Сети Госпожи ужаса (СИ) - Чайка Дмитрий

— Да кто же ты такой? — думал я день-деньской, пока армия шагала на юг, в сторону Китиона, а я валялся на телеге, разглядывая облачка, весело несущиеся куда-то вдаль. — Да и черт с тобой! — решил я в конце концов. — Как говорил мой дед, хороший стук наружу выйдет. Только вот теперь нужно будет целую систему охраны организовывать. Травить тут тоже умеют.

— Государь, с Сифноса писец прибыл. Говорит, это важно. — в шатер вошел один из сыновей Сосруко, щеголявший после недавнего подвига в золотом обруче, обнявшем бычью шею. Хорошее такое ожерелье, в палец толщиной. Иному царю впору.

— Зови, — махнул я рукой.

— Государь!

Корос, младший сын моего наместника Филона, уже не был похож на юношу, подающего надежды стать сродни колобку. Он высох до того, что даже щеки ввалились, а это что-то, да значит. Если кто-то из этой семьи обжор похудел, значит, случилось что-то из ряда вон. У него и сандалии истрепались вконец, и хитон пропылен настолько, что можно не найти места, которое было когда-то белым. Он у него теперь красивого равномерно-серого цвета. Парень явно спешил.

— Что-то случилось? — спросил я его.

— Я госпожой Кассандрой послан, — сказал Корос, едва переведя дух. — Она велела передать, что люди непонятные были на Сифносе. Вас искали, господин. Царевна считает, что убийцы это.

— Она права, — хмыкнул я и показал на раненое плечо. — Был у нас убийца, но он, к сожалению, уже в Аиде. Расспросить его нельзя.

— Госпожа велела передать, что убийц двое, — продолжил Корос. — Если это так, то он где-то здесь. Его нужно немедленно найти.

Я поманил его за собой, открыл полог шатра и показал на толчею лагеря, где без дела шатались тысячи здоровых мужиков того самого, средиземноморского типа внешности. Ужин только что прошел, а ночь еще не наступила. Люди общаются. Играют в кости, карты, шашки и шахматы. Я многое сделал для того, чтобы скрасить зимний досуг. Зимы здесь тягуче-долгие, а проводить их всегда было принято, тесно прижавшись друг к другу боками и любуясь языками огня, пляшущими на камнях очага. Теперь куда веселей стало.

— И как ты его тут найдешь? — саркастически спросил я, поведя рукой по сторонам.

— Госпожа изволила распорядиться на этот случай, — спокойно ответил Корос. — Прикажите всем построиться по своим десяткам, царственный. А наемникам — собраться по родам. Тот, кто останется в одиночестве — и есть чужак.

— Тьфу ты! — я даже расстроился. Легко же!

Через полчаса, когда указание было на ушко передано каждому сотнику, десятнику и басилею из пришлых, огромная толпа развалилась на множество кучек, которые с любопытством оглядывались по сторонам. Я залез на телегу и, приложив ладонь ко лбу, всматривался вдаль, а два десятка кобанцев с обнаженными мечами рыскали по лагерю. Они получили строжайшее указание взять супостата живым.

— Да вот же ты! — ахнул я, увидев сиротливую фигурку, которая металась от одного рода к другому. Его гнали отовсюду со смехом и шуточками. Не все здесь понимали, что происходит, а потому потерявший свой десяток воин вызывал всеобщее веселье.

— Вот он, убийца! Держи его! — заорал один из моих охранников и бросился зарабатывать свою гривну на шею. Видимо, завидовал братьям.

Зря он это сделал. Народ тут предельно незамутненный, но один и один сложить могут все. Именно поэтому, когда неприкаянный воин задал стрекача, из строя выбежал какой-то боец и, лихо взмахнув пращой, выстрелил ему вдогонку.

— Живьем брать велено! — заревел мой охранник, но было поздно.

Свинцовая пуля, брошенная с двух десятков шагов, уже ударила бегущего в затылок, расплескав его голову, словно гнилой арбуз.

— А ведь мне этого дурака еще и наградить придется, — обреченно думал я, любуясь тощим пареньком с Родоса, который купался в лучах славы. Его даже на руки подняли и пронесли перед строем. Он же герой, в такую его мать…

— Вернись к госпоже, — повернулся я к Коросу. — Скажи ей, что она должна найти того, кто послал убийцу. Ей разрешено все!

— Да, господин, — склонил голову парнишка. — Я понял.

— Ты не понял, — покачал я головой. — Передай, что ей разрешено абсолютно все.

Неделю спустя. Китион. (в настоящее время — г. Ларнака.) Кипр.

— Отсидимся. Тут стены не хуже микенских.

— Не отсидимся, говорю тебе, дядька. Или с голоду подохнем, или камнями забросают. Или змеями! Эниалий, покровитель воинов, помоги мне! Не допусти погибнуть позорной смертью.

— Камнями не добьют. Высоко тут, — с сомнением произнес Гелон.

— Тогда с голоду помрем, — упрямо сказал племянник.

Гелон и Тимофей стояли на крепостной стене, сложенной огромных глыб, и снова любовались, как воины ненавистного Энея тащили срубленные стволы сосен и ставили в ровные ряды свои чудные шатры. Лагерь рос на глазах, и выглядело все на редкость дерьмово. Уже перекрыли главные ворота, что смотрели в сторону гавани, а малую калитку, ведущую на север, будут держать частоколом, за которым посадят лучников.

Китион, или Ла-Китон, как называли его сидонцы, и впрямь взять непросто. Крепость не слишком большая, но стоит на крутом холме, а стены ее высотой в пятнадцать локтей. Передние ворота окружены двумя квадратными башнями, с которых отлично простреливается проход. Ворота же задние ведут в узкий, извилистый лабиринт, через который попробуй еще проберись. В основании крепости лежат огромные глыбы песчаника, и лишь на высоте двух человеческих ростов стену продолжили кирпичной кладкой. Постарались цари Ла-Китона, да и купцы тряхнули мошной. Здешний дворец не уступает Энгоми, а храм богини Аштарт — самый большой из всех, что есть на Кипре. Из этой гавани рукой подать до Египта, просто плыви на юг, и все. Нипочем не заблудишься. Этот город специально для торговли со Страной Возлюбленной и строили. Он ведь окружен медными шахтами.

— Корабли! — ткнул в горизонт Тимофей. — Догадайся, дядька, чьи!

— Вестимо, чьи, — недовольно проворчал Гелон. — Корабли приметные. Энея это корабли. Обложил гавань, сволочь. Значит, зерна нам сюда не привезут. Будем жрать то, что есть.

— И много его тут есть? — насмешливо спросил Тимофей.

— Сколько ни есть, а нам не дадут, — неохотно признал его правоту Гелон. — Нас за стену впустили, клятву взяв, что биться будем. Но кормить никто не обещал. Наше зерно дней через десять к концу подойдет. Потом золотишко из Энгоми в ход пустим, будем зерно в три цены покупать. А потом, когда и это зерно закончится, хоть ложись и помирай. Нам его ни за какое золото не продадут.

— Шарданы царские от пуза жрут, — завистливо вздохнул Тимофей. — Их точно кормить будут.

— Что делать станем? — быстро посмотрел на племянника Гелон. Он давно уже уверился в том, что сын его сестры разумен не по годам. И удачлив, что немаловажно.

— Я бы Энею этот проклятый город сдал, — сказал вдруг Тимофей. — А он нам за это золотишка отсыплет. Все одно помирать нам здесь. Я его знаю. Если он к городу подошел, то нипочем не отступит. Ла-Китон все равно сдадут, когда зерно закончится, только уже без нас. Мы к тому времени, дядька, уже в Аиде с тобой будем.

— Я клятву богам давал, — возмущенно посмотрел на него Гелон.

— Но я-то ее не давал, — возразил Тимофей. — Когда все на жертвеннике Великой Матери клялись, я какую-то чушь бормотал. Как знал, что будет так. И вообще, это не Великая Мать, а Аштарт сидонская. Плевать мне на богиню, которой здешние шлюхи молятся. Я Эниалию, воинскому богу, жертвы приношу. Он защитит меня от распутной каменной бабы.

— Хитро придумал, — уважительно кивнул Гелон. — Пойдем к задним воротам. Страже скажем, что за едой тебя послали. Если что, лепешку дадим. Шарданы — они жадные, выпустят. Пошли! Чего тянуть-то!

Здоровенные парни, приплывшие на Кипр с каких-то невероятно далеких островов, разглядывали Тимофея, как засохшее козье дерьмо. Он пойдет налегке, с одним лишь ножом, отчего смотрелся по сравнению с ними сущим оборванцем. Этот отряд был вооружен отменно, потому-то и нашел службу быстро, когда прибыл на остров вместе с женами и детьми. Бронзовые шлемы с четырьмя рогами, начищенная песком кираса и железный меч, больше похожий на длинный нож, — у них подобного добра было много. Видать, знатно пограбили, пока дошли сюда, а царь Ла-Китоны, узрев этакое великолепие, тут же настежь открыл перед ними закрома с зерном и медью. Ничего не жаль, когда можешь заполучить три сотни самых свирепых на всем Великом море бойцов.