Разночинец (СИ) - Прутков Козьма Петрович

Нам с Ефимом пришлось ждать полтора часа, пока эта лохматая зверюга убралась в лес. С перепугу мы даже забыли про покойника.

– Фима, а что, без лошади мы не доберёмся?

Мне пришла в голову неожиданная мысль. А что, если направить преследование по ложному пути. Я не сильно опасался казачков, в принципе мы с Севастьяновым свободные люди. Ну да, некрасиво брать чужое. Угнали подводу и лошадь. А заодно я прибрал аптечку и коробку с лекарствами для окружного врача. Взял из принципа, раз на меня все навалились, так пропади всё пропадом. Но думаю, служивые сначала займутся беглыми, которые к тому же вырезали конвой. Такое не прощают, будут гнать, пока не поймают всех. А уж в последнюю очередь вспомнят про нас.

Сложнее с уведённым свёртком от Выкреста. Мы только сейчас раскрыли его. Лежат бумажные деньги непривычного вида, пачки перевязаны бечёвкой.

Так, Государственный кредитный билет достоинством десять рублей. Я с интересом перебрал несколько пачек с изображением двуглавого орла. Большинство сотенные, есть червонцы, пятёрки и трёшки. Бляха муха, да тут на первый взгляд под миллион. Не думаю, что нам просят такую сумму.

Через три часа мы уже прошли версты три по дороге и углубились в лес при звуках приближающегося шума. Мимо нас промчались несколько всадников. Надеюсь, наш маскарад примут серьёзно. Вот господин Севостьянов до сих пор на меня дуется и смотрит волком. Мне пришлось прикрикнуть на него, чтобы оставил мешок в покое. Постепенно у нас установились определённые отношения. Мужик физически покрепче меня будет и смотрит как на малахольного, когда я опасливо обхожу лошадь. Всё что касаемо крестьянского труда, это его, тут он король. А вот в отношениях с окружающим миром как дитё, право слово. Поэтому я думаю за двоих.

Мы переодели труп в мою тёмно-серую студенческую шинель, фуражку забросили подальше. Пришлось попортить одёжку, изображая когти зверя. Верхняя часть тела изуродована зверьём, лица никак не опознать. Обрывки верхней одежды с трупа мы захоронили в выкопанной могиле. Единственное, я оставил свои сапоги. От найдёныша мне бы точно не подошли, маловаты. А босиком переть через тайгу – гарантия подхватить воспаление лёгких. В телеге для достоверности бросили штуцер, который где-то в Иркутске прикупил Ефим. Обозники однозначно его опознают. Я же забрал найденную переломку. Припасы, само собой, прибрали, а вот с деньгами прям беда. Сердце кровью обливается, я взял только десять тысяч сотенками и две тысячи купюрами поменьше, трёшки и пятёрки. Остальные оставил в мешке, часть раскидал около телеги. Типа зверь попортил мешок и ветром разнесло.

Думал, здоровяк Ефим меня прибьёт. Он с налитыми кровью глазами смотрел, как я разбрасываю огромные деньжищи. При этом сжимал внушительные кулаки, сдерживаясь от того, чтобы не набросится на меня.

– Оставь Фима, нам этого хватит. Они добра нам не принесут, Иваны из-под земли достанут. А так деньги найдутся, виновный тоже вот он. Всё указывает на меня, аптечка и коробка с лекарствами в телеге. Похоронят и забудут, – на Ефима подумают, что я его грохнул раньше и прикопал в лесу, – а мы с тобой где-нибудь пересидим. Документы наши никто толком не видел, есть пустые бланки от полицмейстера. Так что не боись, всё путём. Ну, с богом?

Мужчина неожиданно обмяк, будто из него стержень вынули, и побрёл за мной.

Телегу видать с дороги, мы даже немного проредили кустарник, чтобы даже слепой заметил. На пиршество уже подтягиваются местные падальщики. Вороны расселись на ветках близстоящих деревьев и активно нас выпроваживают. В кустах заметил любопытную мордочку мелкого зверька.

До Верхоленска добирались дней десять, шли хоронясь. К концу пути закончилось мясо, это Ефим ещё охотился по дороге. Хорошо, у него дробовые патроны, подходящие для охоты на зайца или пернатых. А вот моя пушка в этом плане бесполезна. Пулевые патроны, с таким калибром только на крупного зверя выходить.

Идя вдоль берега Лены, вышли на окраину городка. Смутно узнаваемая местность, по местным меркам поселение очень даже приличное, дворов с полтораста будет. Среди них немало и каменных. А вот привычных очертаний собора нет, вместо него весьма скромная деревянная двуглавая церквушка. Я помню, видел рисунок в краеведческом музее. Богоявленская церковь была утрачена. Видимо в советские годы, точной даты нет.

– Мать, пустишь переночевать, а то от своих отстали, сил нет, - Ефим включил своё деревенское очарование.

Перед нами перекосившееся изба-пятистенок и её хозяйка, пожилая женщина с козой на верёвке. Она разглядывает нас, прикрыв глаза рукой, защищая их от солнца. Мы подошли ближе. Видок у нас, конечно, ещё тот. Грязные и заросли, как лешие. Мне Ефим выделил из своих вещей потрёпанный тёплый зипун. На меня коротковат, но без него я бы околел ночью.

Бабка с сомнением смотрит на нашу парочку, пришлось мне подключаться.

– Уважаемая, нам бы отдохнуть, устали мы, заблудились. Мы из экспедиции профессора Бенедикта Ивановича Дыбовского, изучаем природу Забайкалья.

Бабка уже не с таким подозрением смотрит на нас. Она, конечно, ни хрена не поняла из моего спича, но признала меня более достойным внимания. А вот на моего попутчика с чисто варнакской внешностью косится с подозрением.

Про профессора я брякнул наугад. Но такой в самом деле существовал. И к тому же про Дыбовского я немало читал, популярная личность была в те времена. Не уверен, что он сейчас находится в наших краях. Но этот выходец из Польши настоящий гуру среди учёных того времени. Географ, зоолог, медик и даже изучал местный фольклор.

– Да ты не переживай, бабуль, мы заплатим. Всё честь по чести. Я рубль дам за несколько дней. А потом приведём себя в порядок и поселимся в гостинице.

Видимо сказала своё веское слово извлечённая купюра в рубль. Понимаю, что палюсь, но меньше нет. А нам нужно срочно залечь на дно, пока не поймём обстановку. А домишка подходящий, на самой окраине городка. Сразу за ним начинается лес и река.

– Хммм, – бабка, видимо, немая. Она махнула нам рукой, приглашая в дом. Ну, здесь как бы две комнаты, правда без разделения, только примитивная мебель отделяет спальное место и горницу со столом. В жилой части стоит русская печь вполне привычного вида. Красный угол с иконкой и лампадой, в принципе, не так и уныло. Я ожидал худшего, снаружи дом производил впечатление убогого. Темные от времени брёвна, перекосившееся крыльцо, какие-то неказистые пристройки сбоку. А так чисто, нам показали на широкую лавку. Типа здесь устроитесь. А потом началась пантомима, бабка мычит и изображает мельницу руками.

– Баня, ты про баню? Так это здорово, давай.

Женщина удовлетворённо взяла у меня рубль и ушла. А мы с Ефимом устало вытянули ноги. Блин, неужели хоть какая-то цивилизация. Деньги имеются, нам бы отсидеться немного, прийти в себя. Приодеться, опять-таки. Тут ведь как и везде. И хотя сибиряки одеваются получше своего сословия в центральной России, но судят по одёжке. Нам бы схорониться, до зимы. А там время пройдёт, глядишь, и забудут. Я надеюсь, если кого и не обманет наше представление, то они предположат, что мы кинемся удирать на запад. А мы туточки, под боком.

Минут через десять бабка вернулась, да не одна. С ней девчушка лет четырнадцати. Невысокая, крепко сбитая, в холщовой юбке и меховой жилетке. На голове, само собой, цветастый платок.

– Здрасьте господа хорошие, – затараторила девчонка. – А тётка Агафья просила сказать, что баньку приготовят к вечеру. Да вы располагайтесь.

Ну, слава богу, с этой хоть поговорить можно.

– А скажи-ка, красавица, – перебил я её красноречие, – ты кто такая будешь?

Девица смутилась.

– Так это. Я Дуняша, соседка. Тётка Агафья не говорит, только мычит. Нет, она всё слышит и понимает. Просто в детстве её напугали, вот с тех пор и немая.

Так-так, я с любопытством смотрю на шуструю девчонку. Сероглазая, пухлые щёчки с румянцем, глаза любопытные – просто жуть. И тараторит, не умолкая. Зато вскоре мы узнали, что её отец служит у важного человека, а она почти взрослая и матери помогает по хозяйству. А так как у тётки Агафьи своей баньки нет, то старший брат Евдокии Иван уже пошёл готовить для нас баню на их участке.