Владимир, сын Волка (СИ) - Ибрагим Нариман Ерболулы "RedDetonator"

Глава пятая

Высота принятия решения

*СССР, Московская область, г. Москва, набережная Максима Горького, дом 24, строение 1, Штаб Московского военного округа, 12 мая 1983 года*

«Это бывшее здание Кригскомиссариата — чувствуется старина…» — подумал Директор, ожидая приглашения в коридоре.

Фасад здания выполнен в строгом соответствии со стандартами строительства военных и правительственных зданий царских времён: в центре массивный портик из шести белых колонн коринфского ордера, обильно применена лепнина, а само здание имеет охристо-жёлтый цвет.

На фоне советской Москвы, это здание, несмотря на происхождение, смотрится весьма уместно — и Директор точно знал, почему.

Москва, до того, как её коснулись руки современных ему бизнесменов от архитектуры, блистала сталинским ампиром, во многом перекликающимся с дореволюционной архитектурой, поэтому-то и старинное здание Кригскомиссариата выглядит сейчас не чужеродно, а, скорее, закономерно.

— Товарищ Жириновский, заходите, — позвали Директора.

Он встал с лавки и вошёл в кабинет.

Кабинет имеет классический советский вид: всё подчёркнуто скромно, недорогие шкафы с серыми картонными папками, письменный стол из лакированного ДСП, портрет Андропова, портрет Ленина, карта СССР, гипсовый бюст Ленина, кресло хозяина и два стула для посетителей.

Всё подчёркнуто скромно, потому что кабинет любого советского функционера, военного или гражданского, должен демонстрировать аскетизм служителя народа, а не кричащую роскошь барина-угнетателя. Да и не выдадут рядовому функционеру роскошную мебель…

Пахнет тут табаком и «Тройным» одеколоном.

— Здравствуйте, — приветствовал его подполковник Чуканов.

Фамилия и инициалы «Е. В.» подполковника были хорошо видны на благодарственной грамоте от Главного политического управления Советской армии и Военно-Морского Флота.

— Здравствуйте, — ответил ему Директор.

— Жириновский Владимир Вольфович… — прочитал подполковник заголовок личного дела. — Скажите-ка мне, Владимир Вольфович, почему вы вновь хотите вступить в ряды Советской армии?

— Хочется сменить обстановку и, одновременно с этим, послужить на пользу Отечеству, — ответил Директор.

— Со вторым — понятно, — кивнул подполковник. — А вот с первым не очень — почему вам хочется сменить обстановку?

— Меня, последние полгода, преследует стойкое ощущение, что я занимаюсь не тем, — ответил Директор. — Я чувствую, что могу больше, чем делаю сейчас. Хочу испытать себя в условиях, где знания и опыт действительно проверяются. Ограниченный контингент в Афганистане — это то самое место.

— Хм… — задумчиво хмыкнул подполковник Чуканов. — Как относитесь к политике партии и правительства?

— Положительно, — ответил Директор. — Считаю, что линия на укрепление обороноспособности страны и интернациональную помощь дружественным народам абсолютно правильна.

— Приходилось ли слышать антисоветские высказывания в окружении? — задал подполковник следующий вопрос. — Как реагировали?

— Конечно, иногда приходится слышать, особенно среди молодёжи, которая нередко плохо понимает суть происходящего, — кивнул Директор. — Обычно стараюсь объяснить, где они ошибаются и перевести разговор в конструктивное русло. Иногда просто пресекаю такие разговоры. Считаю, что долг каждого советского человека — не допускать искажений и враждебных слухов.

— Как к вашему решению отнеслась семья? — спросил подполковник.

— С женой немного поругался, но затем удалось объяснить своё решение, — ответил Директор.

— Как вы получили этот синяк под глазом? — посмотрел на него подполковник.

— Жена слишком быстро открыла дверь шкафа, — ответил Директор.

Но это была официальная версия, а неофициальная версия гласит, что Галина слишком быстро ударила его по лицу кулаком.

Она очень разозлилась, когда он поведал ей всю историю о сертификатах Внешпосылторга, но озвученное им решение проблемы ввергло её в настоящую ярость.

— М-хм… — хмыкнул подполковник. — Как относитесь к трудностям быта? Например, к жаре, духоте, недостатку чистой воды?

— Считаю, что это часть службы, — ответил Директор. — Я уже бывал в условиях, где не всё удобно и привычно: и жара, и холод, и скудное питание — всё это переносимо, если есть цель и если понимаешь, ради чего служишь.

— Были ли в вашей жизни стрессовые ситуации и как вы с ними справлялись? — спросил Чуканов.

— Да, приходилось работать и в сложных условиях, и с непростыми людьми, — кивнул Директор. — Справлялся через самоорганизацию: ставил задачи, выполнял по порядку, сохранял спокойствие.

— Осознаёте ли вы в полной мере, что служба в Афганистане связана с риском для жизни? — задал ещё один вопрос подполковник.

— Я прекрасно понимаю, куда и зачем иду, — подтвердил Директор. — Если бы боялся рисков, не пришёл бы сюда.

— Хорошо… — кивнул подполковник.

Директор вышел из штаба МВО и направился домой пешком. На автобусе ехать не хотелось, а ещё погода располагает к прогулке.

Три дня назад он был на параде в честь Дня Победы — 1983-й год не юбилейный, поэтому обошлось без военной техники. Всё ограничилось маршем подразделений Московского военного округа — но даже в таком скромном составе получилось зрелищно и красиво.

Директор, взявший с собой Галину и Игоря, возложил венок к могиле Неизвестного солдата, а также упился квасом и нахрустелся сухарями, ну и с запасом наелся мороженого.

«Мне здесь нравится», — подумал он, идя через дворы. — «Жаль, что скоро всё это рухнет».

*СССР, Московская область, г. Москва, Докучаев переулок, дом 19, 21 мая 1983 года*

Директор, в соответствии с традицией, заведённой ровно месяц назад, подпрыгнул и схватился за перекладину.

Примерно десять минут назад он закончил пробежку на пять километров, по Новокировскому проспекту, (1) почти до самого Кремля.

Когда он только начал, удавалось пробежать лишь полтора-два километра, но за прошедшее время он существенно улучшил результат.

С турником дела обстоят хуже: месяц назад он мог подтянуться лишь три-четыре раза, а сейчас…

«Сейчас и узнаем», — подумал он и начал подтягиваться.

На шестом подтягивании руки окаменели и начали болеть, на восьмом они онемели и будто бы больше не слушались, а на девятом организм начал сигнализировать, что уже всё, но Директор сделал десятое, исключительно на морально-волевых качествах.

Возраст у него уже совсем не тот, чтобы добиваться быстрых результатов, но это лучше, чем шестьдесят семь лет, когда организм неуклонно дряхлеет, и постепенно дают о себе знать старческие болезни.

Спрыгнув на землю, Директор затряс руками. Ладони его покрыты успевшими постареть мозолями, мышцы рук гудят от перегрузки, но ощущение эйфории от успеха перекрывают все негативные ощущения.

У него есть отчётливое понимание, что всё это необязательно, потому что офицеров-переводчиков не гоняют, но у него есть несколько резонов, чтобы заниматься чем-то подобным.

Первый резон: это необходимо для поддержания здоровья. Пусть известный ему Жириновский прожил долгую жизнь, превысив «норматив» на десять-пятнадцать лет, но для реализации всего плана нужно больше времени. А больше времени даёт только крепкое здоровье — с генетикой у Владимира Вольфовича, по-видимому, всё хорошо, поэтому нужно лишь усилить её действие.

«Достигается упражнением», — подумал Директор и улыбнулся.

Второй резон: Директор, после случившегося накануне его первой смерти, начал ощущать потребность в перестраховке. В жизни случается всякое, а он едет в края, где «всякое» случается гораздо чаще, чем в Москве, поэтому лучше быть готовым ко всему.

Подполковник Чуканов предупредил, что как только кандидатуру Жириновского одобрят, он отправится в Ташкент, чтобы пройти двухмесячную подготовку и адаптацию к климату. Просто так, как гражданского человека, его отправлять не будут, поэтому ему предстоит серьёзно попотеть…