Товарищ "Чума" 7 (СИ) - "lanpirot"

— Вот именно, если… — процедил сквозь зубы Фролов, продолжая держать на мушке изменённого Баяндуева.

— Какого хрена припёрся, твоё мертвейшество? — крикнул я, чтобы хоть как-то отвлечь дохлого утырка — за его спиной уже давно парил в воздухе мой «дух-спаситель» — братишка Лихорук, собственной персоной.

Мы уже перекинулись с ним парой мысленных фраз, обсудив, как будет лучше спеленать эту древнюю гадость, чтобы не причинить слишком большой ущерб бедняге Баяндуеву. После того, как я его отвлеку, братишка материализуется за его спиной, а я пособлю ему в этом.

К тому же я подготовил одно действенное (правда, на обычных людей) заклинание, которое должно было на некоторое время его парализовать. Ну, а там подыскать что-нибудь соответствующее — обряд экзорцизма какой-нибудь, чтобы эту гадость из Баяндуева выкурить.

Но всем моим планам не суждено было сбыться: вечерние сумерки неожиданно сгустились, словно заходящее солнце накрыла непроницаемая для света грозовая туча. Я увидел, как побледнели лица солдат и моих товарищей, как задрожали руки у некоторых бойцов, лбы покрылись холодной испариной, а в глазах застыла смертная тоска.

А как еще им реагировать, если на лесной полянке во всем своём величии материализовался четвертый всадник, да еще и верхом на своем бледном жеребце, похожим на настоящее исчадие ада. Сухо защелкали бойки на автоматах и винтовках солдат, у которых, не смотря на мои предупреждения, сдали нервы.

Да и не мудрено — не каждый простак, да и одарённый тоже, может выдержать ауру Смерти, которая плотно накрыла собой лесную поляну. Но никаких выстрелов не последовало — сила моего «потустороннего» братца легко нейтрализовала человеческое оружие. Думается мне, что даже если бы и последовали выстрелы, убить этим повелителя смерти просто невозможно.

Остановив костяного скакуна, который распахал своими копытами половину поляны, Смерть легко выскочил из седла и прочно утвердился на земле уже на своих двоих. А после, используя свой инструмент, как посох (лезвием вверх), медленно приблизился к нашей дружной гоп-компании.

— Прости, брат Чума, — гулко произнес он, сверкая глазами из темноты глубокого капюшона, — не доглядел… Слишком шустрый покойник попался…

Ага, это он про хозяина могильника, не иначе. Действительно шустрый, ускользнуть от Смерти — это вам не фиги воробьям показывать! Но далеко убежать дохляк не смог — бледный всадник лишь бесстрастно взмахнул рукой, как бедного бурята выгнуло дугой, а затем приподняло в воздух, и распяло «крестом» неведомыми мне силами, которых я даже в магическом зрении рассмотреть не сумел.

— Я всё равно вернусь! — прохрипел Баяндуев, пуская кровавые пузыри из порезанных острыми зубами губ. Всё-таки, в отличие от хозяина могильника, бурят был живым, хоть сейчас и напоминал всем своим видом натурального мертвяка. Вот прямо один в один. — Вернусь, и отомщу! — продолжал хрипеть одержимый духом медиум. — Всем вам отомщу! А особенно тебе, ведьмак!

— Закрой один глаз, утырок! — совершенно по-дурацки схохмил я — так у нас в начальных классах детишки друг друга подкалывали, но мертвяк отчего-то повелся.

— Зачем? — затупил он совершенно не по-детски, но один глаз неожиданно закрыл.

— Размечтался, одноглазый! — ошарашил я его своим ответом. — Аривидерчи, бейби!

— Ха-ха-ха! — вдруг гулко расхохотался мой бедный брат, подрагивая всем телом, завернутым в ветхий запыленный плащ. — Действительно, размечтался.

Затем Смерть всё так же неторопливо подошел к валяющейся черепушке, послужившей источником беды, наступил на неё бледной ногой, обутой в простую открытую сандалию из кожи. И оторванная Лихоруком голова первожреца была раздавлена совершенно без сопротивления, словно перезревший арбуз. В течение следующего мгновения её остатки рассыпались могильным прахом, который был принят землей.

— Приношу свои извинения, брат Чума! — Чопорно поклонился мне Смерть. — За то, что недоглядел. Обещаю, больше он не вернётся! — Высунувшаяся из-под лохмотьев рука Бледного всадника, больше всего смахивающая на скелетированную кисть, звонко прищелкнула костяшками пальцев.

Черный сгусток с жутким воем вырвался из тела молодого красноармейца и метнулся к Смерти, который и ухватил его «за шкирку» той же самой рукой. Баяндуев же, вернувший, наконец, свой истинный облик, был аккуратно опущен на землю, где и затих, мерно и спокойно задышав, как во сне.

Смерть в мгновение ока оказался на спине своего огромного страшного жеребца, от которого отходила волна жуткой энергии, отдающая «привкусом» открытой свежей могилы. Бледный наездник ударил коня пятками, тот взвился на дыбы, и заржал, заставив всех присутствующих побросать оружие и закрыть себе уши ладонями. Иначе выдержать этот звук не представлялось возможным. Всем, кроме меня.

— Ищи себя быстрее, брат Чума! — прокричал мне на прощание четвёртый всадник. — Сдерживать Войну нам всё сложнее и сложнее! Этому миру еще рано уходить на перерождение — не все варианты использованы! — И он исчез, а вечерние сумерки вновь посветлели. Дышать стало легче, и вселенская тоска, сжимающая и моё человеческое сердце, убралась восвояси вместе со Смертью.

— Охренеть, не встать! — выдохнул за моей спиной дедуля. — Это была сама Смерть?

— Был, — поправил я своего старика. — Смерть, он же четвёртый всадник Апокалипсиса, он же Всадник на Бледном коне — мужского рода…

— Понял, — кивнул Чумаков. — Слушай, Ром, а чего это со всеми остальными такое творится?

Я оглянулся по сторонам, кроме моего деда, профессора Трефилова и мирно посапывающего на земле красноармейца Баяндуева, все остальные представляли собой застывшие манекены, тупо пялящиеся в пустоту. Как бы мой очередной братик не переборщил с воздействием на умы обычных простаков. Заработают еще после встречи с ним какой-нибудь рак мозга — и пиши-прощай! Тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить!

— А ты сам не понял? — спросил я его. — Думай, Студент!

Дед осмотрелся по сторонам, махнул рукой немного ошалевшему от увиденного профессору Трефилову, помахал ладошкой перед остекленевшими глазами капитана госбезопасности Фролова. Пока дед разбирался в ситуации, очнулся бурят. Он сел, привалившись спиной к шершавому и липкому от смолы еловому стволу, и с тяжелым стоном схватился за голову руками.

— Ну, судя по тому, что в сознании остались только одарённые: ты, я, Бажен Вячеславович и вон тот «новенький» — бурят-монгол Баяндуев, всё это как-то связано с нашим даром…

— Молодец, Ваня! — похвалил я старика за правильный вывод. — Простые смертные не могут выдержать долгое время рядом со Смертью. Нас же защищает дар, хотя, до какого предела, я тебе сообщить не могу — информация на этот счет крайне скудная. Возможно, если бы он пробыл здесь подольше — и мы бы с вами, товарищи, превратились бы в точно такие же «овощи».

— А они очнутся? — с некоторой долей страха поинтересовался Иван, озвучивая и мои невысказанные предположения. — Или…

— Надеюсь на благополучный исход, — ответил я деду. — Ведь с ребятами в могильнике ничего не случилось, просто забыли всё, что там было…

— А почему он… Смерть, — пояснил профессор, хотя можно было бы обойтись и без этого — я и так понял, — называл вас братом, товарищ Чума?

— Бажен Вячеславович, ну, уж вы-то могли точно догадаться, — укоризненно покачал я головой. — Просто вы сейчас на взводе — адреналин в крови бурлит и клокочет. Вы успокоитесь, и всё встанет на свои места.

Бажен Вячеславович сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Я даже увидел, как он, пока еще неосознанно гоняет силу по меридианам, давая ей команду «подлатать организм». Наконец, он радостно произнес:

— А ведь и правда — помогает! Знаете, я вспомнил, что вы назвали Смерть, Бледным или Четвертым всадником Апокалипсиса…

— Было, — согласился я.

— А ведь этих всадников четверо, если я не ошибаюсь, — продолжил Бажен Вячеславович. Первый всадник, восседающий на белом коне — Чума, его также называют Завоевателем. Он приносит эпидемии и пандемии. Второй всадник — Война или Раздор на рыжем коне. Он олицетворяет конфликты и войны. Третий всадник — Голод, едет на вороном коне, несёт с собой нехватку пищи, голод и страдания. Четвертый всадник — Смерть, едет на бледном коне. Всадники появляются строго друг за другом, и каждый связан с открытием очередной одной из семи печатей книги Откровения.