Жандарм (СИ) - Семин Никита

— При управлении есть служебная гостиница. Для командировочных и таких как вы — только поступивших на службу. Там вас заселят на три дня. Советую не терять время и уже завтра начать подыскивать себе комнату для постоянного проживания. Подъемные получите после прохождения курсов и получения назначения. Ну-с, Григорий Мстиславович, желаю вам удачи!

На этих словах Рыков все же встал и через стол пожал мне руку.

— А теперь прошу прощения, но у меня дела.

Такой толстый намек игнорировать я не стал и покинул жандармерию, сразу отправившись на Тверской вокзал. Снова пришлось ловить извозчика. Сказалось незнание города, да и хотелось справить все документы пораньше, чтобы впопыхах ничего не забыть. Да и чемодан в руках не располагал к пешим прогулкам.

Оказывается, мое решение отправиться на вокзал заранее было абсолютно верным! А все потому, что Алексей Георгиевич забыл мне сказать одну важную деталь — вокзал находился за городом аж в четырех верстах и представлял собой небольшой поселок, где жили и работали около тысячи служащих. Тут же располагались казармы для разнорабочих, своя школа и жилые постройки для квалифицированных железнодорожников с семьями. Да и какого-то единого вокзала здесь просто не было, а существовало несколько станционных зданий под пассажиров разного класса. Пришлось внимательнее изучать путевой лист, чтобы понять, куда мне обращаться за получением билета.

Пока нашел нужное здание (третьего класса — экономят господа жандармы на новичках!), пока нашел там кассу, выстоял в очереди среди обычного люда, косившегося на мой чистый костюм (успел поменять в поместье, пока собирался) и перешептывающегося за спиной, до отхода поезда осталось всего полчаса. К этому моменту снова успел проголодаться, но рисковать и идти в буфет, что был тут же в здании, не решился. А вдруг опоздаю? Поезд-то был проходным, а Тверь — не конечной и не начальной остановкой в его пути. Но все же совсем голодным я не остался. На перроне ходили девочки и женщины, что предлагали свою выпечку как раз таким, как я — кто торопился на поезд и не решался (или не было средств) поесть с большим комфортом.

Так я и забрался в зеленый вагон с чемоданом в одной руке и тремя пирожками с картошкой и яйцом, упакованным в коричневую плотную бумагу, в другой. Сам вагон меня тоже не впечатлил. Деревянные жесткие сидения, для поклажи — деревянные же полки над головой вдоль стен. Да и сами стены были обиты деревом для утепления, сейчас не особо нужного. В центре вагона стояла дровяная печка, разделяющая вагон на две части: для курящих и не курящих. Где какая половина сказал проводник, что проверял у меня на входе билет. Суровый дядька в черной двубортной шинели и такой же фуражке. Отличалась его форма от тех, что я уже видел на работниках вокзала лишь синим цветом на обшлагах, воротниках и наплечных знаках.

И так не пустой вагон довольно быстро наполнился людьми, а мне пришлось постараться, чтобы втиснуть свой чемодан на заставленную чужим скарбом багажную полку. Кому-то там места не досталось и таким пассажирам пришлось ставить свою поклажу себе в ноги или запихивать ее под лавки.

Издав пару гудков, поезд медленно тронулся, унося меня подальше от старика с его желанием меня оженить к новому и, надеюсь, более интересному будущему.

Поездка оставила после себя самое неприятное впечатление. Колеса постоянно грохотали на стыках рельс. Разделение вагона на курящих и не курящих практически не помогало. В соседнем отсеке дымили так, что даже открытые окна не справлялись. Люди рядом со мной ехали недовольные и делились между собой своими нехитрыми обидами, бедами, да изредка плевались на дворян. Недовольство последними было вызвано завистью и отчасти ненавистью к тем родам, что наплевательски относились к работающим на них людям. Украдкой звучали имена революционеров и некоторых организаций, что ратовали за большие права среднему классу и не магам. Внешний вид в здешнем обществе как я и раньше уже замечал, значил немало. И я в своем костюме с кожаным чемоданом смотрелся среди остальных пассажиров белой вороной. Окружающие по одному взгляду определяли твое положение, род занятий и даже достаток. Поэтому завести со мной разговор никто даже не пытался, а мои попытки что-то спросить, мягко и со всей вежливостью простолюдина к благородному пресекались. Все это не добавляло мне настроения, и из поезда я вывалился с изрядным облегчением. Подозреваю, если бы я ехал в вагоне более высокого класса, таких проблем бы не было.

В итоге, оказавшись на перроне, мне хотелось только одного — поскорее попасть в управление, ополоснуться с дороги, смыв с себя весь негатив, что я буквально кожей ощущал в вагоне от окружающих людей, направленный в мою сторону, и завалиться спать. Но этим планам не суждено было сбыться.

Стоило мне выйти из здания Московского вокзала и начать выискивать взглядом ближайшего извозчика, как сжатый в моей руке чемодан вырвали, дернув на себя. Оглянувшись, я успел заметить лишь спину удирающего подростка, что пытался затеряться в толпе прибывших пассажиров.

— Ну уж нет! — оскалился я. — Не уйдешь! — и кинулся в погоню.

Расталкивая встречных локтями, я ни на миг не отставал от вора, который в отличие от меня ужом проскальзывал сквозь толпу, буквально ввинчиваясь в нее. Похититель бежал вдоль вокзала, предусмотрительно не покидая толпу выходящих, но и не забегая внутрь здания, где кроме служащих железной дороги были и представители полиции. На улице они тоже были, и один из них уже заметил наш забег, изо всех сил задув в сигнальный свисток, но догнать вора в толпе и ему было не по силам. Через пять минут, изрядно запыхавшись, я наконец вырвался за пределы толпы и радостно улыбнулся. Подросток бежал всего в паре десятков метров впереди и на открытой дистанции от меня точно убежать не мог. Поднажав, я в последний момент успел схватить его за шкирку, когда он хотел юркнуть в приоткрытую дверь какого-то трехэтажного дома.

— Попался! — выдохнул я ему в ухо.

— Это ты попался, — раздался бас выходящего из дома мрачного детины.

Ни слова больше не говоря, он сделал полшага к нам, оказавшись на расстоянии вытянутой руки, и резко ударил меня в переносицу...

* — в 1915 году из-за недостатка серебра и меди на изготовление монет в обращение были введены бумажные марки

Глава 11

— В драке побеждает тот, кто ударил первым! — прохаживаясь вдоль строя, мрачно изрек старшина нашей роты. — Если пропустил первый удар — считай, проиграл. Поэтому если драка неизбежна — бейте без сомнений!

— А если удар был неожиданным? — не удержался я от вопроса.

Несмотря на сорокалетний возраст, старшина был крепким жилистым мужиком и когда был в тельняшке, его мышцы выглядели так, словно он способен узлом завязать даже стальной лом. Мы боялись даже его простого взгляда и мой поступок — выкрик из строя — можно считать настоящим подвигом.

— ...! — назвал он мою фамилию. — Сорок отжиманий!

— Есть! — я тут же упал и принялся «толкать» пол, мысленно костеря себя за несдержанность.

— Пока отжимаешься, отвечу на твой вопрос, — продолжил старшина свою неспешную прогулку туда-сюда. — Если ты пропустил первый удар и остался в сознании — разорви дистанцию! Не дай противнику навязать тебе рисунок боя. Захватывай инициативу. Палки, камни — используй все что есть, это оружие. Так и в настоящем бою никакого благородства, никаких широких жестов, как говорится — победителей не судят. И еще отступить — это не трусость, а благоразумие. Но отступив, не забудь потом вернуться и добить врага, когда будешь готов и на своих условиях...

Это мимолетное воспоминание из прошлой жизни пролетело передо мной как вспышка вместе с искрами, посыпавшимися из глаз после удара тяжелым кулаком. Тело мотнуло назад, и я не стал сопротивляться инерции. Наоборот — разжал правую руку, которой удерживал подростка и оттолкнулся ногой, падая на спину. Еще и руки в стороны раскинул, а подбородок чуть прижал, чтобы не удариться затылком о мостовую. Перекат, плечи заныли от удара о камни, но главное другое. Я снова оказался на ногах в паре метров от ошарашенного моим поступком детины, который уже занес вторую руку для добивающего удара, если бы мне первого не хватило.