Шайтан Иван (СИ) - Тен Эдуард

Саня кивнул и ушел в свою комнатенку. Через три дня я с трудом разбирал его каракули, Саня активно пояснял, жестикулировал, делал круглые глаза. Пришлось тормозить его энтузиазм.

— Говоришь 30 рублей, и мы заживем еще лучше, ну что ж проверим. Смотри, Саня, 30 рублей деньги серьезные, будь аккуратен, маме скажешь я дал, посмотрим, что получится.

Результат был очень даже замечательный. Так, я подготовил себе смену, после серьезного разговора с Сане о том, что в скором времени я могу уехать надолго и вся ответственность за маму будет на нем, он посмотрел мне в глаза и сказал.

— Жизнь положу, но ничего плохого не допущу, верь мне, Петя —

После мы больше не говорили на эту тему. Мама, видя, как повзрослел её Петенька, перенесла все свое внимание и заботу на Саню, а тот, не знавший, что такое материнская любовь, ответил так бурно, что мама даже помолодела, понимая, что кто-то по-прежнему нуждается в ней и платит ответной любовью. Теперь можно спокойно отбывать на службу.

Настал тот долгожданный день. С утра я сходил к цирюльнику, коротко постригся и побрился, оставив небольшие аккуратные усы, растительность на лице была уже не слабой, приходилось бриться. Придя в мастерскую Гольмана, я с затаенным волнением облачился в повседневный мундир, Абрам отдергивал его, постоянно убирая несуществующие пылинки, не позволяя посмотреться в зеркало. Наконец, убедившись, что все в порядке, он развернул меня. Что говорить, если я сам был поражен увиденным. На меня смотрел, стройный, подтянутый прапорщик, с очень красивым, можно сказать аристократическим лицом, правда было видно, что он молод, но это не недостаток, а преимущество. Мундир был пошит отлично и сидел как влитой.

— Красавец, да чего уж там скромничать, я просто великолепен — сладостная волна прокатилась по телу.

Абрам буквально светился удовольствием

— Надеюсь, вы довольны, господин прапорщик?

— Да вы просто волшебник Абрам Гершевич, право слово, я благодарен вам безмерно —

— Ну что вы, просто хороший мастер — и он покраснел от удовольствия

— Я и сам не ожидал, что так все замечательно получиться, вы сразу пойдете в мундире? —

— Да, отправьте вещи, пожалуйста, по адресу —

— Не извольте беспокоится, все будет в лучшем виде —

Я расплатился с мастером, добавив 5 рублей сверху, и вышел из мастерской. Мундир был действительно пошит хорошо, не чувствовалось никакого неудобства оттого, что он новый и не обмятый, умеют шить, нет слов. Я шел без холодного оружия, приветствуя офицеров, отвечая не приветствие нижних чинов, и никто не подумал бы, что я только одел мундир, настолько я был гармоничен и естественен в нем, даже щеголеват. Было немного жарковато, но это мелочи. Прибыв в канцелярию кадетского корпуса, я столкнулся с капитаном, генштабистом, он попросту не узнал меня, когда я поприветствовал его.

— Боже правый, вы ли это Иванов, что с людьми делает форма, да вы просто записной красавец.

Ну не смущайтесь так. Прямо глаз радуется, глядя на вас. Так, а это что за непорядок, не успели одеть форму и так грубо нарушаете её.

Я растерялся, не понимая, в чем мой прокол, капитан не выдержал и рассмеялся.

— Вы действительно не знаете, что вам присвоен чин подпоручика, по отдельному ходатайству экзаменационной комиссии как лучшему кандидату. Кстати, это штабс—капитан Рихтер настоял на этом.

Вот так оборот, это же просто замечательно, я подпоручик, нужно срочно добавить звездочку.

Быстро получив документы в пакете подписанным моей фамилией, расписался в получении и стремительно покинул корпус. В мастерской мне переделали эполеты, и я, кликнув извозчика, поехал домой. То, что случилось дома не описать словами, нет, они знали, что я сдаю экзамены и еще что-то, но это мои дела. Наш городовой, как раз стоявший у ворот нашего двора, не узнал меня и став во фрунт, четко отдал честь, я ответил на его приветствие.

— Здравствуй, Евграф Игнатьвич, ты что же не узнал меня? —

Он присмотрелся и, осознав, кто перед ним, застыл с открытым ртом.

— Да полно тебе, Евграф Игнатьевич —

Наконец, справившись со своей растерянностью, он севшим голосом произнес

— Виноват, ваше благородие, не признал сразу, да и как тут признаешь вас Петр Алексеевич, ей-богу не признал, вы уж не серчайте на меня —

— Ну вот, ваше благородие, Петр Алексеевич, что значит социальный статус — с удовольствием подумал я, не зря мои труды и старания.

— Вот, Евграф Игнатьевич, не побрезгуй, выпей за мое здоровье и удачу — вручил ему пятирублевую ассигнацию.

— Благодарствую, Петр Алексеевич, матушке моё почтение — казал он козырнув.

Дома прошел в гостиную чуть не столкнулся с Варварой, мама сидела за столом, а Варвара с подносом в руках посторонилась, пропуская гостя в комнату.

— Прощения просим, да вы проходите —

Я как ни в чем не бывало ответил,

— Ну вот, вы смотрю, пообедали и даже чаю успели попить —

Картина Репина приплыли. Вся гамма чувств явственно читалась в глазах мамы, растерянность, непонимание, узнавание и потеря ориентации в пространстве полная.

— Петенька — только и смогла она выговорить. Потом окончательно убедившись, что я, это я вскочила и быстро подойдя ко мне остановилась рядом, прижав руки к груди, смотрела на меня снизу вверх. Раздался грохот упавшего подноса с посудой. Пришедшая в себя Варвара запричитала

— Да что это такое деется, —

Я приобнял за плечи маму и осторожно прижал к груди, она расплакалась, у меня защипало в глазах и запершило в горле

— Ну вот, весь мундир промочила, — сказала она виновато.

— Как же так, Петенька, ты и подпоручик, боже мой, хорош, просто красавец, — продолжала она восклицать, любуясь мною.

— Ах, как бы батюшка твой порадовался — слезы вновь потекли из её глаз.

— Ты уж не делай так более, а то помереть можно от неожиданности и радости, давай рассказывай, как это все понимать, Варвара подай чаю Петру Алексеевичу, кулёмка.—

— Не нужно, мама, я же дома, —

— Нужно, Петенька, это для меня все по-прежнему, а для других ты Петр Алексеевич, или ваше благородие, привыкай сынок, а иначе никак, во всем порядок должен быть.—

Мама не могла насмотреться на меня, пока я ел, потом потребовала подробный рассказ обо всем.— и что теперь, куда тебя службу справлять отправляют? — с тревогой спросила она.

— Я не разбирал бумаги — кивнул я на пакет.

— Завтра поедем к Аннушке, вот будет потеха посмотреть на неё, до сих пор отойти не могу, не делай так более.—сердито закончила она.

Сашка, пришедший из лавки, во время ужина, глядя на всех, настороженно спросил

— Чего это вы? Случилось что? —

— да ты ешь, нормально все. Мы с мамой завтра к Анне, можем задержаться — я был уже в домашней одежде.

Саня кивнул головой. Он теперь был полновластным хозяином в лавке, естественно под руководством мамы, но это было чисто номинальным. Торговал он бойко, после дополнительных вливаний лавка преобразилась, в ней было чисто, даже красиво, ассортимент расширен, поставщики поменялись, и приток новой клиентуры заметно повысил доходность нашего предприятия. Я приодел его, так как он сам стеснялся просить что ни будь для себя, чуть ли не насильно. Зато, потом глядя на его счастливую физиономию, мы с мамой долго улыбались и подтрунивали над ним.

Визит к Анне был насыщен новыми впечатлениями. Анна в отличие от мамы более эмоциональная и не подумала сдерживаться и после первого шока бросилась мне на шею.

— Петька, прямо не вериться, что это ты, ну красавец, сердце ед заправский, — повторяла она, разглядывая со всех сторон

Племянник с племянницей стояли оробевшие и не знали, как вести себя.

Зато Михаил внимательно осмотрел меня и как-то очень серьезно сказал.

— Вижу, Петр Алексеевич, настоящим мужчиной стал, постой тут я сейчас. — и торопливо пошел в кабинет. Спустился, неся в руке сверток.

— Вот, прими от меня подарок, — и он развернул его. Там лежал боевая шпага, стилизованная под палаш, черные ножны были отделаны серебром, очень скромно, без лишних понтов и на воротов, гарда из посеребренных полос не выглядела громоздкой, хорошо закрывая рук. Я бережно взял клинок и медленно вытянул его, он блеснул тусклым светло-серым отливом, на нем были тонкие линии, причудливым узором переплетающиеся, струящиеся при смене угла зрения.