— Блять! Твою мать, сука!
Я услышал щелчок запорного механизма, дверь открылась, и «была плутовка такова». Только без сыра в виде моей «ласточки». В том, что именно машина приглянулась этим отморозкам, я не испытывал ни малейшего сомнения. Недаром Гоша с таким интересом расспрашивал меня про характеристики «шахи». Ну и деньги наверняка забрали бы. А с телом бы что сделали? Здесь выкинули бы в кусты или отвезли в более безлюдное место?
Так, ладно, надо этого приборка спасать да ехать сдавать ментам. Я отщёлкнул ремень безопасности, открыл дверь, выбрался наружу, дёрнул ручку задней пассажирской двери… Блин, забыл, что с этой стороны дверь заблокирована, а они залезали через правую заднюю, которая сейчас была открыта по причине бегства этой самой Катьки.
Морщась от боли в горле и превозмогая слабость, я плюхнулся рядом с Гошей, который съехал вбок и вниз. Приложил два пальца к холодной шее… Пульс отсутствовал напрочь.
Браслет я не успел дезактивировать, но ДАР был вещью умной, сам вырубался после того, как считал дело сделанным, и я снова повернул его против часовой стрелки. Надеюсь, силёнок во мне ещё достаточно.
Я вернул парня к жизни, но оставил его в бессознательном состоянии на то время, пока перетягивал ему руки сзади тем самым нейлоновым шнуром, которым меня хотели задушить. После этого вернул Гошу в сознание.
— Что, сердечко подвело?
Голос мой сипит, но я знаю, что это пройдёт. Мой пленник между тем смотрит ан меня осоловелым взглядом, в его глазах я вижу осознание происходящего.
— Ты…
— Я, — осторожно киваю, чтобы не причинять боль несчастной шее. — Сейчас поедем в ближайшее РОВД, пусть там тобой занимаются. И скажи спасибо, что я тебя откачал. Куда ж ты с таким слабым сердечком на такие рисковые дела подписываешься⁈ И подруга твоя, Катька, тебя кинула, как почувствовала, что жареным запахло.
— С-сука, — процедил Гоша, натягивая на лицо соответствующую гримасу.
— Ну а что ей оставалось делать? Додушить меня она уже не успевала, выбрала оптимальный вариант. Ну да недолго ей бегать. Ты же ведь сдашь её, верно? — спросил я, добавив в голос капельку участия. — Не всё тебе одному срок мотать, скидку сделают за содействие следствию. Нет, так-то само по себе нападение в составе организованной группы является как бы отягчающим вину обстоятельством, ну так её всё равно поймают, приметы я запомнил, так что лучше во всём чистосердечно сознаться. Ладно, чего я тут тебе всё объясняю, у следователя это получится лучше.
— Слушай, может, договоримся?
— Не, не договоримся. Если ты мне хочешь предложить деньги — то это меня не интересует. У меня один интерес — сдать тебя милиции, и пусть всё идёт по закону. Кстати, я ведь у вас наверняка не первый?
— Ты не понял, — проигнорировал он мой вопрос. — Мой отец — большая шишка. Меня сегодня же выпустят, а у тебя будут проблемы.
— Уже напугался, — хмыкнул я, уверенный в том, что в СССР закон един для всех. — А чего ж ты при таком родителе на мою машинку позарился? Неужто он тебя в чёрном теле держит? Судя по прикиду, ты в средствах не особо нуждаешься.
— Да пошёл ты…
Был бы у меня под рукой мобильный — позвонил бы Лебедеву. Так, на всякий случай, попросить совета, ну и, возможно, тот со совей стороны предпринял бы какие-то необходимые меры. Даже можно было бы позвонить с таксофона, но я всё же решил не рисковать. Вдруг этот тип сумеет как-то сбежать, пока я в будке стою.
Где находилось ближайшее РОВД — уточнил у гаишника, стоявшего с жезлом на нерегулируемом перекрёстке. Тот, к счастью, не обратил внимания на моего пассажира, да и Гоша молча пялился в сторону, не выказывая никакого желания призвать сотрудника милиции на помощь. Пришлось бы пускаться в ненужные объяснения.
Несколько минут спустя я припарковался в небольшом дворике у здания ОВД «Пресненский».
— Выходи.
— Слушай, на хера тебе это надо? — предпринял ещё одну попытку Гоша. — Я ведь не блефую, ты только себе геморрой наживёшь…
— Пошёл!
Я грубо вытащил его из машины и чуть ли не за шкирку потащил ко входу в ОВД, где курили старлей и капитан, с интересом взиравшие на столько необычное зрелище. Правда, ничего не сказали, когда я проволок пленника мимо них.
Далее последовало оформление задержанного и допрос у дежурного следователя — капитана Бардакова. Гоша отпирался, мол, попросил подвезти, а потом у него стало плохо с сердцем, ну а когда очнулся — то оказался уже связанным. После чего я якобы заявил, что он хотел меня задушить, и привёз в милицию. Я, естественно, выдал правдивую версию, за исключением того факта, что остановка сердца была спровоцирована мной. Нейлоновый шнур был принят в качестве вещественного доказательства. При Гоше, кстати, обнаружился паспорт на имя Георгия Андреевича Вешнякова, 1952 года рождения, проживавшего по адресу улица Адмирала Макарова, дом 12, квартира 21. Кстати, аспиранта МГИМО, и привлекавшегося только один раз, и то за мелкое хулиганство в состоянии алкогольного опьянения. Отделался административным штрафом.
Других подробностей из жизни подозреваемого мне услышать не довелось, поскольку Бардаков отправил меня на медицинское освидетельствование, предварительна записав мои домашний и рабочий телефоны, и предупредив, что в ближайшие дни я могу понадобиться следствию. После осмотра судмедэкспертом я наконец был отпущен домой. Сев в машину, ещё раз использовал ДАР, приведя свою гортань в порядок, и теперь уже мог говорить нормальным голосом. Правда, всё ещё выделялась тёмная странгуляционная полоса, но я не стал её трогать, снимая кровоподтёк, пусть на время следствия останется как свидетельство покушения на мою жизнь. А чтобы не привлекала внимания, можно рубашку застёгивать на верхнюю пуговицу, да им галстук будет в тему.
Домой я добрался в одиннадцатом часу. Сразу позвонил Сотникову, в надежде, что тот ещё не спит. Наплевав на конспирацию, по телефону вкратце рассказал суть дела, естественно, как и в кабинете следователя, не упоминая, кто стал причиной остановки сердца у напавшего на меня отморозка.
— Понял, — выслушав мен, лаконично ответил Андрей Валентинович. — Как, говорите, фамилия следователя? Бардаков… Записал. Завтра с утра постараюсь выкроить время, чтобы вплотную заняться вашим делом. Ну и заодно разузнаем, что же это за папа у Вешнякова такой, что он им людей пугает.
Проснулся по звонку будильника в семь часов. После вчерашних экзерсисов слабость ещё присутствовала, но не настолько, чтобы отпрашиваться с работы. Проделал базовый комплекс физических упражнений, принял душ, плотно позавтракал, набираясь сил, и ровно в восемь спустился во двор. В застёгнутой наглухо рубашке, отчего казалось, что меня снова душат, только не так сильно. Придётся так походить какое-то время, пока не исчезнет странгуляционная борозда.
Придирчиво оглядел свою «ласточку», из-за которой вчера едва не лишился жизни, подумав, что не мешало бы помыть машину. И быстрее бы, что ли, переехать в новую квартиру, там хоть к ней гараж прилагается. А то так снимут ночью колёса или вообще угонят, невзирая на мои «противоугонные» приспособы.
Сотников позвонил мне в ординаторскую днём, предложив встретиться после работы в том же парке на Трёхгорном валу, где меня едва не отправили на тот свет. Я возражать не стал, не настолько был мнительным. Мало того, я и припарковался недалеко от того «пятачка», где меня накануне пытались придушить.
— А ваш Георгий — тот ещё фрукт, — сказал чекист, сев ко мне в машину. — Недаром он отцом грозился. Выпустили этого Вешнякова сегодня утром под подписку после того, как следователю была дана команда его непосредственным руководством.
— И кто же у него папа? — спросил я, едва сдерживаясь, чтобы не выругаться вслух.
— Папа у него — директор завода, работающего на оборонку. Кураторы из наших. Вот и думайте… Но вам скажу так, что не стоит раньше времени посыпать голову пеплом. Я тоже кое-что могу. Да и, в конце концов, следователь, насколько я успел выяснить, неплохой, я бы даже сказал, принципиальный, надеюсь, он доведёт дело до конца.
