Внук Донского - Раин Максимилиан

Кряжистой фигуры в посконных одеждах сразу не увидел. Плесня обнаружился спящим, сидя под раскидистым деревом. Он так углубился в свои сновидения, что растолкать удалось с большим трудом. Открыл глаза и недовольно проворчал:

— Замаялся на долга ждати, инда почил.

Показал ему рясу и предложил надеть, что и было без вопросов сделано. Прежде чем возвращаться в монастырь, я сгонял за оставленным под забором военным обмундированием и оружием. Теплый воздух, сохранившийся после жаркого дня, приятные запахи трав, яркая луна и голосистые птичьи трели настраивали остаться на ночёвку здесь, на свежем воздухе, на пряно пахнущей травке, но старший товарищ был не кормлен. Пришлось плестись с ним к отцу Вонифатию, продолжающему совместно со стражником вести поиск религиозных истин в пучинах скуки. Библиотекарь и боярин с достоинством поприветствовали друг друга. Втроём мы далее молча прошествовали обратно в его келью. Радушный хозяин выставил те же блюда с недоистреблённым мной творогом и вином. Я, чтобы не вызывать подозрения, также взял в руки ложку. Фока больше налегал на вино и довольно быстро окосел. Вонифатий нас отвёл в гостевые кельи и предупредил, чтобы мы постарались поменьше ходить по помещениям и утром на службе не появлялись, сославшись на недомогание. По церковному уставу гостям монастыря предписывалось участвовать в религиозных мероприятиях, будь ты хоть нищим попрошайкой, хоть знатным вельможей.

Кельи были не в пример меньше жилища библиотекаря. Чем-то шкаф размерами напоминали. Места там хватало только на один лежак и миниатюрный столик. На стене располагалось несколько икон, выполненных неряшливо. Маленькое сквозное оконце давало доступ свежего воздуха, но всё равно чувствовалась какая-то затхлость, как от несвежего белья.

В темноте почувствовал, что меня кто-то трогает. Вскочил, перепугавшись, и сам перепугал молодого послушника. Он пришёл звать меня на заутреню. Оказывается, уже ночь пролетела и за окном брезжил рассвет. Как было обговорено, я отказался идти, сославшись на сильную головную боль.

— Братие мнози потравишася, ядь лиху снидах, — согласился со мной парень.

Он вежливо поклонился и вышел из кельи. Я никак не мог вернуть прогнанный сон и прошёл в келью к боярину. Фока тоже не спал, маявшись от желания испить чего-нибудь. Принёс ему воды, но так похмелье не лечится. Слишком забористым оказался импортный напиток. Предложил ему потерпеть до появления нашего благодетеля.

Пришёл чем-то обрадованный отец Вонифатий и позвал в свою просторную келью. Там мы от него узнали, что с утра в темном закоулке коридора нашли голого и полуживого отца Кирилла, выполняющего в монастыре обязанности спекулатора, то есть порщика провинившихся монахов. Судя по довольному облику нашего благодетеля, этот Кирилл ему тоже сильно не нравился. Закрытые коллективы, занятые, в основном, бездельем, являются питательной средой для склок, дрязг и прочих сотворений мелких пакостей. Узнав от меня о пострадавшем монахе, Вонифатий не удержался и сходил на то место, взглянуть на пострадавшего. Затем он подменил у меня ночью рясу на другую, а ту подбросил на пол в келью к другому своему недоброжелателю, соорудив таким образом видимость содомитской связи. Ну, да, рясы тут зачем-то помечались нашивками. Вот так и живут доблестные стяжатели духа святого. Лихо клубится жизнь монастырская. Бедного отца спекулатора в скором времени ожидал церковный суд и осуждение за богомерзкие связи.

Обсудили совместно с библиотекарем возможные наши действия на предстоящий день, третий день моих хроноприключений в теле княжича Дмитрия Красного. Пока что злоключений. Со временем я, конечно же, адаптируюсь и не стану попадать в глупые ситуации, а пока что я — иновременный человек. Живу, думаю, поступаю не так, как это принято теперь, огребаю и офигеваю.

Вонифатий предложил Фоке остаться в монастыре хотя бы на недельку. Отдохнуть здесь и накопить силы перед дальней дорогой. Ну, а мне он предложил остаться тут насовсем, стать монахом. Бывшему боярину не терпелось поскорее покинуть этот несчастливый для него город, да и я очень беспокоился, что гудцы до сих пор в лапах одноглазого маньяка. Страшно было даже подумать, что он мог во злобе с ними сотворить. Я высказал соображения насчёт использования монашеского одеяния. Отец Вонифатий и Фока одобрили. Люди боярина Единца не додумаются искать беглецов среди монахов. Порть посконную решили не выбрасывать, а использовать в качестве исподнего. Грубая ткань рясы будет натирать кожу. К тому же, сабля хорошо скрывалась в складках рясы.

Библиотекарь проводил нас до ворот. Попрощались сердечно. Фокий пообещал, что вознаградит гостеприимного монаха, как только сам войдёт в силу. Настала очередь и нашему расставанию. Крепко обнявшись на прощание, мой подельник сунул в руку записку на пергаменте и велел передать своему бывшему подчинённому.

— В граде живе знамец, дьяк мой бывый Алимпий. При дворе княж Юрия не последний муж. Солещи ему сию вестку с приветами от ми. Он пособнет те с радостию, — сообщил мне партнёр и, вздохнув, добавил, — Узрю ли тя паки, друже мой Митка? Поне мал летами, да доблиен. Пусть те ангелы горни пути мостят.

И мы пошли в разные стороны. Я какое-то время смотрел ему вслед. Стать, походка, всё выдавало в нём воина, но не монаха. Пергаментный лоскуток оказался с одной стороны шпаргалкой с молитвами. С другой, чистой стороны, рукой Фоки было написано: — "Друже мой, Алимпие. Сей отроче есть сподручник мой Димитрие. Ряд к те емле. Пособи ему".

9

На галицком посаде уже кипела, клокотала и била гейзером обыденная суета, не смотря на раннее утро. Простые люди на Руси всегда уважали монахов и священников, в отличие от жителей западной Европы. Считалось, что монахи в монастырях молитвами и праведностью притягивают святость на земли близлежащие, насыщают ею людей, на них проживающих. Ради этого люди были готовы делиться всем с насельцами монастырскими, чтобы только не прекращались молитвы распевные, да звон колокольный благовестный. Иногда люди подходили и просили благословения, а у меня даже креста на теле не имелось. И смех, и грех.

Никакого переполоха по факту побега не наблюдалось. Представляю себе лицо конченной твари Кирияка, когда ему доложат о нашем с Фокием исчезновении. Жаль, что теперь нет соответствующей техники, чтобы такой момент запечатлеть.

Западный вход в город венчала надвратная башня. В огороженном крепостными стенами пространстве располагались преимущественно усадебные строения знати. Простолюдины редко проходили в город, в основном только по работам, в докучную палату княжеского дворца и в две церкви — деревянную Всемилостивейшего Спаса и каменную Рождества Пресвятой Богородицы, построенной на холме около дворца правителя.

Усадьбу дьяка Алимпия не пришлось долго искать. Она располагалась в нижней части города возле деревянной церкви. Мальчишки проводили меня до невеликой, но добротной и уютной усадебки. Долго стучал в резные ворота. Ширина улицы в городе была величиной непостоянной. Она то сужалась, где даже всадникам было трудновато разъехаться, то расширялась до размеров площади. Там, где я стоял, было как раз узковато. Приходилось попросту вжиматься в забор. Хорошо, что улицы в Галиче были вымощены деревянным брусом. Не взмётывалась пыль после проезда всадников, которые обычно проносились, не опасаясь сбить людей. Сословность проявлялась внешне не только в одеждах и наличии оружия на поясе, но и в способах передвижения. Если верховой, то значит, знатный. Простолюдин, не успевший увернуться и попавший под копыта лошади, считался сам виноватым.

На стук наконец-то выбрался хмурый подросток, поразительно похожий на моего школьного друга Костяна, или попросту Кошака из-за классного умения паркурить. Он выслушал меня, взял записку и повёл куда-то за собой. Во дворе указал подождать возле крыльца и ушёл. Вскоре на невысокое крыльцо вышел черноволосый мужчина с узким лицом, который ещё больше удлиняла типичная для дьяков узкая борода. Человек этот мне был незнаком. Не встречался с ним во дворце. По правде сказать, я мало ещё кого знал из отцовых служащих.