Заворг. Назад в СССР (СИ) - Шелест Михаил Васильевич

Я кивнул.

- Иметь таких знакомых – дорогого стоит. Родственники, что ли?

- Почти, - ни на йоту не уклонился от правды я.- Фронтовой друг дедушки. Генерал полковник.

Глаза Кима раскрылись.

- Оттуда сведения?

Я кивнул.

- Дедушка там же служил?

- Кем дедушка на войне был, он не рассказывает. А после войны – главным уполномоченным по заготовкам в Приморском крае.

Глаза Кима часто заморгали. Когда волновался, он моргал.

- Потом его посадили на шестнадцать лет, но выпустили через два года. Тут он во Владивостоке в тюрьме сидел. Друзья вытянули. Ложный донос был. Это я из отцовской сестры, тётки моей узнал. Ни бабушка, ни дед о том не говорят. Но с тех пор, как вышел, дед пьёт. Такие дела…

- Суровые были времена, - покивал головой Ким. – Значит порешали?

- Порешали.

* * *

С тестем было ездить трудно. Он с утра начинал колесить по городу, объезжая знакомых. Как я понимал, тестя отправляли на «большую землю» за снабжением и он занимался им в своё отпускное время, решая поставленные руководством задачи, но и не забывая про семью. Он «сращивал» чужие темы, и удовлетворял чужие потребности, перевозя товар с места на место, выпрашивая, таким образом, нужное для себя. Он был «решалой». Хорошим «решалой». В лучшем смысле этого слова «решалой».

Он приезжал в организацию, имеющую то, что ему надо, узнавал, что нужно им, и ехал в другую организацию. Дело в том, что организации, порой, получали совсем не то, что им требовалось для решения их задач. Раздрай между министерствами и кумовство, мешали плановому снабжению. Порой на складах какого-нибудь «Дальзавода» лежали, например, запчасти для автомашин, или самолётов. А на складах пивзавода - подшипники огромных размеров, на этом заводе совершенно ненужные. Такое имущество считалось «неликвидным», а где-то в этих деталях сильно нуждались. Вот эти ресурсы тесть и перераспределял.

Мне приходилось ждать его часами в машине, но я не унывал и не скучал. Я медитировал, разбираясь в себе. Пытаясь разобраться с тем, что свалилось на мою голову, хе-хе. В мою голову. А свалилось много чего интересного, кроме знания будущего. Например, у меня наконец-то получилось перенаправить внутреннюю энергию в место удара. А раньше, фиг с маслом! Как я не настраивался при исполнении комплексов тайцзицюань, не получалось почувствовать перетекания «цы». Даже простой циркуляции.

А тут я и комплекс стал немного по-другому исполнять, с коротким импульсом и напряжением в конце формы, а не размеренно и плавно. Вот тогда-то я и почувствовал выброс «цы». Да такой, что газетка, которую я вывешивал на верёвке, предназначенной для сушки белья, лопнула не от моего прикосновения, а от потока, э-э-э, воздуха. Это я так тогда подумал. Но когда добился повторения эффекта и второй, и третий, и пятый разы, то понял, что воздух тут и не при чём совсем. Потому что, э-э-э, импульс импульсом, а газетка-то практически и не шевелилась. Просто лопалась и всё. Я офигел тогда, а сейчас в перерывах между вождением думал, размышляя, отчего это произошло?

Над энергией «цы» я «колдовал» лет пять, как впервые попал в секцию Александра Городецкого, тогда практикующего что-то типа ушу, но называл он сие искусство - каратэ. Тогда всё называлось каратэ. Потом, после запрета оного, Александр, опасаясь репрессий, стал давать «чистый тайцзицюань», без расшифровки для чего нужны эти перемещения и движения, придавая им лечебный смысл, объясняя циклическими потоками жизненной энергии.

- Количество перешло в качество? – думал я. – Вот так вдруг? Навряд ли! Скорее всего, это умение пришло в меня с чем-то ещё, привнесённым тем, другим «я», но с чем? Больше ничего в себе я разглядеть, или почувствовать не мог. Но оно точно было. Я же пришёл в себя после смертельной дозы какой-то дряни, название которой следователь произносил, но я даже запоминать не стал.

Пришёл в себя, когда прийти в себя не должен был, и потом полностью контролировал своё бессознательное состояние, слыша и чувствуя, что вокруг происходит, да-а-а... И что это? И как это? Что это было и как это можно объяснить? Сверх-способности? Тогда чем я думал? Чем контролировал тело, когда мой мозг был парализован заразой, которой меня опоили? Своих мыслей на эту тему не было, только чужая память подсказывала, что внутри человека имеется ещё какая-то энергетическая матрица, в которой и собирается всё: и память, и разум, и душа.

Память – памятью, её я изучил основательно и она мне не очень понравилась А вот «достучаться» до своей матрицы путём медитаций, чтобы понять, что это такое и «с чем её едят», у меня не получалось. В конце концов, погружения в «дзэн» стали приводить меня ко сну, но, как говорится, на здоровье. Полезный сон ещё никому не навредил. И это умение мне понравилось. В «дзэне» мне спалось очень хорошо.

Наконец-то тесть уехал и солнечные деньки участились. Постельное бельё, промокавшее от тумана до состояния «выжимай», перестало раздражать, прилипая к телу и тем будить. Мы стали ездить всей семьёй на Шамору. Когда они работали - без тёщи с Ларисой, а когда они отдыхали, выезжали все вместе. Вместе было веселее. Тесть тёщу и детей на море не вывозил. Считалось, что и возле дома тоже море, что же лучше? Но Шамора понравилась и теще, и Эле с Тимуром, и моей Ларисе с сыном. Песок, всё-таки, лучше, хоть и круглых, но камешков.

Хотя на Кирова стоял дядьки Саши лодочный гараж, и можно было на лодке заплыть подальше и не хлебать канализацию, всплывающую из подводной трубы метрах в пятидесяти от берега, ха-ха… Плюс (или минус) химчистка, сливающая свои стоки в море прямо перед домом. Море большое. Всё стерпит… В это время не стеснялись выводить нечистоты в море и, что это неправильно, я вдруг осознал отчётливо. А раньше принимал, как должное.

В середине августа рано утром за мной пришли. Постучали, Лариса открыла, и охнула.

- Шелест Михаил Васильевич, здесь проживает? – раздалось от двери.

Я выглянул из-за трёхстворчатого шифоньера, разделяющего нашу комнату на спальню и кухню. Выглянул и увидел офицера с погонами капитана и солдата с автоматом.

- Здесь, - сказал я. – Это я.

- Предъявите ваш военный билет и паспорт.

Я предъявил.

- Вы прописаны здесь в Первореченском районе. Почему не встали на учёт?.

- Э-э-э… Не успел. Мне сказали, что комендант должна была на учёт поставить.

- А в военном билете, кто штампы ставить должен о снятии и постановке? Собирайтесь. Вы призваны на военные сборы. Берите мыльно-рыльные принадлежности и что-нибудь перекусить. Форму вам выдадут в крайвоенкомате. Пятнадцать минут, чтобы оправиться и собраться.

- У нас мужской туалет этажом ниже, прошу полчаса.

- Не сбежите? – спросил капитан и ответил, постукивая паспортом и зелёненьким «военником», - Не сбежите.

- Лариса, собери: полотенце, трусы, носки. На какой хоть срок? – спросил я офицера.

- Стандартные две недели.

- Хрена себе, - подумал я. – А говорили - неделя.

Меня и других бывших «партизан», действительно, привезли на территорию краевого военкомата что расположен в районе остановки автобуса «Фабрика заря». Там построили.

- Художники среди вас имеются?

- Так точно, - выкрикнул я.

- Выйти из строя!

Я прикоснулся к впереди стоявшему и он выпустил меня. Я доложился.

- В распоряжение коменданта. Старшина забирай.

Меня забрали, доставили в первый отдел и передали в другие руки. Короче, примерно через два часа я находился на борту танкера в качестве пассажира. После загрузки девяносто вторым бензином, в четырнадцать двадцать, танкер отвязался от причала и вышел в море. На вторые сутки танкер, пройдя проливом Лаперуза, прибыл в район промысла сельди иваси и передал меня на транспорт-рефрижератор «Охотское море», одновременно заправив его дизельным топливом.

После дозаправки транспорт «Охотское море» взял курс на австралийский порт Сидней, где я сошел на берег, как представитель компании поставщика рыбопродукции. В ближайшем к нефтепорту «Макдональдсе» меня встретил связной с которым мы перекусили, сели в вызванное такси и приехав в аэропорт, зарегистрировались, сдали наши вещи, взятые с собой «дядей Томом» в багаж, погрузились в самолёт и через сутки, сделав пересадку в Дубаи, мы оказались в Лондоне.