Сакура-ян (СИ) - Кощиенко Андрей Геннадьевич

Медсестра, дойдя до дверного проёма, останавливает и встаёт рядом с ним.

— Прошу вас, Агдан-сан, — произносит она, кланяясь и одновременно делая рукою жест, приглашая войти внутрь.

Не став даже кивать в ответ, двигаюсь в указанном направлении. Минуя снимающих, поворачиваю голову к объективу и лишь чуть-чуть улыбаюсь, не став трясти поднятой ладонью, изображая из себя не пойми кого. ЮнМи — девочка. Милая, скромная и… голодная! Ол-ля-ля! Пахнет мясом!

Не став больше отвлекаться, устремляюсь внутрь. Удача! У раздачи — никого! Значит, я первый!

(несколько позже)

Оператор издали, сквозь дверной проём, ведёт съёмку. В объективе его камеры — стол, за которым хрупкая, синеглазая девочка, красиво и аккуратно кушает. Напротив неё, по другую сторону стола, расположившись на стуле, сидит чёрная кошка. Задрав голову, она внимательными зелёными глазами наблюдает за процессом исчезновения пищи, сопровождаемый изящными движениями рук её хозяйки. Неожиданно прервавшись, ЮнМи останавливается и что-то говорит нэко, нравоучительно грозя тоненьким указательным пальчиком. В ответ усатая животина виновато опускает мордочку, по-видимому, признавая свою неправоту.

— Яре-ярэ, — зачарованно шепчет себе под нос японец-оператор, плотно прижимаясь глазом к видоискателю.

(яре-ярэ — о, боже. яп. прим. автора)

(вторая половина того же дня, ближе к вечеру)

— Вообще, никто не должен неожиданно выскакивать на меня с камерой! — возмущённо высказываю я СунОк и ЁнЭ своё недовольство сегодняшним происшествием. — Разрешение на съёмку, во-первых, это деньги. А во-вторых, это подготовка. На что я буду похожа без косметики, без причёски, а главное — застигнутая врасплох⁈

— Ты ведь раньше не любила делать мейкап… — оправдываясь, мямлит СунОк.

— Для каких-то «внутренних» ситуаций — да. Но на съёмках без него не обойтись. Особенно, если они проводятся посторонними, которые потом неизвестно как смонтируют видеоряд. Кто это вообще был? Кто снимал?

— Пока неизвестно, — признаётся онни.

— Плохо, — констатирую я и обращаюсь к своему личному менеджеру: — ЁнЭ, раз ты здесь, давай, начинай работать. У моей сестры опыта совсем нет, а бесплатные съёмки — это упущенные деньги, которые нам всем нужны. Организовывай процесс так, чтобы ко мне никто не мог попасть кроме, как только через тебя. И чтобы я знала, кто, когда и где. Понятно?

— Да, босс, — кланяется та.

Молча смотрю на неё, озадачившись всплывшей в мозгу мыслью: «Ещё же нужно решить вопрос с организацией агентства! А ЧжуВона выслали из Японии. Вот блин…»

— ЮнМи… — видя, что я молчу, неуверенно произносит СунОк. — Только не волнуйся. Знаешь, доктор разрешил тебе сказать…

— Что опять случилось?

— В общем, такое дело… — говорит онни, смотря в пол и поколебавшись поворачивается к ЁнЭ.

— Расскажи ты, — просит она.

— ЮнМи- саджан, - официальным голосом произносит та, видимо решив действовать профессионально. — Есть проблема с «FAN Entertainment». А точнее, проблема судебного разбирательства между вами и этим агентством. Решением суда была назначена сумма в размере десяти миллионов долларов, которые вы должны выплатить агентству «FAN Entertainment» в качестве компенсации понесённых убытков…

— Я знаю об этом, — отвечаю я, ощущая в животе чувство тревоги при напоминании о незакрытом гештальте, — Адвокат прислал сообщение в первый день прилёта в Японию.

— … Дело в том, что решение вступило в силу, босс…

— Как оно могло это сделать? Секретариат оформляет решение суда в течение двух недель. Потом его отправляют по почте с уведомлением о вручении. С этого момента начинается отсчёт времени на обжалование. Я ничего не получала и не подписывала!

— Вы дали доверенность адвокату, разрешив ему представлять вас на судебных разбирательствах…

— И…? — спрашиваю я, уже начиная догадываться.

— Он получил документы и расписался за вас…

— Когда он их получил?

— На второй день после вынесения решения.

— Потрясающе! — с сарказмом восклицаю я. — Просто невероятно! «Получить документы раньше, чем через две недели, — даже можно не надеяться», а тут — «два дня»! Потрясающая оперативность! Это меня лишь облагодетельствовали или корейский суд работает теперь так для всех?

— Не могу ответить на ваш вопрос…

— А что, адвокат не мог сообщить об этом, к примеру, моей сестре?

— Согласно заключённому договору указания по ведению дела можете отдавать только вы. В случае привлечения других лиц это нужно оговаривать приложениями или доверенностью. Поскольку вы находились без сознания, то оформить доверенность было невозможно. Поэтому так и случилось…

— Какие у меня теперь варианты? — обдумав услышанное, интересуюсь я.

— Если решение суда вступило в силу, можно только требовать пересмотра дела.

Опять судиться? Блин! Как же они задрали!

— А если я не могла дать указание своему адвокату по причине болезни?

— Не знаю, босс. У меня нет юридического образования. Вам нужно проконсультироваться у профессионалов.

И где-то найти деньги на оплату их услуг!

— Я остаюсь здесь, — поворачиваясь к СунОк говорю я. — Буду просить ВНЖ.

— Ты не можешь так поступить! — подскакивает та.

— Почему?

— Потому что ты кореянка, а не японка!

— И поэтому я должна жить со счастьем в душе, но телом в канаве?

— Почему — «в канаве»?

— Потому что КЕМА запретила мне работать! Забыла, что ли? Что мне делать в Хангук? Устроиться в клининговую компанию: на рамён зарабатывать? А десять лямов FAN отдавать как?

— КЕМА может отменить своё решение…

— Ага! Только для этого мне придётся прилюдно постоять на коленях, в слезах и соплях вымаливая прощение! Да пошли они нафиг!

— Не придумывай! Не станут от тебя такого требовать!

— А если «станут»? Тогда как быть? Ты меня заменишь?

СунОк молчит, задумавшись.

— Никто не собирается договариваться. Если бы хотели, то подставу с судом бы не устраивали.

— Какую «подставу»?

— Обыкновенную. Пятое июня, дата вынесения решения, плюс две недели на оформление документов в секретариате — это уже девятнадцатое. Плюс положенные по закону две недели на уведомление участников процесса. Плюс две недели, с момента вручения, на подачу апелляции. Я даже сейчас могла бы это сделать, иди дела обычным порядком. Ускоренное прохождение документов фактически украло у меня возможность оспорить решение.

— Ну… никто не знал, что ты попадёшь в больницу….

— Онни, ты на чьей стороне?

— На твоей!

— Тогда ты не должна подвергать сомнению мои слова.

— Да, но…

— Никаких «но»!

Я поворачиваюсь к ЁнЭ и извиняюсь.

— Прошу прощения за публичное перетряхивание несвежего белья. Как видите, госпожа менеджер, обстоятельства стремительно меняются, и будущее становится весьма неопределённым. Если вы решите, что происходящее для вас — слишком, то я всё понимаю и не стану обижаться, если вы захотите уйти.

— Разрешите мне подумать над вашим предложением, босс, — отвечает она. — До завтра.

— Хорошо, — киваю и поворачиваю голову к СунОк, поскольку выражение её лица намекает на то, что у неё есть ещё информация, которой она собирается поделиться.

Оказывается, я хороший физиономист.

— ЧжуВон- оппа предупредил ещё об одной проблеме, — увидев мой пристальный взгляд, сообщает онни.

— Я просто трепещу от нетерпения о ней услышать, — с сарказмом сообщаю я.

— Как ты себя чувствуешь?

— Ниже пола не упаду. Говори!

— Он сказал, что расследование дела дяди не закрыто. И твой запрет на выезд всё ещё действует…

— И…? — с интересом спрашиваю я, подталкивая замолчавшую сестру продолжить.

— Если ты прилетишь в Хангук, тебя арестуют прямо на границе!