Мекленбургская принцесса (СИ) - Оченков Иван Валерьевич

– Приближенный короля Фердинада?

– Да, он; я сопровождал его во время посольства к королевичу Владиславу.

– Вы были в Польше?

– Да, братец, мы привезли королевичу деньги для войны с…

– Герцогом Иоганном Альбрехтом?

– Да, с ним, правда, у него, насколько я знаю, теперь какое-то новое имя?

– Именно так, русские зовут его Иван Федорович.

– Русские? Ты хотел сказать – московиты?

– Нет, я все правильно сказал, так себя называет этот народ, а Москва – всего лишь их столица.

– И он теперь тоже… русский?

– Иногда даже больший, чем его подданные. Но ты отвлекся.

– Хорошо, брат; меня, разумеется, не посвящали во все подробности, но было очевидно, что папаша Владислава – король Сигизмунд – спустил все денежки на осаду Риги и на войну с турками. Фердинанд предложил ему субсидию, в обмен на обязательство помочь войсками в случае надобности.

– Какой надобности?

– Точно не знаю, но в Чехии сейчас волнения. Король не жалует реформатов – впрочем, их никто не любит.

– Ты стал католиком?

– Нет, что ты, просто, как по мне, то эти узколобые фанатики ничуть не лучше папистов, даже хуже.

– Ладно, оставим теологию богословам. Так ты говоришь, что король Богемии решил заручиться польской поддержкой?

– Почему нет? На войне случается всякое, к тому же чехи не раз и не два заставляли имперцев умыться кровью, так что небольшая предосторожность не помешает.

– Допустим, что все именно так… – задумчиво пробормотал Кароль, – а затем тебя послали с письмами в Мекленбург, да еще и к Глюку, и не только к нему…

– Вот как?

– Да, братец, тут целое змеиное гнездо, но прежде чем я смогу рассказать тебе подробности, я хочу знать…

– Что именно?

– Могу ли я тебе доверять, как прежде, или ты опять предашь меня и нашего герцога из-за первой же смазливой девчонки, встретившейся на твоем пути!

Болеслав тяжело вздохнул и отвернулся от брата, чтобы тот не смог видеть, как заблестели его глаза.

– Боюсь, что я человек конченый.

– Нет, не говори так!

– Но это же правда… У нас с тобой не было ничего, когда мы нанялись к юному мекленбургскому принцу. Ничего, кроме доброго имени! Но ты преуспел, стал бароном и, как говорят, женился, а я потерял все.

– Знаешь, если бы ты тогда не оступился, наш герцог никогда бы не попал в плен и не бежал оттуда в Москву. Не присоединился бы к ополчению и русские не выбрали бы его своим царем. Иоганн Альбрехт сказал мне перед моим отъездом: «Все что ни делается – все к лучшему». Именно поэтому он простил тебя. А от себя я добавлю, что если бы он не стал русским царем, мы вряд ли попали бы в Ригу и я никогда не встретил бы Регину Аделаиду. А если бы и встретил, то урожденная графиня Буксгевден и не посмотрела бы в мою сторону. Послушай меня, брат, я действительно разбогател, получил титул и счастливо женился. И единственное, что удручало меня, это отсутствие вестей о тебе. Я даже не стал заезжать в Померанию к родителям, чтобы познакомить их со своей женой. Ведь они непременно спросили бы о тебе – и что бы я им ответил?

– Да уж, – удрученно вздохнул Болек, – мы всем обязаны герцогу, а я отплатил ему черной неблагодарностью. Да еще и из-за дрянной девчонки, не стоящей доброго слова. Ты знаешь, я ведь встретил ее при дворе Владислава. Она стала его любовницей. Иоганн Альбрехт говорил мне, что у нее в глазах только его корона, а я, глупец, не поверил ему…

– Ты хочешь вернуться?

– Это невозможно.

– Невозможно спать на потолке!

Услышав эти слова, младший фон Гершов выпучил глаза, а затем звонко рассмеялся:

– Да, помню: потому что одеяло будет падать! Ты снова говоришь, как он.

– Ты хочешь вернуться?

– Больше всего на свете.

– Да будет так! Теперь я смогу сказать тебе: похоже, епископ Глюк, которому предназначалось послание, служит не только шведскому королю.

– Почему ты так решил?

– Потому что он уговаривал короля Кристиана занять Мекленбург своими войсками.

– Что за вздор – как Ольденбурги могут претендовать на эти земли?

– Не такой уж вздор, братец; ты помнишь, как зовут мать датского короля?

– Если честно – нет. Я же не покойный Манфред, который помнил и не такое…

– Ну и напрасно. Так вот, ее зовут вдовствующая королева София… Мекленбург-Гюстровская! Она единственная дочь покойного герцога Ульриха Третьего.

– Подожди, это же… дядя нашего Иоганна Альбрехта!

– И не только его, но и покойных кузенов-герцогов. Так что, как видишь, кое-какие права у короля Кристиана имеются.

– Без согласия императора эти права – ничто!

– И именно это согласие ты и привез.

– Согласие императора?

– Ну, Фердинанд покуда не император, и, думается мне, став им, может и не вспомнить об обязательствах короля Богемии.

– Но ведь есть наш герцог…

– Он стал русским царем и сменил веру!

– Но у него есть сын…

– Которого вполне можно объявить незаконнорожденным из-за долгой разлуки Иоганна Альбрехта и Катарины, а можно, кстати, и самого Иоганна Альбрехта…

– Шведский король никогда не допустит этого…

– И сцепится с королем датским, вследствие чего ни у того, ни у другого не будет возможности сунуть нос в имперские дела!

– Какое коварство…

– Обычная политика.

– Я смотрю, ты поднаторел в подобных делах! Кстати, как ты меня нашел?

– Тебя узнал капрал Михель Раубе, приглядывавший за Глюком и его прихвостнями. Ты помнишь его?

– Нет.

– А вот Иоганн помнит всех своих солдат, особенно тех, с кем начинал. И даже разрешил ему отправиться вместе со мной в герцогство, чтобы найти себе жену. Поэтому Михель внимателен и предан своему господину…

Юный Карл Густав сильно устал, слушая разговор братьев. Он далеко не все понял из услышанного, но память у него была крепкой, и самое главное он запомнил. Покинув наблюдательный пост, он быстро добежал до своей комнаты, и, скинув курточку и кюлоты [6], юркнул под одеяло. Нянька, обязанная следить за ним и сестрой, давно спала, так что его отсутствие осталось незамеченным.

9

Что бы ни случалось накануне, каждое утро Карла Густава начиналось одинаково. Подъем, умывание, краткая молитва, легкий завтрак и занятия с учителями. Единственное изменение заключалось в том, что теперь он занимался вместе со своим приятелем Петером. Барону фон Гершову удалось убедить принцессу Катарину в том, что ее сыну необходим слуга его возраста. Так что теперь тот учился, играл и проказничал в компании принца на законном основании. Впрочем, времени на проказы у них становилось все меньше. Новый воспитатель полагал праздность худшим из грехов и потому день мальчиков был заполнен до предела. Семь свободных искусств сменяло фехтование, после изучения Закона Божьего наступало время танцев, а за грамматикой и риторикой по пятам следовали гимнастика и плавание. Отдельной статьей шло обучение военному делу. Для мушкетов и кавалерийских пистолетов молодые люди были еще слишком субтильны, но процесс зарядки усвоили гораздо тверже, чем «Отче наш». Для рейтарской выездки также было рановато, однако уверенно держаться в седле их научили.

Все это привело к тому, что Карл Густав так и не успел рассказать своему приятелю о том, что видел минувшим вечером, а затем его позвали на обед. Если за завтраком мальчишки сидели рядом, наперегонки поглощая данную им пищу, то обед за столом герцогини – это совсем другое дело. Ее высочество обедали в торжественной обстановке, в компании приближенных.

Несмотря на то, что супруги фон Гершов совсем недавно присоединились к двору Катарины, они быстро заняли весьма важные места в придворной иерархии, заставив подвинуться прежних фаворитов. Регина Аделаида стала статс-дамой и обычно сидела по правую руку от принцессы, вызывая этим лютую зависть у прочих придворных. Место Кароля было рядом с женой, с тем, чтобы герцогине было удобно слушать его рассказы, на которые он оказался мастером. Напротив него обычно сидели шведские офицеры во главе с недавно вступившим в командование Густавом Горном.