Весь цикл «Десантник на престоле». Шесть книг - Ланцов Михаил Алексеевич

Бавария, Ганновер, Мекленбург и прочие германские земли пережили эту войну на удивление спокойно. В первую очередь потому, что по настоянию своих союзников (Франции и Великобритании) старались не ввязываться даже косвенно в конфликт Пруссии с Австрией. Лондон и Париж вполне отчетливо понимали, что право завоевания никто не отменял и Пруссия вполне может очень серьезно усилиться, что теперь, в связи с ее союзом с Санкт-Петербургом, было нежелательно.

Дания 12 декабря 1867 года капитулировала, оказавшись запертой на острове Зеландия с жалкими остатками своей армии. Что тут сказать еще? Флот у Дании остался в целости и невредимости, только толку от него практически не оказалось в этой сухопутной войне. В ходе операции по обороне острова Фюн сам король Кристиан IX был ранен и унесен на носилках с позиций, что совершенно подорвало и так слабый боевой дух. К сожалению, операция «Северный олень» в датских землях проходила очень плохо — удалось ограбить всего лишь несколько банков, да и то без каких-либо впечатляющих результатов. Дело в том, что в королевстве сохранялся относительный порядок даже на оккупированной Пруссией земле, что серьезно затрудняло скрытую работу спецслужб, а подставляться было не резонно.

Пруссия и Италия из войны вышли победителями, но для них победа оказалась пирровой. Дело в том, что продлись война еще несколько месяцев, — и все, финансы ушли бы в сильный минус, дестабилизировав ситуацию в этих государствах. Особенно в Италии. Гарибальди так прямо Александру и писал, что он стоит на пороге полнейшего опустошения казны, такой, что вскоре ему не будет никакой возможности даже оплачивать собственных слуг. Однако все обошлось. Корабли Пруссии и Италии, получив многочисленные течи и пробоины, все-таки доковыляли к родным пристаням, лишь по счастливой случайности не затонув по дороге.

Что же касается Франции и Великобритании, то они остались примерно в том же положении, что и до войны. Лишь за тем исключением, что все инвестиции в оборону Австрии и Дании у них прогорели. Да еще и Лондон оказался очень сильно дискредитирован в попытке государственного переворота в Санкт-Петербурге. Это дело било по его репутации очень серьезно — обычно Туманный Альбион так не подставлялся.

В сухом остатке получалось, что все внешнеполитические задачи, которые ставила перед собой Российская империя в этой войне, удалось решить. Причем некоторые даже перевыполнить. В частности, операция по подрыву австрийской и саксонской экономики привела к тому, что по «венгерскому коридору» в Киев, а оттуда далее в Москву получилось вывезти золота, серебра и прочих ценных вещей на сумму порядка трех миллиардов рублей серебром. Само собой, без учета произведений искусства, «купленных» агентами цесаревича на черных рынках Венгрии. Плюс Джон Морган оказался достаточно расторопен и смог на биржевых колебаниях добавить еще порядка пятисот миллионов рублей к капиталу Александра. То есть общий совокупный объем Сашиного состояния перевалил за четыре с половиной миллиарда рублей серебром (включая недвижимые и промышленные объекты). И это он еще не вступил полноценно в права наследования, то есть министерство Императорского Двора еще не отчиталось ему о том, чем он владеет.

В одних руках таких капиталов еще никогда в истории не концентрировалось, особенно учитывая тот факт, что не меньше трех миллиардов оказывались в несвязанной, высоколиквидной форме. Много это или мало? Если перевести эту сумму на современные рубли, то мы получим что-то порядка восьми триллионов. Примерно такую сумму составляла приходная часть бюджета Российской Федерации в 2010 году. Еще раз уточню — это только свободные и высоколиквидные активы, которыми обладал Александр по итогам 1867 года. Конечно, стабильные поступления у него были достаточно скромны и основывались в первую очередь на финансовых спекуляциях Моргана и продажах африканских алмазов, но даже и разовый капитал, единожды сконцентрированный в одних руках, давал Александру колоссальные возможности.

Внутриполитическое положение было куда менее позитивно. Дело в том, что Российская империя как государственное образование в конце 1867 года находилась в очень тяжелом положении.

Во-первых, это, конечно, финансы. Доходная часть бюджета в этом году составила четыреста шестьдесят семь миллионов рублей серебром, что давало порядка десяти процентов дефицита, который нужно было как-то покрывать. Сюда же относились и долги, которые умудрился наделать покойный Александр Николаевич — из пятисот миллионов государственного долга больше половины было на его совести. Точнее, даже не столько на его, сколько на совести отошедшего от дел в 1866 году Александра Людвиговича Штиглица, занимавшего пост управляющего Государственным банком. Именно он для «укрепления дел в казначействе» рекомендовал и организовывал получение в английских и голландских банках пятипроцентных займов. Так что в 1867 году внешний государственный долг превышал доходную часть бюджета — что не могло не «радовать». Конечно, Александр мог бы легко выкупить все государственные долги, воспользовавшись полученными в ходе войны активами, но никакого особенного к тому желания не имел по одной простой причине — это ровным счетом ничего бы не дало. Порядка двадцати пяти миллионов ежегодных платежей по процентам было ничто по сравнению с уходом пятисот миллионов фактически наличности. А ведь их можно было вложить в строительство тех же железных дорог и получить до семисот новых верст (около тысячи трехсот километров) первоклассных двухколейных путей с рельсами Р50. Много это или мало? Примерно такая протяженность железной дороги между Нижним Новгородом и Тюменью с заходом в Казань, Ижевск и Екатеринбург. Конечно, на Транссиб не тянет, но вложение получается куда как серьезное и интересное.

Впрочем, помимо долгов, у бюджета Российской империи было очень много других проблем, таких как неупорядоченность ходящих в ней денежных знаков и полнейший хаос в налогообложении и таможенных пошлинах. Александр хорошо помнил, что одно только приведение в порядок учета и сбора налогов позволило увеличить бюджет генерал-губернаторства на две трети. Ведь многие средства самым банальным образом расхищались. А сколько уходило на взятки и утаивалось обеими сторонами? Плюс самые разные мистификации и комбинации в духе гоголевских «мертвых душ» дополняли «радужную» картину финансов российского государственного аппарата.

Во-вторых, решительным бедствием выступал совершенно прогнивший административный аппарат вкупе с чрезвычайно запутанной социальной моделью общества, которые были по своему уровню благоденствия на уровне финансов империи.

Как этим «умирающим и бьющимся в припадках лебедем» управлять, Александр не очень осознавал, и чем больше он перенимал дела, тем больше начинал понимать отца, который фактически самоустранился от большой игры и дал возможность сыну «порезвиться». Дела были настолько плохи, что доходило до курьезов, например, его личная финансовая активность была намного эффективней деятельности целого государства. Финансы пребывали в запустении, администрация сгнила, законы запутанные и во многом давно не отражают насущные реалии, образования, по существу, нет, дорог практически нет, промышленность хуже, чем в какой-нибудь карликовой Бельгии. Словом, сказка — а не страна.

Глава 88

Дверь в камеру со скрипом открылась. На пороге появился незнакомый барону мужчина с керосиновым фонарем в руках.

— Выходи! — Но Александр Людвигович медлил в нерешительности, ему было страшно. Понимая, что этот «товарищ» сам не выйдет, мужчина с фонарем кивнул куда-то в сторону, после чего в крохотную камеру вошли два крепких молодца и подхватили барона под руки. Дальше все завертелось — Александр Людвигович из-за плохого самочувствия не очень понимал и замечал происходящее и пришел в себя только помытый, побритый и переодетый, в каком-то просторном, но несколько затененном помещении Литовского замка. Скрипнула дверь, и вошел кто-то крупный, по крайней мере, уже не свежие доски пола надрывно заскрипели от массы его тела. Барон не оборачивался.