Алекс не перебивал, он внимательно слушал Дока, а когда тот принялся шарить глазами вокруг, явно пытаясь что-то отыскать, Алекс без слов понял, что ему нужно и вытащив из чемодана, который Док швырнул на пол, предпоследнюю бутылочку водки, бросил ее старику. Тот поймал, откупорил и одним глотком осушив ее, продолжил рассказ.
— Когда рядом разорвался снаряд, меня отбросило ударной волной в сторону, а прямо передо мной упали двое бойцов. Один корчился и орал, зажимая рану на брюхе, из которой торчали кишки, второй лежал молча. Ему оторвало обе ноги едва ли не вместе с яйцами, он был в шоке и ничего не соображал. И знаешь, что? Во мне проснулся военный врач. Вот только в моей голове всплыл не порядок действий при перевязке или наложении жгута, а именно понимание того, что если нижняя конечность составляет почти треть общего веса, то человек без нижних конечностей, весит вдвое, вдвое, блядь, меньше.
Я сработал быстро. Перекатился, закинул руки безногого себе на плечи, обхватил как следует, и поднялся вместе с калекой. Бежать оказалось на удивление легко. Всю поклажу я сбросил, и рюкзак и автомат, а безногий солдат как раз и весил примерно столько же, сколько брошенная экипировка.
Я бежал не разбирая дороги вцепившись в руки раненого, петлять даже не пытался. Зачем? В какой-то момент он начал орать, прямо мне на ухо, но я не обращал внимания, просто перебирал ногами, а потом раненый замолк…
Я понимал… Все понимал. Тоже чувствовал спиной прилетающие пули. Они пробивали тело солдата навылет, но два слоя его бронежилета, кости и мясо, плюс мой броник, пусть на спине он и достаточно тонкий… Пули меня не достали. Синяков на спине было много, но ни одна не пробила. А в солдате, когда я добежал до наших позиций и сбросил с плеч труп, насчитали тридцать одну пулю, и невесть сколько осколков, чтоб их.
Мы тогда серьезно обосрались, пропагандистам надо было как-то спасать ситуацию, так что эту мою историю раздули до невероятных масштабов, и она даже затмила сам тот факт, что нам пришлось позорно отступать. Разумеется они тактично умолчали, что донес я только труп. Многие видели это, видели как я бежал под свист пуль и тащил на себе калеку, но моих мотивов не знал никто. История о самоотверженном санитаре быстро завирусилась, я стал в какой-то мере знаменитостью, медаль дали… А я взял бойца лишь для того, чтобы он прикрывал мою спину от пуль, а выбирая между полостным ранением и взрывной ампутацией, выбирал не по принципу «кого есть шанс спасти», мне было пофиг на то, что порванные кишки скорее всего уже не заштопаешь и обратно не засунешь, безногого выбрал потому что его тащить легче.
— Зачем ты мне все это рассказываешь? — спросил Алекс замолчавшего Дока.
— Затем, чтобы ты не думал, что я святой. Я прекрасно понимаю, что немного здорового эгоизма идет только на пользу. В тот раз я не мог помочь, ничем, но мог использовать раненного чтобы помочь себе. Если бы я оставил его, он бы все равно умер, а так он спас меня… Но тогда ситуация безвыходная была, мать ее, а сейчас нет — ты мог помочь… Почему ты не дал таблетки мне когда я просил? Зачем тебе? Ты не похож на торчка, и серьезных ран у тебя нет, зачем тебе анестетик?
— Мне он не нужен — ответил Алекс — это для Рыжего.
— Рак? — сразу же сообразил док.
— Да — кивнул Алекс — он уже старый, двадцать лет, до двадцати одного не доживет, немного ему осталось, если таблетки не давать воет…
Пес словно понимая, что речь идет о нем, подошел к хозяину и положил большую лохматую голову на колени Алексу, заворчал, недовольный тем, что хозяин не принялся его чесать, и Алекс, тут же положил руку ему на голову, потрепав за ухо.
— Но черт, я бы не потратил все, мне хватило бы трех-четырех таблеток, да и это же пес, просто собака, а то — Док неопределенно махнул рукой, имея в виду женщину в «больничном» вагоне — человек.
— Не мог я отдать таблетки — парировал Алекс — Это не «просто пес», это друг. Рыжий со мной двадцать лет, мы с ним через многое прошли, а про эту бабу я ничего не знаю, кроме того, что ей повезло, или не повезло, как посмотреть, не сдохнуть сразу. Я ничем ей не обязан, и тебе тоже — начал распаляться Алекс, переходя едва ли не на крик — и твой наезд неоправдан, у нас не коммунизм. Если мне снова придется выбирать, кто будет выть от боли — Рыжий или незнакомая мне телка, то я предпочту чтобы это была телка. Пусть хоть все выжившие дружным хором орут, но таблетки, они не получат. Когда нас спасут неизвестно, может нам тут придется неделю ждать… Я не могу так рисковать.
— Каким психом надо быть чтобы поставить в один ряд жизнь человека и собаки?
— Намекаешь, что я социопат?
— Нет. Прямым текстом говорю, что ты гнида, и… — начал было Док, но прервался на полуслове, когда с улицы раздалось громкое рычание, словно хор из десятка не самых мелких собак.
Рыжий вскочил, оскалился, зарычал. Шерсть на загривке встала дыбом, а Док с Алексом бросились к окну. В темноте, освещаемой светом факелов сделанных из наколотых на проволоку и разные палки или трубки, кусков загустевшего горючего, мелькали тени. Похоже это были люди, но почему они не показываются, почему ведут себя так странно, и что это был за рык? Кто рычал? Это что, спасатели с собаками? Спецназ с собаками?
Додумать мысль Алекс не успел, раздался треск, скрежет металла и звон стекла. Рык повторился, а вслед за ним раздался крик. Вопль резанул по ушам, пробрал до костей, и Алекс с Доком одновременно бросились к дверям. Док, подхватив трубу, бывшую когда-то поручнем, выскочил из вагона, и побежал на крик, Алекс же, схватив пса за ошейник, побежал вдоль вагона в тамбур, а оттуда в другой вагон, подальше от жуткого урчания и человеческих криков.
В неверном свете факелов, сделанных из наколотых на проволоку кусков загустевшего горючего, и развешанных вдоль всего поезда, Алекс видел как на улице мечутся тени. Человеческие фигуры, появившиеся из темноты, бросались к тем из пассажиров, которые предпочли остаться на улице — не все еще спали, многие развели костры, и сидели у них что-то обсуждая, а некоторые из тех кто спал, расположились с матрасами под открытым небом. Именно они и стали первыми жертвами непонятных пришлых.
Алекс пробежал сквозь следующий вагон, споткнулся, засмотревшись в окно на то, что происходит снаружи, и падая, приложился головой о поручень. Встал, машинально потрепал пса по взъерошенному загривку. Что происходило на улице непонятно, что делали новоприбывшие с пассажирами тоже не ясно, но явно ничего хорошего. От хорошего, люди так не орут.
За спиной раздались выстрелы, видимо охрана Петра Тимофеевича вступила в дело, но надолго их не хватило. Выстрелы стихли, а ночь огласил очередной вопль.
Тамбур, дверь заперта, повернуть замок, пнуть ногой, пробежать в соседний вагон, обернуться, увидеть в полутьме силуэты бегущих по проходу между купе людей, и ускорившись раза в два, броситься наутек.
Алекс бежал, не разбирая дороги, отпихивал появляющихся на пути случайных встречных, влетел в вагон, в котором обосновавшиеся обитатели, устроили освещение, закрепив под потолком все те же факелы, из загустевшего топлива, нанизанного на куски проволоки. Обернувшись в очередной раз, Алекс разглядел преследователей во всей красе.
Люди. Это были люди, ну или что-то на них похожее. Голые, с чуть синюшной кожей, искаженными чертами лица, и деформированными телами. Один из них, вцепился в попавшуюся ему на пути проводницу, и заворчав, впился зубами ей в руку.
Девушка завизжала, Алекс как ему показалось, заорал даже громче чем она, и поддав газу, бросился бежать, волоча за собой собаку. На пути встретилась дверь в туалет, дернул за ручку, вломился вместе с собакой внутрь, темнота туалета встретила его женским визгом.
— Тихо! — зашипел Алекс закрывая дверь на замок, и опустившись на пол, приник глазами к вентиляционной решетке, расположенной почти у самого пола.
В темноте, да еще и сквозь частую сетку решетки разглядеть что-либо было трудно, но судя по десятку пар ног, зомби, а это могли быть только они, пронеслись мимо.
