Дженнак неуязвимый - Ахманов Михаил Сергеевич

   — Да. Семь или восемь столетий назад.

Они шли по тропинке к стойбищу. Чени сорвала алый мак, воткнула в волосы над ухом и призадумалась. Потом сказала:

   — Выходит, воевать их научили россайны - те, что пришли сюда и сделались изломщиками. Сомнительный подарок!

   — Но неизбежный, — возразил Дженнак. — Люди идут в ту или другую сторону, народы смешиваются, новый обычай вытесняет прежний, и не всегда это новое лучше старого. Но случается и наоборот. Когда мы с О’Каймором приплыли в Иберу, там жил воинственный народ, более кровожадный, чем дикари в наших северных землях. Они сражались друг м другом, а для своих богов резали животных и людей и называли это жертвой... А нынче! Нынче Ибера — оплот цивилизации в Риканне!

   - Это сделали мы, арсоланцы! — Чени гордо вскинула головку. — Чолла из рода арсоланских сагаморов и ее наследник, Джемин Строитель!

   - Мой сын, - сказал Дженнак. - Так что в этом деле мы, одиссарцы, тоже постарались.

Наступило молчание. Затем Чени пробормотала:

   - Ты - бездна, мой дорогой. Я заглядываю в эту пропасть, и каждый раз вижу что-то новое... Но смогу ли изведать ее до самого дна?..

   - Когда-нибудь сможешь. У нас впереди много времени.

Они приблизились к стойбищу дейхолов, где у жаркого костра хлопотали женщины, варили мясо в огромном котле. Дженнак стал расспрашивать, где жилище Мунга, шамана и лекаря, дейхолки почтительно объясняли, кланяясь и приседая.

Шатер старика был расставлен в отдалении, на опушке березовой рощи. Двое подростков трудились над каменной чашей, растирали пестиком сухие травы, третий паренек, помладше, доил кобылу - тугая белая струя падала в кожаное ведро. Шкуры, закрывавшие вход в шатер, были приподняты, и в глубине, на лежанке, устланной мехами, покоился Туап Шихе, живой и вроде бы в здравом сознании. Сам Мунг, маленький старикашка, сморщенный и хитроглазый, сидел на попоне, брызгал кобыльим молоком на четыре стороны света и монотонно напевал:

   - Тебе, Санги Мапа... пошли охотникам удачу... Тебе, На Идени... дай лошадкам хороший приплод... Тебе, Алха Ама... сделай так, чтоб не пропало семя мужчин, а взошло в женских утробах... Тебе, Ку Кука... пусть лес зеленеет и растет трава, и зреют орехи в шишках, ягоды на кустах и всякие корешки в земле... Пейте, пейте! И явите свою милость!

Дженнак и Чени опустились в траву напротив старика. Дождавшись конца молитвы, Дженнак кивнул в сторону шатра и произнес на дейхольском:

   - Кажется, ты изгнал духов болезни из асита. Ты, Мунг, хороший целитель! Я вижу, этот человек здоров.

   - Не совсем, хозяин, не совсем. — Старик насмешливо прищурился. - Мне пришлось много трудиться, долго, тяжело - ведь в нем сидел демон Па Вадака, который трясет тело и голову, мешает мысли и не дает говорить. Очень, очень страшный дух! И сильный! За день с таким не справиться, надо дальше лечить. А как лечить бед подарка?

   - Без подарка ты не останешься, - заверил Дженнак. - Я знаю, что с Па Вадакой шутки плохи, но ты великий шаман, ты с ним совладаешь. Так?

   - Так, - согласился Мунг, разглядывая Чени. - Я - касаты-шаман, и я прогоню злого духа. Но подарок должен быть хорошим!

   - Разумеется. Чего ты хочешь?

   - Эту девку. - Шаман ткнул пальцем в Чени. - Я вылечу мужчину и отдам тебе, а всякий мужчина стоит дороже женщины.

Чени, не понимавшая дейхольского, дернула Дженнака за рукав.

   - Что он говорит? И почему показывает на меня?

   - Хочет тебя забрать в оплату за лечение Туапа Шихе. Ты как, согласна, чакчан?

Она возмущенно фыркнула. Дженнак повернулся к шаману.

   - Эта девушка из Иберы, колдунья. Я бы ее отдал, меня она уже заездила, но это будет плохой подарок. Ты, почтенный Мунг, уже не молод. Одна ночь с ней, и ты переселишься к предкам.

   - Ничего, я справлюсь, - сообщил шаман. - Я хоть старый конь, а борозды не испорчу.

   - Ты старый пень, - сказал Дженнак, снимая с пояса нож с нефритовой рукоятью. - Вот, возьми! Добрый клинок лучше девки. Она тебя прикончит, потом сама состарится и умрет, а нож будет служить тебе, твоим сыновьям, внукам и правнукам.

Мунг, вероятно, был реалистом: бросил взгляд на Чени, попробовал остроту лезвия и согласился.

Дженнак, поднявшись, зашагал к шатру. Чени шла следом.

   - Я тебя выкупил, чакчан. Ты мне должна.

Чени хихикнула.

   - Ночью рассчитаюсь. Или, если хочешь, куплю тебе нож, когда прилетим в Роскву.

Туап Шихе привстал им навстречу. Глаза у него были вполне осмысленными.

   - Достойный тар и прекрасная тари... честь для меня... стоило ли затрудняться...

   - Ложись, акдам. - Дженнак заставил его опуститься на лежанку. - Ты неплохо выглядишь. Сегодня День Керравао... Думаю, к Дню Воды или Ветра ты будешь совсем здоров.

Асит тяжело вздохнул.

   - Здоровье не прибавит мне радости, светлый тар. Мой корабль разбит, мой экипаж погиб, и я не смог защитить людей, летевших на «Серентине»... Я опозорен!

   - Все в руках Шестерых, — сказал Дженнак. - Мы трое живы. Благодари за это богов и смирись с потерями.

   - Мы живы, но попали к разбойникам. - Туап Шихе снова вздохнул. - Я слышал, что эти лесные смутьяны - дикие и очень жестокие... Что нас ждет? Плен, издевательства, пытки?..

   - Мы не в плену, акдам. - Дженнак покосился на свою подругу и подмигнул ей. - Мы теперь не пленники, а почетные гости - ведь я обещал разбойникам выкуп за нас обоих и за тебя. Их люди уже на пути в Шанхо с моей запиской. В Шанхо им выдадут тридцать тысяч атлийских чейни. Нужно только подождать.

   - К Месяцу Света нас освободят. Разбойникам нужно серебро, мы дадим им деньги, и за это нам обещали небольшой воздушный корабль. Мы сможем отправиться в Россайнел, — добавила Чени, включившись в игру.

   - Десять тысяч серебром - за меня... — Казалось, Туап Шихе ошеломлен. — Во имя Шестерых, такая огромная сумма... Стоит ли этого бедный акдам? — Он вдруг повалился в ноги Дженнаку и забормотал: — Долг на мне... долг за мою жизнь и свободу... А я привык платить долги, клянусь в том секирой Коатля! Как рассчитаюсь с тобой, светлый тар?

   - Отвезешь нас в Роскву и не будешь задавать лишних вопросов, - сказал Дженнак. — Клянусь хитроумием Одисса, лишние вопросы нам ни к чему!

   - Сделаю, как повелишь... но один вопрос, только один... можно?

   - Спрашивай, акдам.

   - Я падал... падал с огромной высоты... это гибель, гибель, я знаю!., куда ни упадешь, на воду, на землю... Я приготовился к странствию в Чак Мооль, потом какая-то сила подхватила меня... Больше ничего не помню... Но мы живы, вы оба и я... — Туап Шихе заглянул в лицо Дженнака. - Я слышал о новом изобретении умельцев... прочная ткань на веревках, что замедляет спуск с высоты... секретное устройство – пара-шют… У тебя оно было, достойный тар?

   - Мой парашют здесь, - Джен как коснулся виска.

Глаза акдама расширились.

   - Возможно ли такое? - прошептал он.

   - Возможно, Вспомни, что сказано в Книге Тайн на Листая Арсолана разум есть свет минувшего в кристалле будущих свершений. И еще сказано: познавший силу разума всемогущ.

С этими словами Дженнак вышел из шатра. Чени поверну-] лась было к тропинке, ведущей в селение взломщиков. но он взял ее за руку и повел вглубь рощи.

   - Куда мы идем, мой вождь?

   - В место памяти. В место, откуда можно отправиться в прошлое, чакчан.

Березовая роша сомкнулась вокруг них. Деревья стояли точно белые колонны храма, а их листва казалась зеленой кровлей, полной солнечного света и птичьего щебета. Теплый воздух овевал лицо, под ногами стелились травы, и временами, когда с озера налетал ветер, березы начинали перешептываться и шуршать. Чудилось, они говорят о прошлом, но даже для этих могучих деревьев прошлое было не столь отдаленным, как для человека, шагавшего в тени их ветвей и стволов. Березы жили долго, и нашлись бы среди них столетние исполины и даже такие, которым стукнуло сто двадцать и сто тридцать лет, но человек был старше, гораздо старше. В день, когда он родился - и далекой Эйпонне, в другой половине мира - здесь стояли другие деревья и роща тянулась до самого берега озера. В год, когда он впервые пришел сюда, роща уже уступила место лугу, но этих деревьев все еще не было - самые старые березы выросли на его глазах. Когда он покинул этот край, им стукнуло уже больше полувека.