Бездна голодных глаз - Олди Генри Лайон

Мой чешуйчатый собеседник облизал раздвоенным языком половину своей, с позволения сказать, физиономии, и его трехпалая когтистая лапа поиграла письменными принадлежностями на столе.

— Терпеть не могу косности мышления, — сообщил он в пространство перед собой. — Вот если бы я сказал тебе, что я — материализация местных суеверий, и в придачу стал бы жевать твою ногу, ты поверил бы мне после первого укуса. Можешь не моргать, я и так знаю, что поверил бы… А когда я говорю, что я — Книга, у тебя на лице сразу появляется кисло-сладкое выражение, и меня от него тошнит.

Мясистый хвост заерзал по полу, издавая противный скрежет. И как он умудряется сидеть на табурете, с таким хвостом-то?..

— Книга не должна сидеть за столом, — с назидательностью самоубийцы возразил я. — Книга должна лежать на столе. Плашмя… вот.

— Почему? — удивился ящер, топорща гребень. — Потому что ты так привык?

А действительно — почему?

— Ну хорошо, — в хриплом голосе ящера пробилась усталость, — раз ты такой упрямый, то я сейчас лягу на стол. Тебя это удовлетворит?

Господи! Сейчас эта туша взгромоздится на стол, и…

И мои мозговые извилины вытянулись и встали во фрунт. Потому что табурет передо мной опустел. Без серного запаха и раскатов грома. Тихо и мирно.

А на столе возникла Книга. Толстая, увесистая, в черном кожаном переплете с витыми медными застежками.

Я сидел и молчал.

Книга лежала и молчала.

И долго это продолжаться не могло.

Я встал и приблизился к Книге. К Зверь-Книге. В углу кто-то визгливо захихикал. Я быстро обернулся.

Никого.

Тогда я протянул руку и коснулся переплета.

Ничего.

За исключением той мелочи, что Книга не открывалась.

Я потянул сильнее. И через мгновение мои пальцы хватали пустоту.

— Ну как? — поинтересовался ящер, вертясь на табурете.

— Здорово! — честно признался я.

Он польщено оскалился. Или это должно называться улыбкой? Тогда уж лучше пусть он остается серьезным…

— Приятно слышать… а то, признаться, грубая лесть моих Страничников стала мне надоедать. Не то что такой твердолобый ортодокс, как ты… уж если похвалит, значит, есть за что. Хотя ерунда все это…

Ящер лениво помахал в воздухе лапой, а я все никак не мог избавиться от ощущения, что вот он еще раз так махнет, с небрежной ленцой… потом поднимет с пола мою оторванную голову и примется ее внимательно разглядывать своими немигающими глазами.

— Ты книги когда-нибудь писал? — внезапно спросил он.

Вопрос застал меня врасплох. Что-то выглядывало из-за внешней невинности этих слов, что-то холодное и скользкое, как…

Как змея.

Или как ящерица.

— Пробовал… ничего не получилось. Читал — часто. А что?

— Да ничего… Вот и меня писали… однажды. А я, между прочим, не просил этого делать! Ну а читали потом — и не счесть сколько… Ты думаешь, это приятно — когда тебя читают?! Когда часть тебя уходит, исчезает в чужом сознании, а сам ты остаешься и ничего не можешь поделать?! Когда тебя едят живьем, и тебя же не убывает…

— Не знаю, — ответил я. — Меня еще ни разу не читали.

— А зря! Очень даже зря!..

Я не понял, что он этим хотел сказать. И, по-моему, хорошо, что не понял.

— Я — Книга Бездны, — продолжал меж тем ящер. — Я — Книга Небытия! Я — Зверь-Книга! Я — Книга Темного Знания, и во мне его хватит на добрую сотню миров! Когда я — Книга, я могу все… или почти все. Я могу — но не хочу. Не хочу! Потому что мне плевать на любые изменения в мире, рожденные моей силой, если мир меняется — пусть даже из-за меня! — а я по-прежнему Книга, неизменная и неподвижная, и даже плюнуть на этот мир не могу! Я тоже хочу меняться! Я тоже хочу жить! Я тоже хочу бояться смерти! Ваши дешевые маги не имеют и тысячной доли того, что имею я, но они радуются своей ничтожной мощи и страдают от желания ее увеличить. Я тоже хочу страдать! Я тоже хочу радоваться от сознания своего бытия, Бездна его побери!.. Да, хочу страдать!..

Я чувствовал себя очень неловко. Словно подглядывал за чужой исповедью.

— Но ведь вы же есть, — успокаивающе заметил я. — И не только как Книга. Нет, конечно, я понимаю — чешуя, хвост и так далее… Иногда может раздражать. Ну и что? Существуйте себе на здоровье, потрясайте миры… живите в полный рост…

— Дурак ты… хотя за сочувствие — спасибо. Не в хвосте дело. Тем более, что это тело у меня единственное, да и то случайно досталось. Как Личность, я в нем еще худо-бедно существую, а вот как Книга, как Знание — дудки! Меня же сначала прочитать надо, до конца прочитать, мозгами понять, через душу пропустить! А это же — Зверь! Мозгов у него — хорек наплакал, а вместо души — желудок! Вот и выходит, что когда я — Книга, я могу, иногда даже делаю, но всегда — не хочу! А когда я — Зверь, я хочу, но не могу…

Сперва я хотел посоветовать ящеру, чтобы он творил в образе Книги — хотя он, конечно, натворит, дай ему волю — а потом становился Зверем и радовался. Нет, глупо… Становиться Зверем, вспоминать уже свершившийся акт творчества, да еще как бы не совсем твой, вспоминать и мучиться нынешним бессилием — какая тут, к чертям собачьим, радость?! Хоть в петлю лезь… И вообще неизвестно, может, этот крокодил для радостей в принципе не приспособлен…

— Слушайте, а если вам найти подходящего человека? — говоря это, я имел в виду отнюдь не себя самого. — Пусть он прочитает вас до конца, обретет вас в полном размере, и станете вы с ним жить-поживать в этаком симбиозе: ваши знания и мощь плюс его существование!..

Морда ящера оказалась совсем близко, я уже видел собственное отражение в его выпуклых глазах, похожих на светящиеся окна заброшенного дома на перекрестке неведомых дорог; и там, за моим испуганным отражением, дрогнул черный переплет, открылась Книга, и зашелестела первая страница…

…горы вздыбились бешеными котами, щетинясь одичалым лесом, и многохвостые плети молний хлестнули зашипевшую землю, превращая ее в пузырящееся месиво, в котором копошились существа, забывшие о том, что когда-то они звались людьми; города проваливались в бездонные трещины, извергавшие огненную лаву, кричащую голосом оскорбленной вечности, и над всем этим стоял я, я, я…

И тогда стало тихо.

— Дошло? — спросил Зверь. — А ведь это только одна страница… Сможешь дочитать до конца? Сможешь впустить в себя Книгу Бездны? То-то… Мышь может жить в горе, а вот наоборот — это уже слишком. От такого мыши дохнут.

Я молчал.

— Эх вы, люди… Люди пишут книги. Это привычно. Это понятно. А если поменять нас местами? Если попробовать по-другому? Книга пишет людей! Книга читает людей! Как тебе это понравится?

— Никак, — голос мой дрожал, и я ничего не мог с ним поделать. — Мне это совсем не нравится.

— Вот именно! И не только тебе. Никому не нравится. И когда я поняла это — я начала строить Переплет. Великий Переплет.

Я даже не сразу заметил, что Зверь стал говорить о себе в женском роде.

Зверь.

Книга.

Зверь-Книга.

23

…Ел я торопливо, чавкая и давясь, совершенно не замечая вкуса съеденного. Я спешил. Спешил продолжить беседу со Зверем — потому что с Книгой, как я понял, беседовать было нельзя. Ее можно было только читать — а на это я не решался.

Хотел было подумать «пока не решался», поперхнулся собственной наглостью и отложил эту мысль до лучших времен.

Первые страх и удивление прошли. Остался интерес. Иногда мне казалось, что интерес этот какой-то нездоровый, с привкусом мазохизма — видеть перед собой клыкастую морду, которой самое место в кошмарных снах, и слушать почти человеческий, обыденный голос, вещающий мне о тайнах бытия и здешнего мира. По-видимому, я коснулся чего-то древнего, настолько древнего, что мне страшно было заглянуть в ту Бездну, которая извергла моего обаятельного собеседника — а в определенном обаянии тому динозавру нельзя было отказать…