Попытка возврата. Тетралогия - Конюшевский Владислав Николаевич

Ознакомительная версия. Доступно 66 страниц из 326

Тем временем нас довели до караулки, где после короткого, но бурного разговора с начкаром нас со слегка помятыми фейсами закинули в «Газ-63» и повезли дальше. Двое солдатиков с автоматами сидели рядышком и, внимательно глядя за пленными, тоже пресекали все разговоры. Ну и хрен с вами — помолчим. Сидя на откидной лавке, я сплевывал кровь из разбитой губы и пытался взглядом подбодрить Игоря. Только вот было темно, и моих гримас он не увидел. Зато увидел конвоир и пресек недозволенную мимику. Ну вот… опять в ухо… Словами, что ли, нельзя? «Газон», недолго пропетляв по городу, остановился возле здоровенного здания, где нас и сгрузили, передав уже непосредственно в СМЕРШ. Но там был небольшой бардак, поэтому когда принявший нас дежурный сунулся в один из кабинетов, выбегающий оттуда лейтенант, поправляя закинутый на плечо автомат, раздраженно сказал:

— Слушай, Смирнов, сейчас не до этих предателей! Мы там гестаповскую точку накрыли, так что Требухина нет. Давай их пока в камеру — завтра разбираться будем!

Потом нас поводили еще немного, наконец-то развязали руки и в конце концов запихнули в здоровенное помещение, которое населяли уже человек тридцать. Дверь за спиной лязгнула, и я, оглядев контингент, коротко матюгнулся. Понятно, почему летеха про предателей говорил. Тут, наверное, шла предварительная сортировка и поэтому немцев не было, хоть люди в немецкой форме и присутствовали. Но явно с рязанскими физиономиями. А так — кто в чем. И в черных полицейских шинелях, и в гражданке, и в вермахтовских мундирах. На некоторых были даже наши шинели. Я повернулся к Птицыну:

— Ну что, друг ситный, пошли искать место под солнцем. Нам тут до завтра всяко-разно кантоваться. А если не хотим торчать под дверью, то надо будет найти себе местечко, где можем приземлиться.

Игорь кивнул, и мы двинули в глубь помещения, туда, где стояли нары и светила тусклая лампочка. Нар на всех не хватало, поэтому кто-то сидел на полу, подстелив шинель, кто-то на полу же и спал. Но я видел, что из дальнего угла какой-то хмырь в гражданском пиджаке, но в форменных полицейских галифе поднялся, освобождая место, и двинул к большому баку с водой, стоящему возле входа. Вот на освободившееся пространство мы с Игорьком и намылились. Осторожно переступая через ноги, подошли к намеченной цели. Но только прицелились упасть, как сидевший справа мужик в натянутой на уши пилотке хрипло сказал:

— Э, куды прешь! Место занято!

Не обращая на него внимания, уселись, а потом я, наклонившись к нему, цыкнул зубом и спросил:

— Тобой, что ли?

Тот, отведя глаза, глухо пробормотал:

— Не… сейчас хозяин подойдет…

— А ты что, бобиком при нем состоишь, псом сторожевым?

Но сосед решил не связываться с наглыми задирами, поэтому, молча подняв воротник, отвернулся и, откинувшись на деревянный брус, сделал вид, что задремал. А через пару минут вернулся ходивший на водопой. Остановившись перед нами, он какое-то время молча стоял, покачиваясь с пятки на носок, а потом наконец подал голос:

— Что за херня? Это мое место…

Я, как будто только сейчас его заметив, ощерившись, глянул на подошедшего снизу вверх и лениво протянул:

— А теперь мое. — И видя, что тот не успокаивается, жестко добавил: — Мордальник завали, блюздятина, — кадык вырву!

Угу… Претендент спекся. Растерянно оглядевшись, он, что-то, бурча отвалил в сторону. Остальные на эту стычку не обратили никакого внимания, поэтому я расслабился и уселся, обняв коленки, попутно разглядывая соседей по камере. Но меня отвлек Птицын, который, наклонившись к уху, шепнул:

— Слушай, ну ты прям как со мной в одном в концлагере сидел. Во всяком случае поведение очень похоже…

— Не сидел, но наслышан…

В этот момент в углу кто-то матерно вскрикнул и там возникла короткая потасовка. Хе! Это наш носитель галифе наступил на кого-то из сидящих и сразу заполучил по сусалам. Нервные тут все какие-то. Хотя, с другой стороны, судя по речевым оборотам, уголовников в камере хватало. Этот сброд, находясь на оккупированной территории, одной частью за свои художества при новом режиме попал в лагеря, зато другая часть вовремя сориентировалась, «перековалась» и двинула в полицаи. Так что теперь они чувствовали себя в камере как дома. Хотя некоторая нервозность в поведении чувствуется. Бывшие урки поднимали хвост, но как-то вяло, без огонька. Пальцы, конечно, гнули, но новый для себя статус военнопленных воспринимали с опаской. Осознание того, что судить их будет не «самый гуманный суд в мире», а военный трибунал, сильно охлаждало пыл…

Поглядывая по сторонам, заметил еще две ярко выраженные группировки. Четверых в гражданской одежде, сидевших кучкой в углу, тихо переговаривающихся и настороженно зыркающих по сторонам, и еще шестерых в немецкой форме. Те, заняв угловые нары, растопырились там, никого к себе не подпуская. И если с определением гражданских у меня были некоторые непонятки, то люди в форме вычислялись на раз. Судя по темным следам, оставшимся от отпоротых шевронов, эти уроды из Русской освободительной армии. То есть те, кто в начале войны перебежал на сторону немцев, шкуры спасая. Сия веселая организация была создана еще в конце сорок первого. Часть неугомонившихся беляков решила тряхнуть стариной и предложила свои услуги германцам. Власова в этом варианте истории не случилось, поэтому фрицам пришлось использовать за костяк этой армии тех белоэмигрантов, которые настолько ненавидели большевиков, что и простых людей, населяющих СССР, готовы были уничтожать. Обозвали организацию РОА; наверное, фантазии на большее не хватило или само название настолько привлекало, что не изменилось и в этом времени. Ну и поехало… М-да… Уголовники-то в принципе мразь, и что урки добровольно родину защищать будут, могло прийти в голову только современным мне режиссерам. Бандитам по барабану, при какой власти и в каком качестве гнобить свой собственный народ, поэтому другого от них ожидать просто странно. А эти… Из концлагерей в РОА попадало очень мало народу. Во всяком случае, ни одного «прономерованного» лагерника я среди них не встречал. В основном у «освободителей» были или перебежчики, или те, кто пришел с прифронтовых фильтрационных пунктов для военнопленных. То есть, попав в плен, такие сразу начинали держать нос по ветру, поэтому вовсе не лишения и голод гнали их на сторону немцев. На фильтрах они бы ничего толком не успели хлебнуть. Эти предатели просто шли на сторону более сильного, прельстившись хорошей формой, жратвой и послевоенными преференциями. Так что создание Русской освободительной армии для них было как манна небесная. Тогда фрицы еще давили вовсю, поэтому подонков-добровольцев у них хватало. Принадлежность к всесокрушающему вермахту очень льстила предателям. Только немцы были не дураки и уже тогда понимали, что война, похоже, сильно затянется, поэтому и решили создать РОА для пополнения «пушечного мяса», а также для пущего пропагандистского эффекта.

Но потом вдруг все пошло по-другому. Красная Армия начала гонять фрицев в хвост и гриву, и стало ясно — дело пахнет керосином. Изменники сильно заволновались, но выхода, кроме как до последнего драться за немчуру, у них не было. Мысль о советском плене заставляла этих сволочей жидким гадиться — они ведь кровью повязаны были, потому что перед подписанием контракта им предлагали своих же бывших товарищей расстреливать. Да и в плен «освободителей», в общем-то, старались не брать. Нашим бойцам поровну, по каким причинам человек врагу начал служить, и они вполне справедливо считали, что лучший подарок для мудаков из РОА — это пуля в лоб, даже если он успел задрать руки вверх. Я это начинание полностью поддерживаю. Только так с ними поступать надо, и нечего дело доводить до армейских особистов, которым закон запрещает пленных стрелять. Ребята в концлагерях как мухи мрут, предпочитая смерть предательству, а эти козлы сейчас получат лет по пятнадцать на валке леса в Сибири и, отсидев, дальше землю топтать будут. И где, спрашивается, справедливость?..

Ознакомительная версия. Доступно 66 страниц из 326