Рассвет русского царства (СИ) - Грехов Тимофей

— Так это у тебя медицинское образование? — спросил подпол, даже не глядя на меня.

— Так точно, товарищ подполковник. Фельдшер.

— Высоты боишься?

— Нет.

— Нужно отвечать не «нет», а «никак нет, товарищ подполковник». Ферштейн?

— Так точно.

Он несколько секунд смотрел на меня, после чего принял решение.

— Хорошо. Поедешь в учебку под Омском.

И вот я уже в поезде, где узнал, что буду служить в ВДВ. Пересадка в Москве, а оттуда в Омск. И через три дня я на месте. Как сейчас помню, как я приехал в поселок Светлый. Казармы, плац, полоса препятствий. И двести таких же салаг, как я, которым предстояло стать десантниками.

— Кто Кузнецов? — рявкнул прапорщик в первый же день мою фамилию.

— Я, товарищ прапорщик.

Он прищурился и подошёл ко мне ближе.

— Ты что, из блатных? Кто родители?

— Мать работает медсестрой. А отец умер пять лет назад, — ответил я.

— Да? Тогда почему у меня приказ перевести тебя в санчасть? Или ты в первый же день замолился? * (заболел)

В нашу сторону были направлены сотни взглядов со всей роты. Это было неприятно. Но армия вообще малоприятное место, особенно первое время. А потом привыкаешь.

— Никак нет, товарищ прапорщик. Но могу предположить, что это как-то связно с тем, что я окончил медицинский колледж.

— Да? — уже менее агрессивно произнёс прапор. Не сводя с меня взгляда, он закурил сигарету. — Собирай свои вещи, и дуй в санчасть. — И вдруг как закричал на всё расположение. — ДЕЖУРНЫЙ!

— Я…

— Головка от патефона! — он дождался, когда солдат с лычками младшего сержанта подойдёт к нему.

— Товарищ прапорщик, младший сержант Суслов по вашему приказанию прибыл.

— Значит так, отведешь этого к старшине Кулагину, и скажешь, что я просил проверить его знания. Если окажется, что он просто так просиживал штаны в своём колледже, пусть гонит обратно. А уж я сделаю из него настоящего десантника. Ахах-ха-ха!

Я аж выдохнул, когда вышел из расположения. Не такого первого дня в армии ждал.

Старшина Кулагин оказался жилистым мужиком лет сорока пяти, с шрамом через всю щеку. Бывший афганец, как я потом узнал. Он посмотрел на меня оценивающе и кивнул.

— Значит, фельдшер? Корочка настоящая или купленная?

— Настоящая, товарищ старшина. В личном деле есть копия диплома. По крайней мере в военкомат я её приносил.

— Покажешь. А еще покажешь, что умеешь. А пока ответь мне на самый простой вопрос. — Он сделал паузу, как будто раздумывая над тем, какую задачку мне задать. — Как ты будешь останавливать кровь, если задета подключичная артерия?

Потом был следующий вопрос. И только через полчаса он встал и, протянув мне руку, произнес. — Когда одни, можешь обращаться ко мне Михалыч.

Не знаю, чем я ему приглянулся, но за последующие два года он стал для меня если не другом, то очень хорошим товарищем. И я старался оправдать его доверие. Хотя без косяков не обошлось.

В первый день он провел меня по всей санчасти. Представил врачам, офицерам, после чего показал, где я буду спать. А уже следующим утром начались медосмотры новобранцев.

Так началась моя армейская служба. И поначалу я думал, что отсижусь в санчасти, подальше от строевых и нарядов. Но Кулагин оказался принципиальным мужиком. Ну или может я стал борзеть…

В общем, узнав, что я барыжу сигаретами, он не просто пресек эту лавочку, но и наказал.

— Ты десантник, Кузнецов, — сказал он мне. — Так что будешь и бегать с ротой, и на стрельбы ходить, и рукопашку изучать. Медик медиком, но берет и тельняшку я тебе позорить не позволю.

И я бегал… Кроссы по пять километров с полной выкладкой. Подъемы в шесть утра на плац. Марш-броски. Рукопашный бой, но это уже лично с Кулагиным. Прыжки с парашютом и, разумеется, стрельба из АК-74, где я, к своему удивлению, оказался неплохим стрелком.

Дембель неизбежен!

Я вернулся в Серпухов с твердым намерением продолжить обучение. И снова провал. Даже после армии и отличной характеристики, подписанной командиром части, аттестационная комиссия Мед. Академии не сочла мою кандидатуру достойной бюджетного места.

Потом я обошёл больницы, поликлиники, даже в скорую помощь заявление подал. Везде один и тот же ответ: «Фельдшер? Хм, интересно. А врачебного диплома нет? Жаль. Мы вам позвоним, если что». К тому времени мама уже была на пенсии и у неё не получилось договориться, меня устроить в её больницу. Нет, совсем не послали. Предлагали работу в деревнях и сёлах. Но вот только ехать в Сибирь я не горел желанием.

В общем с нормального места работы никто не позвонил.

Через три месяца мама намекнула, что неплохо бы помогать с коммуналкой, и тогда-то я впервые пришел на завод. Серпуховский механический завод имени Куйбышева, гигант еще советских времен, производивший котельное оборудование для ТЭЦ и промышленных предприятий.

Так я и стал токарем. И тут мне повезло попасть в ученики к Василичу, по паспорту — Василию Петровичу Громову. Он оказался мужиком под шестьдесят, с руками, похожими на корявые дубовые ветки, и с крайне сварливым характером, но… справедливым.

Первую неделю он смотрел на меня, как на полного идиота. И вспоминая что из-под моих рук выходило, он был недалек от истины.

— Ты вообще стамеску от резца отличаешь? — рявкнул он, когда я в третий раз неправильно закрепил заготовку в патроне.

— Отличаю, Василий Петрович, — я сжал зубы. Тогда после армейских прапорщиков его крики казались детским лепетом.

— Дааа? Тогда объясни мне, почему делаешь, как левая нога захотела? — Он оттеснил меня от станка. — Смотри и запоминай. Раз объясняю, два объясняю, а на третий пошлю куда подальше. Понял?

Я смотрел. И запоминал. Каждое движение, каждый совет. Приходил домой и штудировал справочник токаря, который Василич мне по доброте душевной дал.

— Режимы резки для стали Ст3… подача 0,2–0,4 мм/об… скорость 25–30 м/мин… — бормотал я по вечерам, пока мама смотрела телевизор на кухне.

Через месяц Василич, глядя на деталь, вдруг хмыкнул. Как сейчас помню, что вытачивал втулку для котельной установки.

— Ну, может, не совсем безнадежный, — пробурчал он. — Еще поработаешь и человеком станешь.

Это был самый большой комплимент, который я от него слышал за все время.

Что до личной жизни… То ничего серьёзного за десять лет у меня не случилось. Так… короткие встречи. Самая терпеливая повстречалась со мной восемь месяцев. «Дима, мне нужен мужчина рядом, а не призрак, который появляется раз в неделю на пару часов». И она была права. Ведь работал я по двенадцать часов в день, шесть дней в неделю.

Возможно, были бы деньги, кто-то и потерпел бы. Но ведь и их не было.

На зарплату токаря не разгуляешься.

Уже тогда я начал брать шабашки, по вечерам и выходным вытачивал детали для частников. Втулки, валы, фланцы, что угодно. Платили хорошо, наличными.

Через полгода я перешел из токарей в слесари. И до сих пор помню с каким осуждением на меня смотрел Василич.

— Куда прешь? — возмутился он. — Я из тебя специалиста делаю, а ты…

— Василий Петрович, там больше платят, — честно признался я. — И работа интереснее.

Он посмотрел на меня долгим взглядом и кивнул.

— Понятно. Ну, иди. Только помни — токарь из тебя уже получился нормальный. А через годик и меня бы превзошел. Там и денег стал бы зарабатывать побольше.

Но я не послушал. И, если честно, не жалею.

Кто бы мог подумать, что слесарное дело окажется еще сложнее. Теперь я занимался сборкой котельных агрегатов, сложных систем из десятков труб, клапанов, манометров. Приходилось разбираться в гидравлике, пневматике и читать запутанные чертежи.

Однажды вечером я сидел на кухне и листал газету. Мама готовила ужин, за окном шел снег, была середина января.