Княгиня Евдокия 5 (СИ) - Меллер Юлия Викторовна

— Хотелось бы знать, с какой целью он это сделал, — сквозь зубы произнёс Юрий Васильевич. — Ведь нарочно с намёком всё рассказал!

— Не думаю, что нам стоит опасаться людей Казимира, — посерьёзнел Иван Иваныч. — Если здесь прольётся моя кровь, то Казимир вырежет не только род убийцы, но и тех, кто не остановил. Ты ж сам обговаривал условия и другие короли выступили гарантами.

Юрий Васильевич с этим был согласен, но…

— Но, — подхватил мысль дядьки царевич, — как говорит Дуня, «подёргать кота за усы» они себе в удовольствии не отказывают, — закончил он свою мысль.

— И я им этого не спущу.

— Погоди, дядька, не ярись. Им же только этого и надо. Мы ответим шутникам, но не здесь и не сейчас. Вот вернем себе эти земли, тогда и посмеёмся над ними…

Юрий сжал кулак и усмехнулся: племянник был прав. Воротынские ясно выразили своё желание вернуться под руку царя, а за ними последуют другие. А кто задержится, то он лично подгонит мечом. Таких князей, как Воротынские, что бегают от одного правителя к другому, полно по всей границе, и брат прав, что взялся за эту вольницу.

Тем временем царевич посмотрел комнаты на постоялом дворе, поморщился и велел ставить шатры. Гонцы, которых он каждый раз посылал вперёд, чтобы дворники готовились для приёма большого поезда, угрюмо смотрели себе под ноги.

— Ништо, — успокаивающе обронил Иван Иваныч, понимая, что у местных хозяев нет возможностей зараз принять стольких гостей.

Выйдя во двор, он приметил выезжающий домик Евдокии. Усмехнулся, поняв, что она первая сообразила, что им всем здесь нечего делать и поехала на поиск продуктов, пока светло. Иван Иваныч тоже решил не задерживаться и даже не стал покупать выставленные на стол бочонки с напитками для дружины и еду обозникам. От местного пойла воины буянили и наутро выглядели больными.

Да и Дуняшка предостерегла его пить эту гадость, сказав, что крепость напиткам придают черти и они таким образом привязывают к себе разум пьющих. Вроде пошутила, но при этом описала, как со временем меняется внешность любителей горелого вина, и Иван с ужасом узнавал эти признаки во многих иноземцах.

— Разобьём лагерь в лесу, — дал указание царевич и посмотрел на ясное небо. Судя по всему, ночь будет морозная и коням не помешает укрытие. — Поторопимся! — крикнул Иван Иваныч и показал пример.

Евдокия утаптывала площадку возле походного домика и поглядывала на лагерную суету. Бабушка готовилась ко сну и нудно наставляла Арину, как топить печку, чтобы ночью не было душно.

— Скучаешь? — спросил её подъехавший царевич.

— Немного.

— Пошли к моему костру, — предложил он ей.

— Не могу, бабушка уже спать ложится.

— Возьми с собой служилых жёнок, кои к моей невесте будут приставлены. Мама отобрала в дорогу самых верных и полезных.

Евдокия оглянулась, позади стоял ещё один походный домик и там суетились жёнки. Они уже тоже перекусили и грели себе воду, чтобы протереть тело. Заботу о животных взяли на себя царские слуги.

— Дунь, скучно без тебя, — совсем как в детстве заныл Иван Иваныч. — Я думал, мы в дороге поболтаем, а ты наособицу держишься…

— Так получается, — пожала плечами девушка.

— Твоя сказка у Воротынских была потрясающей. Расскажешь её ещё раз?

— Только не на улице, — покачала она головой. — Слишком холодно для музыки.

— А ты без неё.

Евдокия задумчиво посмотрела на царевича и улыбнулась:

— Пошли! — скомандовала она.

За ней сразу последовал Балашёв, а когда боярышня уже подошла к шатру Иван Иваныча, то её догнала старшая всех женок Надежда. Рядом с царским шатром стоял княжеский, а их окружали воинские шатры. Чуть поодаль из срубленных жердин и наломанного лапника было сооружено укрытие для дорогих скакунов.

Князь Юрий Васильевич, думный дьяк Курицын и бессменный дядька Иван Иваныча Никифор Пантелеймонович сидели за столом меж двух костров.

Евдокия всех поприветствовала, приняла кубок с горячим травяным напитком и не успела сделать глоток, как до всех донеслась ругань со стороны костра казимировых воинов. Старший отряда срывал своё недовольство на одном из подчиненных, а тот униженно кланялся.

Царевич поморщился, у князя заиграли желваки, а дьяк с дядькой усмехнулись. Дуня понимала, что всех раздражает шум, а не суть произошедшего. Орать поблизости от высоких лиц было невежливо, а ругающийся литвин заставил обратить на себя внимание всего поезда. Евдокия же обратила внимание на то, как получивший люлей подчиненный начал лупить своих боевых холопов. Курицын с пестуном царевича засмеялись, а Дуня, кивнув в сторону орудующего плеткой литвина, произнесла:

— Я знаю басню, которая очень хорошо описывает эту ситуацию, — и начала читать: — Послушать певчих птиц однажды пригласили начальство…

Евдокия читала басню Михалкова «Без вины пострадавшие» — и слушатели улыбались. Им в диковинку было слышать, как звери приняли на себя роли людей, а когда боярышня произнесла последние слова:

— …готовые уже за указанье считать обычное чиханье вышестоящего лица, — то засмеялись.

— Как ладно у тебя получается, — похвалил её Курицын. — И ведь как верно! Я уж сколько повидал таких людей, что всё переврут, но во всем виноватят подчинённых! Сам уж зарекся держать их поблизости, а они все одно пролезают и чудят.

Тут Евдокия не удержалась и прочитала свою любимую ворону с сыром, чем изрядно повеселила мужей. Её дважды просили повторить эту басню, пока сами не заучили.

Боярышня улыбалась вместе со всеми, радовалась тому, что сумела развлечь мужей, но сама чувствовала себя выжатой. Впервые ей пришлось побывать в роли хозяйки вечера у костра, и это оказалось нелегко. Как только все стихли, Евдокия поднялась.

— Благодарствую за хороший вечер, — приложив руку к груди, произнесла она. — Пойду я.

Все поднялись, ответно поблагодарили её — и у Дуни словно открылось второе дыхание. Ей могли просто улыбнуться в ответ, как всегда бывало, но исполнили ритуал и ответили, как взрослой честной боярыне. Невольно она до предела расправила плечи и запретила себе мчаться в домик вприпрыжку, чтобы согреть озябшие ноги. И совсем благостно на душе стало, когда князь решил проводить её. Тут уж Дуня не оплошала, подарила ему одну из самых добрых своих улыбок и на прощание пожелала спокойной ночи.

Но как только Дуня зашла в домик и закрыла за собой дверь, то ей захотелось смеяться. Ей даже пришлось зажать себе рот руками и от этого стало ещё смешнее.

— Ты чего? — сонно спросила Аграфена, поднимая голову от свернутой в рулон шкуры. Вместе с ней на боярышню посмотрела Арина, сидевшая возле печи и занимающаяся рукоделием под светом толстой свечи, спрятанной в стеклянный плафон. Женка с удивлением таращилась на боярышню и её губы невольно расползлись в улыбке.

Дуня замахала бабушке руками, показывая на дверь и уши. Та хмыкнула и легла обратно. А Евдокии вновь стало весело, и она нарочитой павой прошлась по узкому проходу, а потом задорно изобразила цыганский танец, охлопывая себя руками и смешно качая плечами. Арина прыснула, закрывая себе рот, как давеча делала боярышня. А Аграфена с улыбкой посоветовала:

— Уймись, оглашенная!

Дуня замотала головой и несколько раз прошлась по проходу, молча выписывая кренделя, но запуталась в подоле и упала со смехом. Арина бросилась её поднимать, но боярышня быстро подскочила, чмокнула её в щеку и, изображая пикирующую птицу, понеслась к своей постели.

Евдокия так и уснула с улыбкой на устах. На следующий день боярышня с утра села на Муху и расплылась счастливой улыбкой, увидев, как князь незамедлительно поскакал к ней.

— Доброго дня тебе, Евдокиюшка, — пожелал он ей и протянул завернутое в платочек угощение. — То местные делают, — пояснил он. — Тесто по-особому в печи пекут, а потом медом поливают и в шар катают. Попробуй, необычно!

Дуня развернула платочек и надкусила деревенское лакомство. Всего лишь крошка из белого хлеба, политая медом, но внимание князя она оценила. Тем более он старательно делал вид, что его не интересует её реакция.