будешь. Видишь: дружок твой силы все растратил, пустой почти.

— Так уж и мой…

— Ну, не мой же? — Настена повернулась к Мишке. — Ты что натворил, дурень? Не мог мне сказать? Устроил тут тарарам.

— Не должно было быть тарарама, тетя Настена, куклу-то я сам сделал, только иглу у волхва взял, да и без иглы бы мог. Помнишь, ты объясняла, что наговор сам по себе ничего не лечит, надо, чтобы больной в него верил. Значит, и кукла, сама по себе, просто куча тряпок, но тетка Татьяна в нее верила, вот и подействовало.

— Умница ты, Михайла, молодец, верно догадался… А, все равно, дурак!

— Как это?

— Так это! Ты каким местом меня тогда слушал? Я с чего тогда начинала? Не с того, что больной верить должен, а с того, что лекарь должен верить и себя в нужное состояние привести.

— Я не верил, я знал.

— А разница-то? Знание это, просто, самая сильная вера, вот и все. Ты знал и тебе ничего с собой делать не надо было, Татьяна верила (не столько тебе, кстати, сколько кукле), потому у тебя все и вышло.

— А что же тогда со мной случилось?

— Вот! Об этом и речь! Ты что у Татьяны лечил?

— Я не лечил, я заклятье снимал!

— Ой, ну что мне с ним делать, Юлька? — Настена в деланном отчаянии всплеснула руками. — Такой ум и такому дурню достался!

— Мама, он не понимает…

— Да вижу я, что не понимает. Заклятье, заклятье… Да нету никаких заклятий! Дурят вас: одних волхвы, других попы, а вы и уши развесили!

"Мать честная! Атеистка! В двенадцатом веке? Не может быть, потому, что не может быть никогда!".

— Как это — нет? — Мишка, все-таки, решил уточнить. — А Светлые Боги?

— А Светлые Боги есть. И Христос твой, тоже… Может быть. Как уж они там между собой… не наше дело. Но не дано смертным силой с Богами равняться, и никакие заклятья тут не помогут. Чудеса — не от Богов, чудеса — от Веры. От одной и той же болезни: один амулетами гремит и у костра козлом скачет, другой на капище скотину безответную режет, третий перед иконами лбом в пол бьется. И помогает! Потому, что верят, что поможет. Ты когда-нибудь слышал, чтобы от одной болезни три разных способа лечения было? Совсем разных, друг на друга не похожих?

— Нет.

— Правильно, лечат не амулеты, не жертвенная кровь, не иконы. Лечит Вера — одинаковое лекарство для всех! Сегодня ты сотворил чудо, а родилось оно от Татьяниной веры и твоего знания, как дитя от жены и мужа. Так всегда: излечение от союза двух вер — лекаря и больного.

— Понимаю, матушка Настена. То есть, нет, не понимаю: что же меня ударило-то?

— А этого мужикам понять и не дано. Придется тебе мне на слово… Хм, поверить. Как бы тебе попроще… Знаешь, сколько силы надо, чтобы дитя выносить и родить? Нет, знать ты не можешь. Но догадываешься?

— Догадываюсь, вроде бы.

— Догадывается он… Да больше ни на что другое столько сил не требуется! Иногда даже жизни лишаются!

— Ты хочешь сказать, что для восстановления этой способности?…

— Да! Неважно: хотел ты или не хотел, понимал или не понимал, чувствовал или не чувствовал, но ты Татьяне свою силу отдавал. Ты ВЕРИЛ. Не в заклятье волхва, конечно. Ты в себя верил, в то, что помочь можешь и сам себя этой верой сжигал. Мог сдуру все отдать, сейчас отпевали бы. Нельзя мужикам в эти дела лезть, вы все умом понять норовите, а здесь чувствовать надо! Ладно, хватит болтать. Юля, давай, качай в него силу, хочу посмотреть, как вы это делаете.

— Подождите! Матушка Настена, я еще спросить хочу. Почему у нас с Юлей не получилось ногу быстро вылечить? Демке-то мы помогли, а со мной не вышло…

— Юля, объясни ему.

— Мы Демке вовсе не рану лечили. У него тело устало со смертью бороться, силы кончились, а мы ему сил добавили, и все. А ты полон сил был, в полную бадью сколько воды не лей — все мимо. Понял?

Мишка попытался сформулировать Юлькину мысль боле просто:

— Тело лечится само, если хватает сил. Мы можем только их добавить, но не лечить. Так?

— Так. — Подтвердила Юлька, но было непонятно: то ли Мишка действительно все правильно понял, то ли Юлька его просто успокаивала, как и любого больного. — Давай руки, где там жилка… Как ты тогда назвал?

— Пульс. Пульсация, это когда…

— Не говори ничего, я пойму…

Слияние. Ясность, бодрость, сила — энергия.

"Юленька, я тебя обидел, прости. Мне и так твой голос слышать радостно, не надо со мной, как с больным…".

Все это не словами — чувствами. В ответ: радость, удивление, кажется испуг, что-то еще, совсем непонятное, но светлое…

Легкость, тепло, сонливость… Откуда-то издалека голос Настены:

— Вот ты и выросла, доченька, уже больше меня умеешь. А он тебя в беде не бросит, теперь я уверена…

Все. Сон.

Проснулся Мишка, когда уже начало вечереть. Самочувствие было прекрасным, спросонья даже забыл о раненой ноге, но та о себе тут же напомнила, когда Мишка вознамерился вскочить с постели. Оделся и задумался. К Нинее, конечно же, ехать уже поздно, придется завтра с утра. Хотя, с утра не выйдет, утром Лавр заберет Роську смотреть холопские семьи. Может, самому с ним поехать? Пока же надо навестить раненых ребят, тем более, что вчера не получилось.

Ознакомительная версия. Доступно 62 страниц из 309