Г.Р.О.М. 4 (СИ) - Киров Никита

— Оружие отправлено в главк тамошним экспертам-криминалистам, — отмахнулся Юдин. — Потому что на месте его отстрелять не представляется возможным.

— Потому что оно неисправно! — заявил Шелестов.

— А ещё проводятся следственные действия, поэтому…

— Вы что, Кацману не верите? Он на этом собаку съел! Вот же копия справки! И разбирается он в этом лучше, чем студенты, которые в главке сидят? Эксперты? Да я вас умоляю!..

Сегодня пятница, и Ярика точно продержат до понедельника, так что не зря я связывался с Монголом. В СИЗО брату не навредят, с этой стороны я перестраховался. Ну а выпустят его точно, вижу, что деньги этот пройдоха отрабатывает полностью.

Юдин едва сдерживается, чтобы не послать вредного адвоката, а тут ещё подключилась тяжёлая союзная артиллерия.

— Салют работникам прокуратуры, — запыхающийся полковник Некрасов выскочил из-за угла. — Ну и салют поменьше работникам адвокатуры. Вернее, не салют, а так, хлопок. Ну и что там приключилось, Степаныч?

— Работаем, — пробормотал Юдин. — А ты чего, Иваныч, здесь забыл?

— Да про Коршунова зашёл узнать. Говорят, не бьётся что-то.

Юдин посмотрел на Некрасова, как на предателя. Не ожидал, что вредный полковник РУБОП придёт лично защищать братка. Но я и сам удивился, никто не предполагал, что Некрасов сам, по доброй воле, придёт помогать. А он пришёл, даже без напоминания.

А вообще, у нас нет задачи загрузить Юдина. В идеале нужно сделать так, что следак нашёл настоящего убийцу. Даже если мы сами приведём его к нему, и у нас такие возможности есть.

Цепочка росла, и всё больше врагов можно было в неё включить.

— Следствие разберётся, — буркнул Степаныч, уже замученный натиском со всех сторон.

— Да давай покурим, Степаныч, — Некрасов заметил меня и подмигнул. — Говорю же тебе, не бьётся. Кто-то Коршуна подставить захотел, это я тебе гарантирую.

— Он же из братвы, — Юдин сощурил глаза. — Чё ты за него впрягаешься?

— Да уже давно нам не интересен. А вот те, кто его подставляет.…

Пока следак и мент пошли курить, я подозвал к себе адвоката.

— Новости и плохие, и хорошие, Алексей Матвеич, — быстро, но тихо, начал тараторить Шелестов, утирая пот со лба. — Хорошая — ничего серьёзного на вашего брата, кроме того сломанного ствола, у них нет. Ни показаний свидетелей, ни улик — ничего. И опера, которые его оформляли, где-то шляются, не помогают Юдину.

— А плохая?

— Пятница, — он вздохнул. — И его уже этапировали в СИЗО, хотя это здорово нарушает порядок. Так что до понедельника… но я ещё поработаю, может, удастся выпустить его под подписку.

— Уже виделись с ним?

Адвокат быстро закивал.

— Ранним утром, в изоляторе. Передал ему, чтобы без тебя ни с кем не говорил и ничего не обсуждал. Но он и сам знает порядок, ничего им не сказал.

— И отлично, — я кивнул. — А я сам с ним увижусь. Так, ладно, пошёл я. Работайте.

Я заметил, что вернулся Некрасов, и пошёл поговорить с ним. Отошли подальше, к закрытой двери, где располагался архив.

— Ну что, Коршунов, встрял твой брат, — громко объявил полковник.

— Ты потише, ёпрст, слушают же, — я отвёл его ещё подальше. — Тут схема такая, смотри, Иваныч. Помнишь тех «рыбаков»? Вот и выловили рыбку.

И ему рассказал, что мне известно, упомянул даже чекистов. И про ментов рассказал, что ствол подкинули. Не рассказал только что мы делали с уликой, ему это тоже знать не нужно. Но пусть сразу готовится, что враг тоже умеет в многоходовочки, поэтому я действую обходными путями, играя на опережение.

— И чё, отвалить мне предлагаешь? — спросил немного раздосадованный Некрасов. — Раз под колпаком мы все?

— Нет. Работаем дальше. Лучше сделай мне доступ в СИЗО и свиданку с братом, у тебя должны быть там знакомые. Час, не больше, но до сегодняшнего вечера. И главное — чтобы не отсвечивал сам. А то кто знает, с какой стороны они ударить могут.

— Это сделаю, Матвеич. Здесь несложно.

Некрасов сдержал слово и позвонил мне уже через час. Так что я поехал на окраину города. Здание СИЗО я знал, был здесь много раз, даже с закрытыми глазами его бы описал. Кирпичное, грубое, массивное, с копотью, которая так глубоко врезалась повсюду, что её уже было невозможно смыть.

Хотя если бы не решётки на окнах, то это здорово бы походило на загородный дом Монгола, где мы недавно были.

На въезде стояли толстые железные ворота, уже порядком проржавевшие. Над высоким забором — целые мотки колючей проволоки. Где-то лаяла собака. Всё настолько мрачное, что даже погода изменилась: скрылось солнце, закапал дождик.

Я вылез из «марковника», захватил пакет и пошёл к входу. Там меня ждал местный опер Брылёв, высокий молчаливый мужик со стрижкой ёжиком, который постоянно курил.

Его я знал, часто видел, когда приходил сюда в свою первую жизнь. И за обе эти жизни я едва слышал от него хотя бы десяток слов, но мужик это старательный и честный. Даже чудо, что Некрасов его уговорил, но зато можно быть уверенным, что Брылёв никому не проболтается.

Опер молча провёл меня через вертушку, не отмечая в журналах, потом через несколько дверей, которые отпирали, когда мы подходили к ним, и привёл он меня не в помещение для свиданий, а в свой кабинет.

Помещение тесное, развернуться негде. Стены завешаны плакатами и календарями, там же листочки с записями, прикреплённые на металлические кнопки, и вкладыши от жвачек.

Брылёв показал на ближайший к окну стол. Помимо бумаг на нём была всякий хлам, начиная от пивных бутылок и заканчивая изъятой контрабандой, которую не надо было сдавать в вещдоки, но нельзя было съесть или выпить.

Здесь были сделанные из оргстекла рыбки, набалдашники с розочкой на рычаг переключения скоростей, плетённые из капельницы рыбки и нарды, густо разрисованные и аккуратные. Обычно таким рукоделием занимаются в основном на зонах, но такие вещи в наших краях были модные, и даже менты их охотно использовали. Ну и среди заключённых ценились.

Помимо зэковских вещей были и другие, всякая мелочь, ширпотреб. Вряд ли это изымали при поступлении, но кто-то мог притащить для прикола или принести из дома игрушку своего ребёнка, чтобы починить в свободное время. Тем более, на одном столе стоял видик, то ли кто-то из оперов рукастый, всё чинит, то ли в хозотряде есть такой умелец.

Вот на соседнем столе кто-то оставил китайскую неваляшку-хохотуна. Это похожее на матрёшку большое красное пластиковое яйцо, с наклейкой в виде жуткого клоуна. Если её толкнуть, то она заливалась безумным маньячным смехом. Внутри была батарейка и динамик.

Я и толкнул, игрушка начала громко ухахатываться. Работает.

— Угараешь, братан?

Довольный Ярик, одетый в спортивный костюм, вошёл в кабинет, а дверь за ним закрылась. Он подошёл ближе, обнял меня и сел рядом. Вид счастливый.

— Вот знаешь, Лёха, уверен был в тебе, в натуре! — брат смотрел на меня с восторгом, держа руку у меня на плече. Говорил тихо. — Что если не вытащишь, то всё сделаешь, чтобы я здесь не засиделся! Вчера думал — всё, кабздец котёнку, засадят на всю жизнь! А сейчас про мокруху вообще тишина, только про волыну, да и то, адвокат говорит, что под подписку будет выбивать в понедельник.

— Давай серьёзно, Ярик, — я сел прямо и отставил игрушку подальше, чтобы не сбивала с мысли. — Ты нарушил правила, Коршун. Не предупредил, куда пропал. У нас не тюрьма, выходить и жить своей жизнью можно, но остальные должны знать, где ты находишься. Это важно, чтобы предупредить, если будет угроза.

— Знаю, — он виновато склонил голову. — Косяк упорол, да, спрашивать за него имеешь полное право. Но чё-то они мне сыпанули в водяру, что меня так конкретно вырубило.

— Так и есть. Они работали серьёзно, но мы — ещё серьёзнее. А это правило на носу себе заруби. Идём дальше, — я поднял пакет, который принёс с собой. — Вот тебе сиги.

— Ништяк, — Ярик взял блок ЛМ. — А то уши уже пухнут.

— Вот бутерброды тебе Юлька сделала.