У последней черты (СИ) - Ромов Дмитрий

— Но ты с его людьми связан, — щурится Медунов, как Ильич, тот который самый человечный человек.

— Если что-то узнаю, скажу, — киваю я. — Но оперативная информация из «конторы» мне совершенно недоступна. И всё, что я Белле говорил, было основано лишь на моих умозаключениях.

Он пристально всматривается в меня, пытаясь понять, играю я или правду говорю.

— Ну, тогда помоги против него, а я, когда приду, не забуду об этом, — прямо заявляет он.

— Так как же я помогу-то?

— Как сможешь, так и помоги. Я слышал, Леонид Ильич к тебе благоволит, внуком называет.

Я качаю головой и улыбаюсь:

— Распутин из меня никакой, Сергей Фёдорович. А многоуважаемый Леонид Ильич действительно благоволит, вот помог движению ускорение придать, но если вы думаете, что он прислушивается ко мне в государственных или кадровых вопросах, это не так. У нас об этом и речь никогда не заходила и не могла. С чего бы? Кто я и кто он? Опять же, он и к вам благоволит, ценит и обожает вас, особенно после своего исцеления.

Он кивает.

— Верю, — замечает он, — что ты со мной откровенно говоришь. За это я тебя благодарю. Помочь тебе у себя в крае помогу, если что нужно будет. Катюша тебе даст номер телефона, можешь звонить. Но и ты мне помоги, если в силах будешь. Помощь любая хороша, если от чистого сердца. А то недавнее недоразумение предлагаю считать случайностью. Знаю, тебе несладко пришлось, но и я крупную фигуру потерял. Потеря серьёзная, думаю, ты понимаешь.

Да, полагаю Мигуль — это ресурс действительно серьёзный, потерять его было не очень приятно.

Наша беседа длится ещё некоторое время, а потом мы прощаемся.

— Что же было интересно познакомиться, — говорит он, — заглянуть в глаза тем, кто идёт нам на смену. Молодому поколению. Могу сказать, что если у нас хотя бы небольшая часть молодёжи такая, то страна в надёжных руках.

Ну-ну, ты даже не знаешь, насколько прав. Это всё, конечно, бла-бла-бла, обязательная программа, так сказать, но ладно, пусть будет. Мы прощаемся и выходим из здания. Тут мы разделяемся. Гурко садится в одну машину, а я в другую и еду в гостиницу.

Ну что же, теперь нужно дожать Ферика с Джемалом и можно заходить в Краснодарский край с высоко поднятой головой. И с широко оттопыренным карманом.

Когда я приезжаю в гостиницу, Паша уже здесь, ждёт меня в вестибюле. Мы идём к стойке регистрации и получаем ключи от номеров. Я бросаю вещи и звоню Чурбанову.

— Приехал? — приветствует он меня. — Не забыл, что сегодня на дачу едем?

— Не забыл, конечно. Кино будет?

— Будет, а как же, — усмехается он. — Ты же у нас эксперт по вестернам. В двенадцать заеду за тобой. Сначала обед, потом кино.

— Так может, мне самому приехать, а то потом как обратно добираться буду?

— Галя хочет, чтоб ты с нами ехал.

— Понял, не вопрос.

Значит, Пашка поедет следом. Или просто подъедет чуть позже. Я захожу за ним, и мы поднимаемся наверх, в казино.

Лиды нет, она в Новосибе. Но есть Миша Бакс.

— Привет, Моисей, — хлопаю я его по плечу. — Как ты тут?

— Ты забрал мою женщину и спрашиваешь, как я тут? — воздевает он руки к небу. — С одной стороны, конечно, хорошо и очень тебе спасибо. Но, с другой, кто позаботится о моём быте? Поэтому, отдай моё спасибо обратно и иди вон туда, там тебя ожидает Цвет.

— Не переживай, скоро вернётся твоя женщина, и заскучать не успеешь. Тем более, что тебе в ближайшее время предстоит серьёзная работа.

— Можно подумать, — говорит он, — что каждый день здесь я работаю несерьёзно. Зачем ты меня принижаешь, Егор? Это вызывает жгучую обиду.

— Так, всё, ладно, Жванецкий, — усмехаюсь я, — продолжай серьёзно работать, а я пойду к Цвету.

Я рассказываю Цвету о поездке, о той её части, которая касается казино. Показываю отчёты Шишкаря и объясняю, где там что неправильно. Говорю, что занимаюсь новой системой, которая позволит нам улучшить контроль.

— Сможет твой экономист высчитать, сколько эта сука у нас накрысила?

— Очень примерно.

— Ну, пусть примерно, всё равно на три, минимум, помножим, чё?

— Я думаю, он сейчас затихарится где-нибудь, чтоб его за бубенцы не схватили.

— Не затихарится, найдём. Молодец ты, башковитый пацан. Надо будет везде это дело продвинуть.

— Надо. Ты с Фериком говорил? Во-первых, когда по тебе сход будет? Ашотика нет, легитимировать тебя будут или нет?

— Чё-чё? — щурится он. — Это ты чё сейчас ляпнул?

— Утверждать в правах когда тебя будут? И чё с Джемалом? Надо на Ферика нажать, пусть мирится с ним.

— А чё тебе так этот Джемал в душу запал? — хмурится Цвет.

— Хочу на Кубань зайти, я говорил уже. Поверь, жалеть не будешь. Договорись с ним, очень тебя прошу, прямо на ближайшее время. И по сходке решать надо. У нас две точки блатные, чё, мы будем с ними работать или нет?

— Ладно-ладно, чего разошёлся-то? Хоть бы поинтересовался, как дорогой братан у тебя здоровье, как рука твоя?

— Да, как? — интересуюсь я.

— Нормально.

— Ну, и хорошо. Выздоравливай скорее.

Чурбанов приезжает вместе с Галиной. Я сажусь к ним в машину и чувствую волну отчуждённости, похоже поругались. Он сидит на месте переднего пассажира, а она сзади.

— Где перстень? — хмуро спрашивает Галя, глядя на мою руку.

— Ой, Галина, смотри, что с пальцем стало. Почти два дня снять не мог, пришлось в травму обращаться. Срезали перстень. Надо теперь ювелира искать, чтобы отремонтировал и размер чуть увеличил.

— Найдём, — соглашается она. — А как срезали?

— Кусачками кусали. Видишь, полпальца отхватили.

— Бедный, — равнодушно говорит она и отворачивается в окно.

— Юрий Михайлович, — меняю я объект беседы. — Мы поговорить хотели по поводу…

— Поговорим, раз хотели, — недовольно перебивает он. — Не сейчас же.

Ладненько… Я замолкаю и минут пятнадцать никто не произносит и слова. Я смотрю в окно, как проносятся берёзки и машины обычных смертных. Смотрю и вспоминаю «Несчастный случай»:

А я молчу, мне даже как-то приятно.

Хожу молчу, такой вообще безответный.

А что сказать, когда и все так понятно?

Все дело в том, что я… Вы — просто так, а я…

Смотрите, люди, я — Бэтмен…

Наконец, Галя отворачивается от окна и обращается ко мне:

— Холодно было?

— Минус тридцать, — отвечаю я.

Она кивает и снова возвращается к созерцанию пейзажа. Наконец, словно решив какую-то сложную задачу, она вздыхает и говорит:

— Ладно, Егор, рассказывай, как там живёт глухая провинция.

— Неплохо, следует заветам вождя революции, — отвечаю я.

— А что это у тебя в сумке? — спрашивает она.

— Орехи кедровые, из Новосибирска привёз. Там не растут вроде, но из Шории притаскивают. Хорошие, отличные просто. Взял два пакета — один для вас с Юрием Михайловичем, а второй для Леонида Ильича.

— Он не будет, — заявляет Галя. — Давай оба нам с Юрой.

Но нет, я не соглашаюсь.

Мы заходим в дом и нас провожают в столовую.

— Сейчас Лёня подойдёт, — говорит Галина мама.

И действительно, через пару минут в комнату заходит Леонид Ильич. Что такое сегодня, бури что ли магнитные? Ильич тоже выглядит сердито и идёт прямой наводкой ко мне.

— Вот… э-э-э… значит… — говорит он, подходя ко мне. — Ты что ли мнучок мой названый?

Легко так спрашивает, а в глазах смеха нет. Пристально смотрит, дедуля…

11. Внук

Я, деда, кто же ещё. Момент, конечно, довольно тонкий, ведь говоря о своих якобы родственных связях я не предполагал, что кто-то может подобные слова принять за чистую монету. Естественно, и не приняли, а растрезвонили, чтобы мне урон нанести. Репутации, отношениям, ещё чему-нибудь, неважно.

Опять же, я и того не предполагал никак, что эти ничего не значащие, по большому счёту, слова доберутся до самого «дедушки».