Сирийский рубеж (СИ) - Дорин Михаил

— В районе Эль-Кунейтра рельеф хороший. Есть где скрыться, — показал я на карте всем район барражирования.

Сирийцы кивали, делая пометки в планшетах.

— Идёте рядом. В зоне барражирования расходимся и высоко не поднимаемся. Иначе собьют.

— Да, аль-каид, — кивнул Асул. — Низко — это как? Чтоб песок в зубах хрустел?

— Снижайся, пока чётко не разглядишь лицо пастуха. Но не переусердствуй, — ответил я.

— А когда будем по танкам стрелять? — поинтересовался Джанаб.

— Ты на танки не смотри. Ими займутся самолёты. Основная цель — прикрытие. Особое внимание на крупнокалиберные пулемёты, зенитки и ПЗРК. Танк для нас не так страшен.

Асул почесал подбородок и стал переглядываться с братом.

— С теми комплексами ПВО, что стоят у израильтян, надо идти ниже 30 метров. Хотя есть другое предложение, — сказал Кеша и провёл рукой по дороге, ведущей в сторону Иордании.

Это было грамотное предложение. Так мы можем более скрытно выйти к высотам, используя холмистый рельеф приграничной полосы.

— Но маршрут утверждён другой, — заметил Джанаб.

— Верно. Но разумную инициативу ещё никто не отменял. Идём вдоль границы.

Сирийцы согласились и отправились к своим вертолётам. Кеша полез в вертолёт, а я решил подождать эвакуационную группу. Прошло пять минут, десять, но никто так и не появился. Обычная ситуация, которая была и в Афгане.

— Командир, можем не успеть. Нам ещё выйти в район надо.

Я посмотрел в сторону стоянки МиГ-23БК, где экипажи истребителей-бомбардировщиков начинали осмотр машин перед вылетом. Одно звено было «завешано» ФАБ-500 и ФАБ-250, а второе — ФАБ-100–150. Загрузка была предельная. Чтобы оторваться от полосы, нужно будет приложить немало усилий.

— Саныч, — позвал меня Кеша.

Лететь без группы эвакуации, значит, оставить нас и катапультировавшегося лётчика без прикрытия на земле. Но не лететь совсем нельзя.

— Запускаемся, — скомандовал я, запрыгивая в грузовую кабину.

Бортовой техник Вазим сел на своё место и… начал молиться.

— Командир… эм, время, — сказал Кеша по внутренней связи, указывая на часы.

— Не отвлекай, — шикнул я на Петрова.

Чувства верующих даже в такой обстановке надо уважать.

Только Вазим закончил, как тут же принялся запускать вертолёт. Запустилась вспомогательная силовая установка. За ней — правый двигатель и несущий винт начали раскручиваться.

Как только запустился левый двигатель, и Ми-24 доложили о готовности, пора было и взлетать.

— Внимание! Паашли! — скомандовал я, оторвав вертолёт от бетонной стоянки.

Времени терять на контрольное висение не стали. Ручку отклонил от себя, опуская нос и разгоняя вертолёт вдоль земной поверхности.

— Скорость 180. Так и идём, — подсказал мне Кеша.

Вазим что-то проговорил Петрову, но Иннокентий ничего ему ответить не смог.

Интересная у нас ситуация в экипаже. Мой лётчик-штурман говорит только на русском, а бортовой техник — на арабском. Как вот им взаимодействовать⁈

— Не перешёлкивай секундомер. Я по нему топливо контролирую, — возмущался Вазим, но Кеша его не понимал.

Точнее пытался, но трактовал совсем по-другому.

— Всё хорошо! Мы туда летим, — показывал рукой вперёд Кеша.

Вазим тоже ничего не понимал и отвечал по-своему.

— Зачем ругаешься? Чистые стёкла. Я сегодня только протёр, — пытался бортач объяснить на арабском Кеше, что он зря на него наезжает.

Первый же разворот, и мы снизились к высохшему руслу реки. Вертолёт дрожал на порывах ветра. Внизу была приграничная зона с Иорданией. На северо-востоке уже виднелись склоны Джебель аш-Шейх — высшей точки этого региона. В Израиле эту гору называют Хермон.

— Ниже, — несколько раз повторял я в эфир паре прикрытия, которым трудно было огибать рельеф из-за отсутствия опыта таких полётов.

Периодически напоминал о себе задатчик опасной высоты, который был выставлен на 10 метров.

— До центра зоны барражирования 3 минуты, — сказал Кеша и вновь щёлкнул секундомер на бортовых часах АЧС.

— Ну я же просил! Как с тобой можно работать, — возмутился Вазим.

— Да хорош уже ворчать, друг сирийский! — повысил голос Кеша.

— Замолчали оба! Вазим, ему часы нужнее. Просто следи за топливом и контролируй количество, — произнёс я смешанную фразу на русском и арабском.

Взглянув на подчинённых, обнаружил, что они пожали друг другу руки.

Чем ближе мы приближались к уже бывшей буферной зоне, тем лучше был виден огромный столб пыли. Танковые отряды израильтян были уже рядом с позициями малочисленных сирийских войск.

— Минута, командир, — подсказал Кеша, когда мы прошли рядом с сопкой, обходя небольшую деревню.

— Снижаемся 100 метров, — впервые услышал я в эфире голос ведущего ударной группы.

По замыслу, вся восьмёрка МиГ-23, после взлёта должна была прижаться к земле и на 100 метрах идти к цели.

— 1-й, з… нял… ну, — услышал я прерывистый голос одного из сирийцев.

Начались помехи, которых не было до этой минуты. Команды от ведущего группы были трудно разбираемы.

— Вижу… три минуты, — услышал я в эфире, продолжая выполнять вираж над равниной.

Через минуту в нескольких километрах показались и МиГи. Ведущий выскочил из-за сопки, выполняя резкий отворот вправо. Следом прошла и остальная группа, вытянувшаяся колонной.

Пыльная дымка в районе Голан становилась всё более плотной. Возможно, это позволит МиГам скрытно зайти на цель.

Самые важные минуты. Давно не было у меня такого задания, когда нужно обеспечивать столь большую группу самолётов.

Один за другим самолёты уходили за хребет Голан. Сейчас они должны будут набрать высоту и спикировать на цель. Именно в этот момент их обнаружат. Иного варианта атаковать нет.

— Манёвр! — прозвучала команда от ведущего. — Сброс! Слева…

— По мне справа. Отстрел!

— Ракета пошла!

Тут же эфир начали забивать и другие доклады. Можно было понять только одно — ПВО Израиля начало сбивать всё, что летит в направлении танковых групп.

— Не… недотяну! — доложил один из лётчиков.

Мы начали выискивать его глазами, но первым его увидел Асул.

— Наблюдал взрыв на земле.

— Примерное расстояние до точки падения — 20–25 километров. Прям на южной окраине Голан, — доложил Кеша.

Долго не рассуждая, я вывел вертолёт из разворота и направил его в предполагаемое место падение.

— Надо забирать. Больше там нет буферной зоны.

Ручку посильнее отклонил от себя, поднимая рычаг шаг-газ. Указатель скорости моментально показал 200 км/ч.

— Время прибытия?

— Шесть-восем минут, — доложил Кеша.

— «Крыша», начали работу. Готовьте площадку, — дал я команду паре Ми-24.

— Выходим вперёд, — ответил Асил.

Местность начинала становиться более холмистой. Есть где спрятаться, и где попасть в засаду.

— Держитесь левее склонов гор, — подсказал я паре прикрытия, которая шла впереди, отстреливая одиночные ловушки.

Две минуты спустя, у подножия одной из гор мы заметили упавший самолёт.

— Вижу дым. Выходим на точку, — прозвучал доклад от Асула.

И действительно это были обломки МиГ-23. Чёрные клубы дыма поднимались, закрывая вершину горы.

— Вижу танковую группу. Пятнадцать километров на север, — доложил один из братьев.

— 1-й, работаем по колонне, — принял решение Асул.

— Пока ищем купол. Прикрывайте, — ответил я, отклоняя ручку управления и проносясь недалеко от обломков МиГа.

Купола не видно, но аварийная станция в работе. Можно предположить, что нас завлекают в ловушку. Но тогда бы уже по нам отработали с ПЗРК. Вон сколько склонов и вершин, чтобы засаду устроить.

Сделали ещё один проход над равниной, но ничего. Остаётся только искать выше.

— 2-й, — вызвал я Асула.

— Ответил.

— Остаётесь внизу, а я наверх. Готовьтесь прикрывать.

Только я выскочу за 50–100 метров высоты, и нас тут же обнаружат. Времени чтобы забрать лётчика всё меньше. Но других вариантов нет.