* * *
В управлении я задерживаться не стал. Группу формировал не я, этим занимались другие люди, рангом повыше. Правда, я имел право залезть в их епархию, но делать этого не стал — по личным причинам. Всё это свалилось на меня слишком неожиданно, мне нужно было переварить новые вводные, а для этого лучше всего подходило что-то простое и относительно понятное. Ну а отсутствие на рабочем месте в рабочее время для нашего брата было делом привычным. Я предупредил дежурного о внезапно возникшем деле, со спокойной душой спустился сразу на первый этаж и вышел на улицу Дзержинского.
Никакого дела, конечно, у меня не было, поэтому я шел неспешно, стараясь избегать толп людей. По переулкам добрался до Неглинной, а затем и до Петровки, прошел мимо дома под номером тридцать восемь, вышел на Садовое кольцо, огляделся — и понял, куда мне хочется попасть. Тот самый музыкальный магазин, где я несколько месяцев назад купил очень приличную гитару, манил меня необычайно, хотя я и не понимал, чего хочу на этот раз. Обрастать разными акустиками я не собирался, тот мастеровой шедевр устраивал меня в полной мере, за прошедшее время с ним ничего не случилось, кроме тех вещей, которые случаются со всеми гитарами, на которых часто играют — но с этим я готов был мириться. Но ноги сами несли меня в нужном направлении — вдоль линии старых домов, мимо Малой Дмитровки, которая сейчас называлась улицей Чехова, до домов работников искусств, в стилобате которых и находился магазин.
Знакомый продавец был на месте, меня он узнал сразу и почему-то напрягся. Но я не торопился, ходил вдоль витрин, рассматривал нехитрый ассортимент и пытался понять, за каким хреном я сюда завернул. На ум ничего не приходило — тут по-прежнему был выставлен стандартный набор, который должен был отвратить от занятий музыкой незрелые души. Но потом меня занесло в отдел скрипок и прочих виолончелей, я долго смотрел на эти инструменты пыток юных музыкантов — и нужная мысль у меня наконец оформилась. Впрочем, я понимал, что мой запрос, скорее всего, останется без ответа.
— Здравствуйте, — тот продавец подошел как-то незаметно, когда я разглядывал очередное изделие какой-то экспериментальной фабрики из ещё не снятых «Чародеев». — Опять к нам?
— Добрый день, — я вежливо улыбнулся. — Да, опять. Говорят, что преступника всегда тянет на место преступления — вот и я не удержался.
Его улыбка вышла какой-то деревянной.
— С той гитарой что-то не так? — спросил он.
— Нет, всё в полном порядке, замечательный инструмент, — сказал я, наблюдая, как на его лице легкий страх сменяет невыразимое облегчение. — Он меня полностью устраивает, звучит великолепно, и проблем с ним нет.
— Это хорошо, — продавец расслабился. — А к нам тогда зачем? Какое такое преступление вы совершили?
— Грех на душу взял, — чуть склонившись к нему и понизив голос, сказал я. — Возжелал большего.
Его взгляд метнулся к виолончелям, и он вопросительно уставился на меня.
— Нет-нет, что вы, виолончели оставим Мстиславу Леопольдовичу, он в них мастер, хотя на таких, думаю, играть не станет, ему Страдивари подавай. Но гений, ему можно. Мне же хотелось бы что попроще, — я снова понизил голос: — Хочу электрическую полуакустику хорошую. Очень хорошую.
Я ожидал понятной в условиях советской действительности реакции — мол, парень, ты не в ту дверь зашел, откуда здесь хорошая электрическая полуакустика? Тут даже «Музимы» жуткий дефицит, за который продвинутые ребята готовы душу продать и доплатить сверху.
Но продавец меня удивил — он посветлел лицом, радостно улыбнулся, склонился к моему уху и прошептал:
— Есть, но дорого.
Я плохо ориентировался в ценах на необычные гитары, но та самая советская действительность иногда подкидывала и приятные сюрпризы. В бухгалтерии нашего управления меня действительно ждали с определенным нетерпением — оказалось, что зарплата, которую я получал в Сумах, никак не влияла на оклад, который был мне положен по основному месту службы. Кроме того, мне выдали солидную премию, и итоговая сумма получилась очень приличной — больше тысячи рублей. С учетом предстоящих расходов — свадьба, рождение ребенка и семейная жизнь в целом — не бог весть что, но по меркам СССР очень и очень много. И сейчас пухлый бумажник с этой самой тысячей с лишним буквально жёг мне карман. Впрочем, я понимал, что если цена на эту гитару выйдет за пределы выданного мне кассиршей, я не смогу уговорить свою внутреннюю жабу на очередной неразумный поступок.
— Посмотрим? — спросил я также тихо.
В рабочий день покупателей в магазине было немного, но они были. Продавец, впрочем, не особо таился. Не обращая ни на кого внимания, мы прошли за прилавок, оказались в знакомой кладовке, он немного покопался на стеллажах — и предъявил мне обычный чехол из искусственной кожи, похожий на тот, в котором я уносил отсюда свою гитару в конце января. Спокойно расстегнул молнию — и достал оттуда нечто стильное, черно-красное. На голове гитары, на красном поле под колками, отчетливо читался английский текст — «Tornado». Это была именно полуакустика, на которую я когда-то облизывался — с двумя прорезями 'эфкой’в корпусе и с хромированными деталями электроники. Вот только название мне ничего не говорило.
— «Торнадо»? — усомнился я. — Никогда не слышал…
— Да ты что! — восторженным шепотом сказал продавец, и мне стало стыдно за свою темность. — Это же «Йолана», за такую любой гитарист руку отдаст! Прямиком из Чехословакии, номерная, вот, смотри — серийник, 1682. На таких половина наших ансамблей играют.
Слово «Йолана» мне было знакомо — чешские гитары действительно сейчас были востребованы чуть ли не больше, чем «музимы» из ГДР. Вот только я совершенно не помнил, чтобы они делали ещё и полуакустку. Но что-то похожее я в руках у советских ВИА по телевизору видел.
— Точно? — недоверчиво спросил я.
— Точнее не бывает, — кивнул продавец.
— А откуда она тут?
Продавец помялся, но потом всё-таки объяснил:
— Одна семья уехала… с собой не дали забрать, они знакомым оставили, ну а те в музыке ни ухом, ни рылом. Вот и принесли сюда, попросили оценить и продать.
— Кинул бы клич по вокально-инструментальным ансамблям, кто-нибудь обязательно взял, — я всё ещё не верил в собственное счастье.
Продавец покачал головой.
— Да я уже так и думал сделать… на выходных. А тут ты пришел, — объяснил он. — Да и закупку они должны будут оформить по всем правилам, а мне связываться с безналичной оплатой…
Я плохо представлял, в каком состоянии пребывает нынешний музыкальный рынок. Наверное, кто-то из гитаристов мог и выложить круглую сумму налом за этот продукт социалистической кооперации. Но этот кто-то должен был быть из раскрученной команды вроде той же «Смерички». А какой-нибудь Макаревич ещё слишком маленький, чтобы думать о чем-то подобном — хотя вот ему вполне мог бы помочь его отец, который наверняка зарабатывал очень приличные деньги.
