День прошел в ожидании, настал вечер, и я уже заметно нервничаю. Время идет, и с каждой минутой моя уверенность в правильности расчетов все тает и тает.
«Может не надо было так мудрить! Зачем всегда так сложно⁈ Сказал бы этим олухам прямо, мол так и так… — Мысленно крою себя и сам тут же не соглашаюсь. — Ну не идиоты же они! Ведь я явственно дал им понять — у вас есть козырь, с которого вы можете зайти. Если не поняли, так приходите, я вам растолкую!»
Меня бесит, что я так нервничаю, но тут ничего не попишешь, на карту поставлено слишком многое. Если сейчас я не реализую свою идею, то придется признавать, что я плохой стратег не только в политике и дипломатии, но и в военном деле. На меня давит тот факт, что расход боеприпасов оказался куда бо’льшим, чем я ожидал. Даже не просто бо’льшим, а по-настоящему катастрофичным! Еще парочка осад и мне попросту нечем будет стрелять! Запас пороха и ракет растаял как утренний туман всего в нескольких сражениях, а кампания еще только-только началась. Снабжение запаздывает! Куранбаса написал, что очередной обоз с огненным зельем вышел из Твери, но до меня он до сих пор так и не добрался. Цел он или кто-то уже наложил на него свою лапу, я понятия не имею. Возможно, вскоре все разъяснится и он таки прибудет, а возможно и нет! Но худшее не в этом, самое плохое в том, что даже когда обоз придет, он все равно кардинально не изменит ситуацию. Мои заводы на сегодняшний день попросту не состоянии обеспечить такой расход, какой потребует эта война, если я не сумею качественно изменить ситуацию.
Как я так просчитался, мне думать пока не хочется, посыпать голову пеплом всегда успеется! Вся моя жизнь в этом времени говорит мне, что не надо себя заранее хоронить и упираться только в одно, пусть и неплохое решение. В любой ситуации всегда требуется искать и находить альтернативные пути. Идея с Конрадином мне нравится не только своим политическим изяществом, но и тем что с ее помощью я сумею скрыть от Бурундая как свои истинные цели в этой войне, так и дефицит боеприпасов. Ему да и вообще Золотому Сараю незачем знать, что огненный наряд у меня не бесконечен и довольно быстро может истощиться. Хоть мы сейчас и в одной упряжке, но все может измениться в любой момент, и я об этом никогда не забываю.
— Если я не привезу согласие герцога, — зло бормочу и сжимаю кулаки, — то в глазах Бурундая буду выглядеть пустым болтуном, и это меньшая неприятность из тех, что потом может произойти!
Мое нервное хождение из угла в угол прерывает скрип двери и показавшееся в щели лицо Прохора.
— Тут это, пришли к тебе, консул!
С трудом удерживаю себя от порыва спросить «кто» и, не торопясь, словно бы нехотя, произношу.
— Ну что ж, коли пришли, так зови!
Прохор широко распахнул дверь, и появившийся в проеме церковный служка негромко, но торжественно объявил.
— Архиепископ Мюнхена и Фрайзинга, Лаурелий Эберсбах!
Поднимаю взгляд и вижу холодные расчетливые глаза того самого щегольского священника, на которого я обратил внимание в приемной зале.
Скрывая свою радость за маской холодного безразличия, я мысленно поздравляю себя с успехом.
«Хвала небесам, я был-таки прав, и мои нервные клетки потрачены не в пустую!»
Часть 1
Глава 8
Конец Ноября 1257 года
Склонив голову, выражаю почтение к сану вошедшего и предлагаю ему стул напротив себя.
Придерживая полы длинной рясы, Лаурелий Эберсбах садится и тут же вскидывает на меня острый проницательный взгляд.
— Ведь ты же не азиат, почему ты заодно с этими дикарями?
«Дикарями⁈ — Слово резануло слух, и я не могу не поразиться. — Даже сейчас, когда Европа в полном дерьме и ничего путного еще не достигла, спесивое чувство превосходства уже цветет тут пышным цветом!»
Подумав так, отвечаю гостю ироничной сентенцией.
— Вовремя встать на сторону сильного — это не предательство, а предвидение!
Получаю еще один укол проницательных глаз, но на лице архиепископа ни тени улыбки. Наоборот, он слегка кивнул, словно бы абсолютно серьезно обдумал мои слова и согласился с их разумностью.
Удовлетворившись ответом, епископ попытался было продвинуть беседу в том же ключе, задавая вопросы о том, кто я и откуда.
Мне такое развитие ни к чему, и я резко пресекаю это направление.
— Разве сейчас имеет значение моя скромная персона⁈
Мой гость на мгновение умолк, и я тут же беру бразды правления в свои руки.
— По-моему, сейчас гораздо важнее, какой из двух возможных вариантов будущего предпочтет герцог Баварии Людвиг II Виттельсбах.
— Выбирать особо не из чего! Безоговорочное подчинение или полное уничтожение! — Тут же надменно скривил губы архиепископ. — Ведь так, если мне не изменяет память, выразился в своем ультиматуме твой повелитель.
Старательно нажимая на слово «повелитель», он невольно показывает, что прекрасно знает с кем сейчас говорит и специально стремится меня задеть. Это даже слегка забавляет.
«Он что действительно думает, что имеет дело с простодушным варваром, которого можно вывести из себя подобной уловкой!» — Успеваю мысленно сыронизировать, но вслух продолжаю мягко и вкрадчиво.
— Все верно, но безоговорочное подчинение — это ведь не полновесная константа. Этот шаг имеет множество нюансов, порой так сильно отличающихся друг от друга, что иногда со стороны даже не понятно, а была ли эта безоговорочная капитуляция.
— Ты изъясняешься так, будто закончил богословский факультет в Болонье, — в глазах Лаурелия сверкнула ироничная искра. — Красиво, цветисто, и никакой конкретики!
Мы оба с ним понимаем, о чем я говорю, иначе его бы сегодня здесь не было, и тем не менее он явно хочет, чтобы я произнес имя первым.
«Ладно, будь по-твоему, сейчас это уже не проблема». — Усмехаюсь про себя и продолжаю.
— Хорошо, я буду абсолютно предметен. Вы, наверняка, уже слышали, что случилось с княжествами Польши, Моравии и королевством Богемия, что пытались противостоять монгольской империи. Поэтому первый вариант, где Бавария превращается в выжженную пустыню без городов, замков и жителей, я опускаю, ибо этот путь для узколобых фанатиков, не способных на компромиссы.
Едва заметный кивок головы подтверждает согласие архиепископа с моими словами, и я записываю это себе в актив.
«Выходит, я был прав! Встать на пути безудержного потока и славно погибнуть в планы моего гостя, а значит и герцога, не входит».
Отметив это, перехожу к тому, ради чего, собственно, я сюда и приехал.
— Вариант второй кому-то может показаться не таким славным и рыцарским, но это, как говорится, на вкус и цвет… По мне, так задача государя в первую очередь состоит не в том, чтобы геройски погибнуть на поле боя, а в том, чтобы спасти от гибели свою страну и сберечь вверенный ему народ.
— Ты хочешь убедить меня в том, что, отдав землю на разграбление, можно спасти ее народ? — Вновь скептически кривит губы архиепископ. — Считаешь меня настолько наивным⁈
Пальцы Лаурелия Эберсбаха сложились в замок, блеснув сразу всеми перстнями, а я одеваю на лицо свою самую обаятельную улыбку.
— Ну что вы, святой отец, какое разграбление! Наоборот, я предлагаю герцогу из врага превратиться в союзника и тем спасти свою Землю, и свой народ. Более того, спасти не только Баварию, но и всю Германию, став регентом при императоре Священной Римской империи — Конрадине Гогенштауфене. Он должен принять на свои плечи всю ответственность и присягнуть от его имени Великом хану.
При слове регент в глазах архиепископа блеснул интерес, но он продолжил держаться прежней скептической линии.
— Полностью подчиненный и зависимый…! Это не союзник — это раб!
Громкие слова меня не смущают. Я же вижу, что рыба заглотила наживку и уже не соскочит.
— Раб — это слишком сильно сказано. — Мягко улыбаюсь одними глазами. — Я все-таки предпочитаю термин союзник. К тому же, ведь монголы как пришли, так и уйдут, а власть здесь, в Германии, останется у того, кто сможет сохранить свои силы или того лучше их преумножить.
