Леонид. Время исканий (СИ) - Коллингвуд Виктор

Сталин на мгновение задержал на Артеме свой тяжелый, изучающий взгляд, потом коротко кивнул. Для Микояна-младшего этот кивок был равносилен выигрышу главного приза в лотерею всей его жизни. Он вытянулся в струну, не веря своему счастью.

В просторном салоне «Паккарда», пахнущем дорогой кожей и табаком, воцарилась тишина. Машина плавно катила по опустевшим улицам в сторону Кремля.

— Так что же с истребителями? — нарушил молчание Сталин. — Ви критикуете таварища Паликарпова. А что конкрэтно ви предлагаете взамен?

— Нам надо смотреть на шаг вперед, товарищ Сталин. Скоростной истребитель с мотором «Испано-Сюиза», о котором мы говорили, — это будущее нашей авиации. Но уже сейчас нужно закладывать фундамент для машин следующего поколения.

Я сделал паузу, собираясь с мыслями. Артем, сидевший напротив на откидном сиденье, затаил дыхание, боясь пропустить хоть слово.

— Есть совершенно новая, очень перспективная аэродинамическая схема. Истребитель с толкающим винтом, расположенным сзади, за кабиной пилота.

— Это еще зачем? — проворчал сидевший рядом Ворошилов. — Винт должен быть спереди. Всегда так было.

— Всегда было, но это неэффективно, Климент Ефремович. Воздушный поток от винта обдувает фюзеляж, создает лишнее сопротивление, мешает работе крыла. Если убрать винт назад, мы получим идеально чистый, обтекаемый корпус, как у планера. Это сразу даст серьезный прирост скорости. Но самое главное, — я повернулся к Сталину, — это освободит всю носовую часть самолета. Мы сможем установить там мощнейшее пушечное вооружение, которое не будет мешать винту. А еще важнее — у него будет прекрасный обзор передней полусферы. А значит, тактическое превосходство над машинами старого типа!

Я видел, как в глазах Сталина мелькнул интерес. Идея мощной носовой батареи ему явно понравилась.

— Я хотел бы поручить разработку эскизного проекта такой машины новой, молодой конструкторской группе, — продолжал я, глядя на Артема. — Думаю, товарищ Микоян мог бы стать одним из ее ведущих конструкторов.

— Но и это не главное, товарищ Сталин, — я решил идти до конца. — Толкающий винт — это задел на будущее. Впереди нас ждут самолеты, у которых вообще не будет винта. Реактивные самолеты.

Слово «реактивные» повисло в тишине салона.

— Чтобы их создать, нам не столько новые схемы нужны, сколько новые материалы. Нам уже сегодня, немедленно, нужно бросить лучшие силы на создание жаропрочных сплавов. Сплавов на основе никеля, хрома, вольфрама и молибдена. Из них будут делаться лопатки будущих газовых турбин и турбокомпрессоров, которые смогут выдерживать адские температуры. За этим, товарищ Сталин — следующее поколение войны. Тот, кто первым создаст такие сплавы, получит абсолютное господство в воздухе.

Сталин долго молчал, глядя на проплывающие за окном огни Москвы. Он не до конца понимал суть турбореактивных двигателей, но он уловил главное — масштаб, системность и взгляд, устремленный на десятилетия вперед.

— Харашо, — наконец произнес он. — Падгатовьте дакладную записку. Пра сплавы. И пра то, кто имэнно из молодых конструкторов будэт это реализовать…

Произнеся это, Сталин поглядел на Микояна-младшего так, что парень едва не упал в обморок.

И было отчего — не каждый день на тебя обращает свое пристальное внимание глава государства, когда ты сам еще молодой парень, не достигший больших высот. Но для меня главное было достигнуто — свои обязательства перед Микояном я выполнил. И наша авиация в скором будущем получит истребитель нового типа!

Глава 11

Совещание в Наркомате тяжелой промышленности было похоже на жерло вулкана перед извержением. Воздух, густой от папиросного дыма, буквально звенел от невысказанного напряжения. Все присутствующие знали о результатах проведенной мною ревизии военного производства и сделанных разгромных выводах. За длинным столом собрались люди, от решений которых зависела бронетанковая мощь страны: хмурый, уверенный в себе наркомвоенмор Ворошилов; его заместитель Тухачевский, нервно постукивающий отточенным карандашом по папке; хозяин тяжелой промышленности Григорий «Серго» Орджоникидзе, и вызванные из Харькова и Ленинграда директора танковых заводов.

Слово для доклада предоставили начальнику Управления механизации и моторизации РККА Иннокентию Халепскому. Он говорил бодро, с уверенностью человека, излагающего единственно верную, утвержденную на самом верху доктрину. Предмет Иннокентий Андреевич знал «от и до» — ведь все, что к 1933 году реализовано в танковых войсках страны, было сделано с его подачи. Указка порхала по большим плакатам, где в разрезах и проекциях красовались танки — настоящее и будущее Красной Армии, а начальник УММ с умным видом изрекал:

— Товарищи! Наша система бронетанкового вооружения опирается на глубокую специализацию машин и отвечает всем требованиям современной маневренной войны! В качестве основного танка дальнего действия, для оперативных прорывов, мы принимаем скоростной танк БТ. Его уникальная колесно-гусеничная ходовая часть обеспечивает высочайшую маневренность. Непосредственную поддержку стрелковых частей осуществляет танк Т-26. Его двухбашенная конструкция позволяет вести огонь по широкому фронту, прижимая вражескую пехоту к земле. Для качественного усиления и взлома эшелонированной обороны предназначен средний танк Т-28 и проектируемый тяжелый танк Т-35! И наконец, для массовой поддержки пехоты имеется дешевая в производстве танкетка Т-27. Таким образом, мы имеем сбалансированную, гибкую и продуманную систему, позволяющую решать любые задачи на поле боя!

Он закончил под одобрительные кивки некоторых военных и сел на свое место. В наступившей тишине моя просьба дать слово прозвучала неожиданно и резко. Взгляд Тухачевского, до этого скучающий, мгновенно стал ледяным.

— Товарищи, — я говорил спокойно, медленно поднимаясь из-за стола. — Мы только что выслушали доклад о продуманной системе. Но если взглянуть на нее не с точки зрения красивых схем на плакате, а с точки зрения реального боя и возможностей нашей промышленности, то картина получится удручающая.

Я подошел к плакатам, от которых еще, казалось, исходило тепло уверенного голоса Халепского.

— Что мы имеем по факту? Две совершенно разные, сложные и дорогие в производстве машины — БТ и Т-26 — которые при этом страдают от одних и тех же смертельных болезней: противопульная броня, которую пробьет любая современная противотанковая пушка, и слабое, почти игрушечное вооружение. По сути, они дублируют друг друга в своей фатальной беззащитности. Мы распыляем огромные промышленные ресурсы, чтобы строить две разные, но одинаково слабые машины, вместо того чтобы создать один, по-настоящему мощный и универсальный танк.

Я перевел взгляд на плакат с изображением приземистой танкетки.

— А это… — указка коснулась силуэта Т-27. — Простите, но это не оружие. Это стальная, тесная гробница для двух танкистов. Машина без башни, с броней, которую прошивает крупнокалиберный пулемет, и с одним «Дегтяревым». Любой вражеский пулеметный расчет превратит ее в решето за считанные секунды. Мы тратим народные деньги на массовое производство тысяч этих бесполезных коробок, вместо того чтобы дать армии один, но действительно боеспособный танк.

Тишина в зале стала тяжелой, почти осязаемой. Все взгляды обратились к тому, кто до этого молчал, сидя во главе стола и медленно раскуривая трубку. Сталин поднял голову, и его тяжелый, пронзительный взгляд остановился на мне.

— Харашо, таварищ Брежнев, — произнес он своим глуховатым, лишенным всяких эмоций голосом. — Критиковать мы все умеем. А что вы предлагаете? Какую вы видите правильную систему танкового вооружения?

Вопрос повис в густом табачном дыму. Десятки глаз впились в меня, ожидая ответа. Это был тот самый момент, ради которого и затевалось это совещание — шанс не просто раскритиковать, но предложить совершенно иную философию, иную доктрину стального кулака.