Последний довод главковерха (СИ) - Перестукин Виктор Леонидович

— Профукали полковое знамя, пусть теперь ездят под белым! И он как раз вовремя, я репу чешу, как мы наше добро вывозить будем? Что, товарищ майор, попросим у фашиков десяток грузовиков?

— Бесполезно, товарищ командир, водителей нет. Я же сказал Вам, что и четырех водителей нам взять негде, как только Вы предложили обмен на гаубицы и грузовики, а потом еще и поспрашивал, бесполезно, кроме лейтенанта Кузяева за руль посадить некого.

Облом-с, да. Глядя на толпу мужиков, и в голову не придет, что с водителями могут быть проблемы. Но это в двадцать первом веке каждый водитель, и даже я, садившийся за руль пару раз в жизни, в случае нужды кое на что способен. А здесь народ техники боится, пехотинец обычный к пулемету не подойдет, в нашей сборной солянке можно было надеяться найти людей из танковых или механизированных частей, но вот Дергачев проверил, и нашел одного только летчика.

С подъехавшего тем временем к повозке мотоцикла с коляской сполз грузный офицер, и лениво козырнул:

— Лейтенант Гельмут Кунц, направлен командованием дивизии для ведения переговоров о выкупе пленных!

— Что скажешь, Кунц? — Соблюдать дипломатический протокол я не видел смысла. — Гаубицы везут?

Лейтенант, перед этим смотревший на майора повернулся ко мне.

— Сначала я должен объявить вам протест по поводу недостойного обращения с пленными и телами погибших. Они все ограблены, разуты, а многие без брюк.

Есть такое дело, сапоги ободрали со всех абсолютно, часть «подарили» мне, часть подготовили для вывоза, а большинство бойцов переобулось, причем брезгуя почему-то немецкими носками, использовали на портянки штанины вражеских брюк.

Услышав это заявление, майор густо покраснел и, опустив голову, искоса посмотрел на меня, мне же не было стыдно ничуть.

— Если ты еще раз заикнешься о недостойном обращении с пленными, я вспомню, как с пленными обращается немецкая армия, и прикажу расстрелять тебя с сопровождающими, как военных преступников.

— Но мы не имеем никакого отношения к вашим пленным, мы не военные преступники.

— Вся ваша армия военные преступники. Вся. Ваша. Армия. Без исключения. Давай теперь по делу.

— Командование дивизии считает невозможным передачу боевого оружия врагам рейха…

— А бросить раненых они считают возможным? За это ваш командир ордена не получит, а пинок под зад — вполне.

— Мы заплатим вам за пленных деньгами, нет, нет, советскими рублями, предлагаем пятьсот семьдесят тысяч, больше у нас просто нет.

Майор подошел ко мне вплотную, и, наклонившись, внушительно произнес:

— Нельзя брать немецкие деньги.

— Вы недослышали, майор, он предлагает советские деньги, маловато, конечно…

— Советские деньги или немецкие, это ничего не меняет. Деньги от немцев брать нельзя!

— Ерунда, — отмахнулся я от перестраховщика, — мы освобождаем наши, советские деньги из немецкой неволи. Потом сдадим их в Осоавиахим или Фонд обороны, на них построят танки или самолеты, война денег стоит, уж в этом-то я разбираюсь.

Непременно сдадим, если я не сумею наложить на них свою мохнатую лапу.

— Хорошо, лейтенант, добавьте к деньгам десять грузовиков, непременно пятитонных, и считайте, что мы договорились. И не забудьте забросить в кузов каждого грузовика по бочке бензина.

— Оружие передавать…

— Грузовики не оружие. И это условие не обсуждается. Переговоры закончены, все!

— У нас некого посадить…, — затянул было старую унылую песню Дергачев, как только немец уехал, но я оборвал его:

— Отберите самых толковых ребят, не боящихся техники, типа Джалибека, и пусть Кузяев устроит летучие курсы по вождению. Выжать сцепление, воткнуть первую передачу и пилить час на скорости двадцать километров большого ума не надо.

— Вы всерьез считаете, что можно научить…

— Я считаю, что нам надо рассортировать трофеи на то, что мы увезем, и то, что уничтожим, дайте мне еще раз Вашу бумажку. Так, винтовки и автоматы, это пять тонн…

— Все десять, плюс патроны столько же.

— Зато пулеметы весят не так много, тонны три.

— Да, три, четыре.

— Пусть так. Минометы ротные смять, мины к ним взорвать. Батальонные берем все, и мины тоже. Это грубо еще четыре тонны, правильно считаю, майор?

— В сумме пока двадцать восемь.

— Гаубицы все на слом, и снаряды к ним тоже взорвать. А пушки противотанковые по штуке, и того калибра, и этого, и снаряды все с собой. Это сколько?

— Снарядов тонн на пять.

— Итого тридцать три, плюс можно подобрать продовольствие и военную форму из обоза, добавим ободранные с пленных сапоги, на десять грузовиков как раз наберется. А пока ждем грузовики, обед организуйте, благо трофейные кухни имеются. И было бы просто чудесно, если бы кто-то нашел мне пару мешков прибрать все то барахло, что навалили мне на телегу, а то голову некуда приткнуть.

Пока обедали в ожидании немецких менял, дважды налетали самолеты, но оба раза, увидев толпы своих полуперевязанных солдат, отворачивали без обстрела и бомбежки. Наконец на горизонте появилась колонна грузовиков, семь из них остановились возле собранных в кучу раненых, а еще четыре проехали до моей телеги, из переднего вылез лейтенант переговорщик.

— Господин командующий, — обратился он ко мне, — нам, к сожалению, не удалось найти запрашиваемое Вами количество грузовиков, мы нашли только четыре автомобиля.

— А те семь машин?

— Они приехали получить раненых, как мы и договаривались. А вот и обещанные деньги.

Из кузова сбросили два увесистых мешка, а выпрыгнувший следом солдат подтащил их ко мне.

— Чудненько. Майор, все одиннадцать прибывших автомобилей находятся в Вашем распоряжении, потрудитесь организовать погрузку. И немецким водителям объясните, что они несколько дней поработают на Красную Армию, до тех пор, пока мы не найдем им замены.

— Это неслыханное вероломство! — Возмутился лейтенант, но в этот раз совесть молчала даже у честного Дергачева, немца взашей прогнали вон, а мои бойцы, с утра пьянствовавшие немецкое спиртное и нарушавшие безобразия, наконец, занялись облагораживающим физическим трудом.

Еще одна тройка немецких самолетов зашла на наших грузчиков, и снова отвернула, прошла на восток вдоль дороги, и уже у самого штаба дивизии атаковала легковушку, но возможная добыча, загодя завидев несущиеся навстречу самолеты, вовремя нырнула в рощицу. Полковник лично решил проверить результаты нашего ратного труда, и в суматохе боевого дня выбрал время для инспекционной поездки. Ну что ж, полчаса туда, столько же обратно, можно и сгонять. Но если он нагрянет сюда, у него могут возникнуть вопросы, почему мы оставляем пленных немцев. Вот, зараза, они ведь у него в любом случае возникнут, не сегодня, так потом, обделывая свои делишки, нет, в основном не в личных интересах, я как-то упустил из виду, что у меня еще и начальство имеется. И оно может посмотреть на мои художества совсем под другим углом, о чем Дергачев предупреждал меня прямым текстом.

Если бы удалось закончить погрузку раньше…, нет, все равно придется отвечать на неприятные вопросы. Нужно избежать встречи вообще, теперь я уже могу соврать майору о новом приказе, и увести полк к соседям. А полковника надо притормозить, например, разнеся мост на пути его движения, как я это уже проделывал с немцами. И на дороге подходящие мосты имеются, правда, далековато, успею я подъехать к ближайшему на дальность пушечного выстрела, или полковник проскочит его раньше? Где он, кстати? Уф-ф, кажется, сегодня встреча нам не грозит, немецкие авиаторы сделали доброе дело, согнав машину комдива с дороги, после чего она влетела в дерево, чудненько.

Что-то долго они возятся, пятьдесят тонн, больше сотни грузчиков, меньше, чем по полтонны на брата, не особо то и много. А, закончили, давно пора.

— Погрузились, товарищ майор? Молодцы, здесь все сжечь, привести в негодность, подготовить к взрыву, замки, прицелы снять и прикопать, врагу ничего не оставлять, ну, Вы и сами знаете. А теперь доставайте Вашу трофейную карту, у нас новая боевая задача. Сморите, вот то самое шоссе, которое мы вчера пересекали, буквально только что моторизованная дивизия фашистов сбила с него наш заслон и продвигается по дороге дальше. Угрожая выходом во фланги и тыл не успевающим отойти советским подразделениям. Отсюда наша задача: вернуться из степи в лес, продвинуться вот в этот район, и поставив шоссе под огневой контроль, прекратить по нему движение, отсекая прорвавшуюся передовую группировку фашистов.