Яромила. То есть, я.
Я посмотрела на свои руки. Маленькие, детские, с неряшливо обломанными ногтями на тоненьких пальчиках. Ощупала лицо, хоть это и не помогло мне представить, как я выгляжу.
Меня все так же мучила жажда, а ощущение нереальности происходящего… притуплялось.
Яромила Морозова. Семь лет. И… всё. Кто я? Кто мои родители? Как я попала в горящий сарай? Ничего из этого я не помнила. Вернее, не знала. А моя прошлая жизнь… ускользала.
Как меня звали? Яромила? Возможно. Но не Морозова, нет. И уж точно я не была ребенком. Возраст? Двадцать пять. Или двадцать семь? Я попыталась сосредоточиться. Кем я была? Ведьмой. Определенно. Но дар приходилось скрывать. Я — медсестра? Нет, но… связь с медициной… Провизор! Профессия позволяла мне варить зелья, не вызывая подозрений. Я жила… жила… одна? С родителями? С мужем?
Я потерла виски. Странные ощущения. Будто воспоминания стираются. Но не все. Все, связанное с ведьмовским даром помню хорошо. И казнь. И беседу с Марой. Возможно ли, что все это привиделось Яромиле Морозовой? Приснилось?
Нет. Я не ощущала себя ребенком. Скорее, сумасшедшей.
Хотелось пить. И еще — взглянуть на себя в зеркало.
Босые ноги коснулись холодного пола. Тапочек у кровати не оставили. А одета я в пижаму из тонкой ткани в цветочек: штаны на завязочках, на рубашке не хватает пуговицы.
Дверь не заперта. Я выглянула в пустой длинный коридор. И темный. Вдалеке светилась единственная лампа. Кажется, на медсестринском посту.
Мне туда.
Шла я осторожно, прислушиваясь. И не сказать, что страшно, просто все еще непонятно, чего ждать от этого места. Впрочем, страшно тоже. Неизвестность пугала.
— … ребенок, — донесся до меня приглушенный мужской голос. — Она не может отвечать…
Конец фразы я пропустила мимо ушей, обрадовавшись, что понимаю говорящего. Сомнения были, все же мир другой, если верить Маре. Насколько он похож на мой, я не знала.
Я пошла на голос, и вскоре остановилась перед дверью с надписью «Ординаторская». Значит, и читать на местном языке я умею.
— И все же, я настаиваю. — Мужской голос теперь звучал четче. — Это нарушение… — Пауза. — Да о чем вы! — Пауза. — Нет. Я составлю отчет и отправлю жалобу. — Пауза. — Да.
Кажется, мужчина говорил по телефону. Я потянула за дверную ручку, намереваясь войти в ординаторскую.
— Ты почему не спишь?
Я взвизгнула от испуга. Хотя, нет, не я, а маленькая Яромила. Я же мысленно поморщилась, так мне не понравился собственный голос. Тоненький, писклявый.
— Не шуми, — строго сказала незаметно подошедшая медсестра. — Из какой ты палаты?
— Я… — С этим кошмаром надо что-то делать! Я откашлялась. — Я пить хочу. Сильно.
Получилось так себе, но все же лучше, чем писк полудохлой мыши.
— Погоди… Ты из седьмой, что ли? — медсестра ахнула. — Зачем встала? И… как⁈
— Что тут происходит?
На шум вышел мужчина, чей голос я слышала из-за двери.
— Вот, Николай Петрович, ваша пациентка, — несколько растерянно произнесла медсестра. — Разве она не должна спать после того, как…
— Мария, — сердито перебил ее Николай Петрович. — Разве не ты должна следить за порядком в отделении? Вечно вы спите на дежурстве!
Николай Петрович хоть и выглядел грозно, но мне страшным не показался. Он был немолод. Если время течет здесь так же, как и в моем мире, то навряд ли ему меньше пятидесяти. Немного седой, с первыми морщинами на круглом лице, в круглых же очках и белом халате, он чем-то напомнил мне… доктора Айболита, доброго персонажа из детской книжки. Правда, доктор Айболит лечил зверей.
Странно. Я помнила сказку, но не могла понять, кто ее читал: я в прошлой жизни или маленькая Яромила в этой.
— Мила, детка, ты чего-то хотела?
Николай Петрович наклонился ко мне, взял за плечо, и промелькнувшее воспоминание исчезло без следа.
— Воды, — вздохнула я.
И поджала босую ногу. Все же пол холодный.
— Мария, подогрей молока, добавь туда ложку меда и принеси в палату. Мед в шкафу, в ординаторской.
— А молоко у нас из крана идет, вместо воды! — всплеснула руками Мария.
Николай Петрович бросил на нее такой взгляд, что даже у меня по коже побежали мурашки.
— Сейчас все сделаю, Николай Петрович, — пробормотала Мария, бросаясь прочь.
— Хватило бы воды, — сказала я, глядя ей вслед. — Правда, очень пить хочется.
— Молоко сейчас полезнее.
Николай Петрович вдруг подхватил меня на руки.
— Я сама…
— Босиком. Простудишься, — коротко произнес он, размашистым шагом идя по коридору. И добавил, уложив меня на кровать: — Лучше бы ты не вставала, Мила. Вот же кнопка вызова персонала.
Кнопка, и правда, была. Я ее не заметила.
Николай Петрович зажег верхний свет, поставил рядом с кроватью невесть откуда взявшийся стул. Его я тоже не заметила? Положил ладони на мои ступни.
Из рук его полилось тепло. Ощутимое, обволакивающее.
— Вы… колдун? — вырвалось у меня.
— Колдун? — Он улыбнулся. — Можно и так сказать.
— Но как же… вы же… вас же…
Меня охватил ужас. Как он не боится так открыто использовать магию? Пусть Яромила ребенок, но вот-вот в палату придет медсестра.
— Что тебя так напугало? — спросил Николай Петрович, слегка нахмурившись.
«Любой врач — маг. — Я словно услышала шепот в своей голове. — Быть магом — не преступление».
Кажется, мне повезло с миром.
— Я… я ничего не помню, — сказала я вслух. — Почему я здесь? Что произошло? И где… где мои… родители?
Надеюсь, у Яромилы есть родители. Хотелось, чтобы мои вопросы звучали естественно. Это же нормально, когда семилетний ребенок интересуется, где его мама и папа?
Николай Петрович не ответил. И погрустнел. Зато он явно обрадовался, когда в палату влетела медсестра с кружкой молока.
— Вот, Мила. Пей и спи, — сказал он, протягивая мне кружку. — Память вернется. Постепенно.
Такой ответ удовлетворил бы маленькую девочку, но не меня. Я замечала то, на что ребенок не обратил бы внимания. Врач определенно не хотел говорить со мной ни о родителях, ни о причинах болезни. Кстати, какой? Я чувствовала себя превосходно. А еще я помнила горящий сарай и боль. Но…
— Хорошо, — послушно произнесла я.
Не стоит спешить. Все, что меня интересует, я узнаю. Постепенно. Сейчас же можно напиться сладкого молока и поспать. Глаза уже слипались, веки тяжелели. И, наверняка, не от молока с медом.
Глава 3
Теперь Мара пришла в палату. Или мне это приснилось?
За окном едва брезжили утренние сумерки. Все в том же сарафане и босоножках Мара расположилась на подоконнике, закинув ногу за ногу.
— У меня мало времени, — сказала Мара. — Ночь уходит. Не задавай глупых вопросов.
Когда кто-то владеет информацией, то любой вопрос от несведущего покажется глупым. Я же, и вовсе, чувствовала себя то ли потерянной, то ли сумасшедшей. Возможно, и тем, и другим в равной степени.
Я села, свесив ноги с кровати.
— Память… стирается, — произнесла я. — Так и задумано?
— Сейчас это необходимо. — Мара поморщилась. — Разум приспосабливается к новым условиям. Ты не сможешь обработать всю информацию сразу, сойдешь с ума. Ты ведь, и так, порой считаешь себя сумасшедшей.
— И что в итоге? Я забуду себя и стану ребенком?
— Какой в этом смысл? — Мара повела плечом. — Тогда не стоило заморачиваться с переселением души.
— Тогда… уйдет девочка?
— Она уже ушла. Умерла там, в сарае. До того, как ее вынесли из огня. Тебе нужны ее воспоминания. Будет легче адаптироваться.
— Она… особенная?
Должна быть причина. Допустим, меня выбрали, потому что подходила по каким-то параметрам, понятным лишь богам. Но почему спасли ее? Почему Маре, да и не только ей, важно, чтобы Яромила Морозова жила?
— Обычная, — ответила Мара. И уточнила: — Была обычной.
— Тогда почему? — настаивала я. — Почему она?
— Я могла бы соврать, что это моя прихоть. — Мара улыбнулась, кокетливо поправляя бретельку сарафана, сползшую с плеча. — Но и всей правды сказать не могу. Боги редко вмешиваются в жизнь смертных.
