Московское боярство (СИ) - Макеев Максим Сергеевич

   - Сто-о-о-я-ять! Куда без команды! - голос Брунгильды громом раздался над полем, от него даже кони, бегущие на нас, казалось, чуть оторопели. И впрямь нервы у кого-то из девчёнок на стене не выдержали.

   - Берегите коней! Огонь!!! - зычно заорал Кукша.

   Шипение пулемётов и винтовок слилось в сплошной гул. Всадники словно наткнулись на невидимую стену, и начали падать. Пять, десять, двадцать, половина... Остальные начали разворот - вступили БТРы, расстреливая убегающих. Пехота вообще встала - теперь их же кавалерия неслась прямо на них! Дурдом! Построение, если и было оно у боярина, превратилось в свалку. Пехота выставила дреколье - кони на него не идут, скорости уже нет, после разворота, а животина она, чай, не дурная, брюхо себе распарывать не хочет. От пехоты в разные стороны побежали люди, толпа конников металась под огнём. Стоны, крики, ржание коней. Правый фланг вообще выкосили напрочь, только табун осёдланных, обезумевших, лошадей носится по кругу, добивая раненых копытами.

   В центре хуже - там остатки всадников разделились на три категории. Часть тупо побросала оружие, и только что руки не подняла, сдаются значит. Вторая группа, во главе с пухлым, я его по повязке на руке узнал, рванула на мой фланг, видя что там безопасно. Третья группа вообще себя странно повела. Мужики, кто был на конях, слезли, и громкий голос проорал, перекрывая ржание лошадей и стоны раненых:

   - Спина к спине! Спина к спине! Спина к спине! - вокруг голосившего мужика стали собираться выжившие, прикрываясь щитами.

   Человек пятнадцать ощетинились копьями посреди груды человеческих и конских тел, не всех лошадок уберегли. Кукша отчаянно жестикулирует, что-то показывая Гуннару, потом вспоминает про ракетницу, пускает одну ракету вслед убегающему пухлому, вторую - в сдающихся, они рассеяны по полю. Ракеты красные. А третья, белая, летит прямо в "ёжик" из копий посреди поля боя. Пехота боярина тупо стоит отдельно от этого месива, не понимая, что делать дальше. Ручейки сбегающих в сторону спасительного леса укрупнились, особенно когда мой замполит на БТРе начал передвигаться, оглашая окрестности паровым гудком. Испугались пришлые, и правильно, замполит у нас мужик суровый.

   Финал боя был кровавый. БТРы развернулись чуть, и ударили пулемётами по сдающимся, как и показал Кукша. Зачем он это сделал - я не знаю, но какие-то соображения, видать, им двигали. Все, кто не успел обнять землю живым, опустились на неё бездыханными. Крайняя башенка на стене, молчавшая до этого, ударила двумя пулемётами и снайперским огнём по убегающему пухлому. До леса добежали только кони... В наш правый фланг влетел табун, мужики, как и тренировались на такой вот случай, отбежали, оставив стоять вместо себя соединённые щиты, но кони проломили щиты, и потоптали стрелков. Черт! Потери... Обезумевший табун полёг под фланговым огнём и от выстрелов девушек со стены. Все. Битва окончена. Хот какая к чертовой бабушке битва - опять у нас геноцид хроноаборигенов вышел. Я посмотрел на часы - все заняло не более двадцати минут. Ужас.

   БТРы, не находя противника, выдвинулись в сторону группы военных боярина, что не вступала в бой. Те стояли, пехота и всадники в кучу, и не двигались. Копья смотрят в небо, пехотинцы стоят напряжённо. Ждут. Выбежал Влас, вскочил на свою лошадь, и с группой своих ГБ-шников и Лисом помчался к ним, махнув БТРу чтобы следовал за ними. Тот пополз потихоньку. Кукша подъехал ко мне:

   - Ну, вроде всё. Только с этими разобраться надо, - пасынок махнул в сторону замершего посреди поля "ежика" из щитов и копий.

   - А сдающихся ты на хрена положил?

   - А трусы потому что, - спокойно ответил Кукша, - те сбежали, им туда и дорога, эти оружие побросали, но роту давали боярину, значит, тоже дерьмовые людишки. А вот эти, что посреди поля остались, их бы надо сохранить...

   Я недоуменно уставился на начальника штаба.

   - Сам посуди, - терпеливо начал рассказывать Кукша, - трусы да предатели кому нужны? Никому. А эти и клятву не предали, и оружие не бросили. Значит, не нам, так Рюрику точно пригодятся, да и грамотно они строй собрали, если бы не винтовки и пулемёты - мы бы его хрен разбили. Нужны такие люди, всегда нужны. Умные и смелые - с такими договориться можно.

   Гляди-ка! А пасынок то у меня политиком растёт! Я с уважение гляну на него:

   - А Торир что говорит?

   - А он сейчас к ним пойдёт, разговоры говорить, - ухмыльнулся Кукша, и подначил меня, - он, в отличии от некоторых, сразу все правильно понял.

   - Но-но! Я ещё пока государь! - я шутливо погрозил Кукше, тот улыбнулся, - А этих всадников, на левом фланге, что вообще в битве не участвовали, тоже под нож пустишь?

   Кукша улыбнулся ещё шире:

   - Почему не участвовали? Участвовали, но на нашей стороне. То Ярило, знакомец наш, у него с Власом договорённость, - поведение той группы военных сразу стало понятным, как и красная тряпка на копье, - Ярило-то теперь вроде как единственный, кто в битве людей уберёг, а они все под князем ходят. Такие дела.

   Действительно, дела-а-а... Торир между тем подъехал к группе оставшихся вояк, что строем стояли посреди поля, и начал "переговоры". Традиционно, пять шестых тех переговоров - понты да непереводимый фольклор, но судя по начавшим доноситься смешкам, общий язык они начали находить. Хотя копья воины не бросили. Влас подъехал с двумя конниками. Одного я знал, то Ярило, вторым оказался суровый дед, чем-то похожий на Торира, с длиннющей бородой.

   - Поздорову будь, государь, - Ярило слез с коня, поклонился в землю, спина не переломилась, молодец, я кивнул в ответ - это отец мой, Добролюб.

   Дед слез с коня, землю лбом бить не стал, тоже кивнул, но уважительно. Я протянул ему руку, тот помялся, подумал, потом пожал, по локоть, традиционно.

   - Сергей, государь Российский.

   - Доролюб, купец с Гребцов, - представился отец Ярило.

   - А это, - я гордо показал на стену, - Москва, столица наша. Добро пожаловать, Добролюб. Мы тем кто с добрыми намерениями всегда рады. Остальным... Ну, сам видишь, что бывает, когда договориться не получается.

   - Ага, загляденье просто, - Добролюб был настроен благодушно, - за сына спасибо, что отпустил. Да и это... За голову нашего... Ну, скажу так. Винить тебя ни в чем не стану.

   И лыбится, гад! Хитрый жук, надо с ним поосторожнее. Надеюсь, наша наглядная демонстрация мысли дурные отогнала, теперь и конструктивно поговорить можно.

   - Там ваши вояки застряли на поле, да пешие разбрелись. Надо заканчивать это всё и думать, как дальше быть. Поможешь?

   - А чего и не помочь, - легко согласился Добролюб, и забрался на лошадь.

   Я тоже залез на коня, слезал пока здоровался, и повёл народ к Ториру. Там уже абсолютно небоевая обстановка, мурман и мужик, который всех собрал в строй, больше подколками перекидываются.

   - Вылезай, Клин, я тебя пивом угощу! - надрывается Торир.

   - Ага, видал я твое пиво, вон, лежат уже тут... пьяные, - в ответ ему доносится из строя, - как бы тоже голову не потерять, от такого хмеля.

   Смешки в строю копейщиков, но копья не опускаются. Мы ехали через поле битвы. Мои стрелки редкой цепью прочёсывали его, добивали раненых. Часть, молодые особенно, не выдерживала увиденного, отдавали на поле свой завтрак. А я ничего! Привычный уже. Разве что зеленоватый цвет лица придаёт моей физиономии лёгкий флер благородства. А Добролюб, кстати, это видит, и ухмыляется, зараза. В крепость его не пущу - нам такие наблюдательные не нужны. Подъехали, только хотел встрять в диалог, началось нечто непонятное. На краю леса, где скопились пехотинцы, возникло шевеление. Шевеление и шум.

   - Сто-о-о-оять, я сказал!! - знакомый, резкий и властный крик раздался из леса.

   Сбив снег с веток деревьев, растолкав пеших вояк, на поле влетела кавалькада всадников. Мои насторожились и встали в строй - держать оборону. Вновь прибывших конников было немного, человек пять, но судя по шуму из леса, сейчас ещё будут.