Товарищ "Чума" 7 (СИ) - "lanpirot"

Думаю, что даже сам леший не смог бы превратить безобидные лесные цветочки-лютики в такую лютую зубастую хрень. Очень сильное колдовство. Подобная волшба упоминалась в веде, но лишь мельком. Дескать, существует, и точка. А практиковали её черные волхвы, либо друиды, практически не встречающиеся даже во времена Афанасия…

Заблаговременно активированная печать малого исцеления (хоть и не для этого я её ставил) успешно залечила раны на моих ногах, но спрыгивать с каменной плиты я не спешил и деду не дал. Поскольку ходить по острой траве, подобно индийским брахманам, что могут ходить, сидеть и даже спать на заточенных гвоздях, не умел.

Сапоги же, сколь бы толстой ни была их подошва, тоже не выдерживали остроты и крепости этой чертовой колдовской травы. Через них теперь, как говорил известный мультипликационный персонаж, хорошо вермишель отбрасывать — ни на что больше не годны.

Однако, как оказалось, и сидеть на могильной плите — вообще не вариант. С всех сторон на камень начали медленно заползать длинные стебли вьющихся растений, мерзко пощелкивая крошечными зубами в цветочных бутончиках. И если срочно, вот прямо сейчас, мы с дедулей что-нибудь не придумаем, от нас останутся лишь рожки, да ножки. Хотя, скорее всего, не останется от нас ни рожек, ни ножек…

Я лихорадочно выдернул веду со слова и принялся её перелистывать в поисках подходящего заклинания, позволившего мне либо убить эту плотоядную растительность, либо как-то окружить себя магическим «доспехом», который бы не смогла пробить эта гребаная трава.

— Они ползут, Рома! — предупредил меня дед, как будто я сам этого не замечал. — Всё ближе и ближе…

— Я знаю! — отмахнулся я от своего старика, продолжая судорожно перелистывать страницы. — Не то! Не то! На эту — сил не хватит! А на эту — времени! Мозг уже дымился, когда растения нас полностью окружили, образовав вокруг красивенький такой плетеный заборчик, только покачивающиеся зубастые бутоны, дотянувшие до уровня наших лиц, портили всю пасторальную картинку.

— Слушай меня сюда, Студент… — прошипел я тихо, чтобы не дай Создатель, не спровоцировать атаку этих чудо-растений на нас раньше времени. — Чтобы не было рассинхрона на счет «три» — уходим в аварийный режим, — скомандовал я, а мой старикан понятливо кивнул. — Раз, два…

Но уйти в аварийный режим мы с Иваном не успели — неожиданно находящиеся поблизости могилы с вычурными оградами, монументальными памятниками и искусно вырезанными из камня крестами как-то «потеснились между собой», раздавшись в стороны и освобождая прямо перед нами свободное пространство. В котором, словно огромный гигантский гриб после дождя, вырос большой каменный склеп, выстроенный в готическом стиле.

Металлическая ржавая дверь, ведущая в погребальную камеру, натужно заскрипела, вызывая ломоту в зубах, и начала медленно открываться. Мы с дедом переглянулись, поскольку все происходящее было похоже на откровенный бред. Может быть это галлюцинации, и окружающие нас растения, помимо всего прочего еще и выделяют ядовитый газ?

— Ты это видишь? — спросил я деда. — Или мне мерещится?

— Склеп-то? — уточнил Ваня. — Тоже вижу…

— Ну значит, всё нормально — мы с тобой с ума не сошли. С ума поодиночке сходят…

— Насчёт «всё нормально», я бы поспорил, — усмехнулся дед. — Слушай, а как он вообще… тут… пророс?

— Да кабы знать, но магических сил здесь льётся — мама не горюй!

Дверь постепенно открывалась, продолжая мерзко скрипеть. Наконец она распахнулась и из непроглядного мрака на «кладбищенскую сцену» выбрался новый персонаж, довольно примечательного вида. Им оказался невысокий сухопарый старикан, облаченный в какой-то весьма устаревший наряд.

Если бы здесь какими-то судьбами оказался современник Петра Первого, либо двух Екатерин, что характерно, тоже с порядковыми номерами, он бы однозначно мог утверждать, что появившийся из портала странный дедок, несомненно принадлежал к высшим аристократическим кругам.

А как же иначе? Ведь его весьма аскетичную фигуру скрывал элегантно наброшенный на плечи приталенный атласный жюстокор[1], цвета лазурной морской волны, в изобилии украшенный изящной вышивкой из золотой канители. Пуговицы на его длинном кафтане тоже поблескивали золотом и переливались вставками из драгоценных камней, а петлицы искусно оторачивал не менее изящный витой золотой шнур.

Из-под жюстокора выглядывал не менее роскошный камзол, что был лишь на ладонь короче длинного кафтана, а застегнутые под коленями кюлоты[2], из которых торчали ярко-красные красные шелковые чулки, плотно обтягивающие худые голяшки пожилого господина, были также снабжены пуговицами, стоившими,наверное, целое состояние.

На голове старика красовалась самая настоящая треуголка, правда, лишенная каких-либо украшений из перьев. В сухих костлявых пальцах левой руки, на каждом из которых красовались массивные перстни, незнакомец сжимал крепкую деревянную трость, костяная рукоять которой представляла собой оскаленную пасть какой-то явно мифической твари с несколькими рядами острых зубов, расположенных по кругу.

В левой же руке старикан держал шпагу с закрытым фигурным эфесом. Примечательными были даже его черные башмаки: на высоком каблуке красного цвета и с такой же красной подошвой, они были украшены золотой пряжкой выдающихся размеров, являющейся настоящим произведением ювелирного искусства. Россыпь мелких драгоценных камней, подобранных в тон пуговицам жюстокора и кюлота, непередаваемо и элегантно завершали образ настоящего потомственного аристократа.

С какого хрена я знаю такие заковыристые слова, спросите вы, типа того же жюстокора или кюлота, и вообще откуда мне известно, как они выглядели? Так память первого всадника мне в помощь. Он-то реально существовал и в те далекие времена, когда этот весьма побитый молью старикан еще коптил голубое небо.

Однако, несмотря на богатую отделку, дорогую ткань и завершенный образ, было заметно, что этот костюм лет этак двести-триста тихо и мирно лежал в родовом склепе вместе со своим хозяином, который тоже был под стать своему костюму. Тонкая пергаментная кожа старика, плотно обтягивающая череп, отчего-то имела весьма серый землистый оттенок, вызывая какой-то внутренний и необъяснимый трепет.

Да и заострившиеся, словно у покойника (кем он, собственно, и являлся — я это откровенно ощущал), черты его костистого породистого лица не добавляли расположения, а настраивали на мысли, что убраться поскорее с его пути, куда бы он там себе ни направлялся. Ну вот скажите, отчего мне в последнее на мертвяков так везёт?

Оживший покойник чопорно огляделся по сторонам и, заметив впереди по курсу нашу неунывающую, но небольшую компанию, довольно произнес:

— Сдаётся мне, я подоспел к самому веселью, господа воры?

После его слов наша «растительная оградка» подозрительно зашевелилась, словно клубок ядовитых змей, а милые цветочные бутончики энергично защелкали своими маленькими, но очень острыми зубками.

— Позвольте, уважаемый! — не стерпел оскорбления дедуля. — За такие слова можно и в морду получить, невзирая на почтенный возраст! — по-пролетарски потрясая кулаками, храбро заявил он. — Иван Чумаков сроду чужого не брал! И другим не позволял! Так что попридержи язык, дедуля!

— Ух, ты, ершистый какой? — Старикан растянул свою безжизненную физиономию в некоем подобии учтивой улыбки, которая, однако, больше походила на звериный оскал. — Был у меня один такой весельчак, тоже грабитель могильный — Ванька-Ночной тать. До последнего хорохорился, пока его мои цветочки не подъели… Не родственник, часом?

— Нет у меня такой родни! — отбрил мертвяка дед. — А была б — собственноручно бы придушил!

— А на моё родовое кладбище вы за каким, извините, хером, припёрлись, судари? — похоже, не поверил заверениям Ивана мертвец. — Да еще и под защитный купол проникнуть умудрились… Если скажете, как вам это удалось, умрёте быстро и без мучений… И вообще, почему до сих пор никто из охраны поместья сюда не явился? — неожиданно озадачился восставший покойник. — Распоясались все без моего пригляда… И холопов распустили! Эх, рано я, видать, на покой уйти решил. Рано…