Дело чести (СИ) - Земляной Андрей Борисович

— Это разве не ваш? — На широком лице главы торговой Коллегии брови удивлённо взлетели вверх.

— Нет, Андрей Александрович. Вы же знаете. Я мзду не беру.

— Совсем? — Брови взлетели ещё выше.

— А смысл? Разменивать доброе имя, честь и достоинство на деньги? И самое главное. — Николай улыбнулся, и от этой улыбки Андрей Александрович пошёл пятнами словно хамелеон. — Думаю в следующий раз государь доверит вашу судьбу палачам Тайной Канцелярии, а этих людей точно не купить. А они такие затейники. Говорят, что Савва Горин, по прозвищу Молоток, через полчаса пребывания в их руках, плакал словно дитя, и каялся во всех грехах, с истовостью доброго христианина.

Одной из важнейших проблем, которую Николай видел, была проблема управляемости всех подразделений. До сих пор, стража пользовалась телефонной связью, телеграфом, и в особо важных случаях курьерами, которым от Москвы до Сахалина — крайней точки, где располагалась охранная сотня, было добираться трое суток. Но линии могли быть повреждены, и это значило, что ни о каком оперативном управлении или помощи говорить не приходилось.

Как всегда, Николай взял лист бумаги, и стал вычерчивать схему работы механизма, и первым делом встал вопрос связи. И то, что на бумаге могло быть решено с помощью механического сопряжения вроде ременной передачи, на местности выглядело совсем непросто.

Конечно, были радиостанции, но дело это не только дорогое, но и что немаловажно, сложное. Найти вот так, враз, десятки радиотелеграфистов, было просто невозможно. Армейские курсы радистов, задыхались от перенапряжения, но больше двух сотен человек, в полгода выпустить не могли, а нужно их было вдвое, а то и втрое больше.

Значит, пока не поставили радиостанцию в каждое отдельное подразделение, нужно создавать узловые очаги управления и координации. Там обязательно иметь по радиостанции, а уже от них, если что, поскачут курьеры. Таких узлов Николай наметил одиннадцать. Ставрополь, Киев, Минск, Петербург, Мурман, Саратов, Уфа, Исетск[2], Ново-Николаевск[3], Иркутск и Хабаровск. Ну и Москва, как центр управления всем хозяйством.

Двенадцать мощных радиостанций, Николай мог просто выделить со своих складов, а пару десятков телеграфистов и инженеров связи, уже было реально отыскать, заманив высокими окладами и социальным статусом военнослужащего. Ну и потихоньку радиофицировать все охранные войска, так чтобы везде были радиостанции и возможность связаться с центром, на который Николай планировал замкнуть все линии управления, оставив за региональными центрами лишь оперативное командование, снабжение и низовую кадровую работу.

Собственно, изобретать ничего не было необходимости. Армия России, в мирное время разбросанная по сотням городов и весей, управлялась по тому же узловому принципу. Двенадцать военных округов, с центром в Москве. Разница была лишь в масштабах. Стража должна была достичь численности в восемьдесят тысяч, а кадровая армия достигала полумиллиона. Ну так армией командовал целый фельдмаршал, а у Николая в командирах числился генерал от инфантерии Лавр Георгиевич Корнилов, который сейчас пребывал где-то в горах Тибета, заканчивая экспедицию. Его прибытие планировали только через три месяца, но Николай посчитал неправильным ждать это время словно у моря погоды, и начал разбираться с многолетними завалами.

Требование на людей, материалы и оборудование, подписанное государем, ушло по ведомствам и коллегиям, и постепенно стали прибывать люди. Десяток молодых пилотов, для которых ещё не было ни аэродрома, ни машин, полсотни связистов от Коллегии Связи и Путей Сообщения, и так далее. Но дело потихоньку сдвигалось. Связистов сразу посадили в класс изучать новые радиостанции магистрального и тактического назначения, под руководством инженеров завода Вакуум. А пилотам на верфях Сикорского и Циолковского приобрели два курьерских воздухолёта, и восемь дальних бомбардировщиков, переделанных в пассажирские самолёты, и придав толпу инструкторов стали учить летать.

Тем временем, личную машину Николая — скоростной бомбардировщик Си-24 оснастили парой дополнительных баков и местом под багаж. Первый вылет, Николай совершил в Казань, где квартировала рота Внутренней Стражи, которой в будущем предстояло стать полнокровным батальоном.

Восемьсот километров он преодолел чуть меньше чем за два часа, и вылетев в шесть утра, около восьми уже заходил на лётное поле в Казани.

Российская Империя, Казанская губерния.

Губернский город, бурно развивался не только благодаря удачному расположению на магистральном пути. Тому ещё немало поспособствовал Университет и крепкая научная школа, что сложилась вокруг него, а также гений Менделеева, поднимавшего в губернии предприятия большой химии.

Самолёт, приписанный в реестре к лётно-испытательному центру, приняли на основную полосу, и когда Николай зарулил к ангарам, его встретил лишь скучающий механик с сонным и помятым лицом в грязном комбинезоне, который уже готов был выслушать требования по заправке и техническому осмотру, но вместо этого упёрся в холодные как два ствола глаза пилота.

— К машине не подходить и никого не подпускать. Все лючки и баки опечатаны, а если увижу хоть одну печать сорванной, не обессудь, начну с тебя.

Говоря это Белоусов снимал с себя реглан, и тёплые штаны, а оказавшись в дорожном костюме, забросил тёплую одежду в машину, захлопнул дверцу, и провернул ключ в замке.

Через пять минут, извозчик уже вёз господина в номера «Франция» на Воскресенской улице, где Николай потребовал самый лучший номер, и осмотрев его, остался доволен, велел почистить пару костюмов, которые привёз с собой в огромном немецком чемодане gross kofer[4], и сказавшись больным, повелел себя не беспокоить, а разбудить только утром следующего дня.

В десять часов утра того же дня, с чёрного входа гостиничных номеров, вышел высокий широкоплечий студент. В чуть мятой и пыльной форменной тужурке тёмного цвета, старой фуражке, явно знавшей как минимум двух, а то и трёх хозяев, и брюках непонятного цвета, заправленных в давно нечищеные сапоги. Подмышкой студента была толстенная книга, с парой потрёпанных закладок, а на лице простенькие очки в медной оправе.

Извозчик, довёз студента до академической слободы что находилась за Арским полем, и отбыл обратно не запомнив ни студента, ни старый полтинник который тот сунул водителю кобылы.

А за слободой, располагалась войсковая часть. Отдельная восемьдесят вторая рота Внутренней Стражи. По штату — численностью в сто двадцать военнослужащих, под командованием капитана — перестарка Игнатовича которому по сроку службы уже давно пора быть подполковником, но должностей в Охранных войсках не было, а перейти в обычную армию не представлялось возможным. Армейцам и своих офицеров продвигать было некуда. Вот и командовали ротами и батальонами седые капитаны и майоры, без всяких перспектив.

Сама часть располагалась за чахлым метровым забором, в середине которого находилась чуть покосившаяся караульная будка, со снулым часовым, а напротив, видимо, чтобы далеко не ходить, стоял кабак, с весьма оригинальным названием «Омут».

Туда и зашёл Николай, и выбрав столик подальше от входа, сел заказав чаю, бутербродов и бутылку вина.

Кабак был небольшим, и уже через час, за его стоиком сидела компания сержантов Внутренней Стражи, которые объясняли студенту, каково ему будет житься, если он решит-таки поступить на службу.

Рассказывали и о командире и его молодой жене, и вообще обо всём что знали, так как вино и водка лилось рекой, а меры служивые вовсе не знали, напиваясь за чужой счёт как в последний раз.

Старый Ляо, был действительно великим целителем, и приготовленный им противопохмельный отвар сработал как нужно. Первую часть Николай выпил ещё перед пьянкой, вторую сразу после, а третью, рано утром и уже к девяти часам, никто не смог бы сказать, что молодой человек, вчера не просто весьма крепко выпил, а упоил в стельку два десятка охранителей.