Книга 4. Фаворит (СИ) - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич

Со двора послышалась возня. Брань. Звон битого стекла. Грохот чего-то тяжелого. Что уронили вот так сразу и не понять. Стук распахнувшейся двери. Женский вскрик. Похоже супруга его, Марфа. А вот это уже возмущенно и зло выдал сын. Впрочем его крик тут же оборвался.

Оба пистоля в руках с уже насыпанным на полки порохом. Их за кушак. Туда же здоровый тесак. С сабелькой как-то так и не сподобился. А вот этим ухорезом очень даже споро получается. Подхватил мушкет, сыпанул на полку порох, кресало на место, курок взвести.

За дверью послышались шаги, и Кучеренко вскинув приклад к плечу, взял вход в комнату на прицел. Кого бы там не принесло, он был готов драться до последней возможности. Правда при этом недоумевал, как такое могло случиться. Откуда в Пскове такая наглая разбойничья ватага, что позволяет себе нападать на купеческую усадьбу.

Карпова и его паука конечно все поминают недобрым словом. Вот только все признают что в городе стало куда как тихо. Да и по округе разбойнички не шалят. Ни свои, ни пришлые. Кто поглупей и решился выйти на большую дорогу, тех повывели. Кто поумней, подался прочь с Псковских земель.

–Анатолий Федорович, ты никак решил тут пальбу устроить. Так повремени малость,–послышался из-за двери знакомый голос.

–Кузьма Платонович?

–Я и есть,–подтвердил Овечкин.–Как видишь, не тати к тебе припожаловали. Как противиться не станешь, большего урона, чем уже причинили тебе не доставим.

–А за каким лядом вы здесь.

–Не юли, Анатолий Федорович. Нешто ты думаешь, я вот так без царя в голове хаживаю в гости посреди ночи. Раз уж пожаловал, то и игре твоей конец.

–В толк не возьму, о чем ты говоришь.

–А ты оружие в сторонку отложи, да присядь за стол. А там и поговорим. Глядишь к чему и придем к общей выгоде. Ну послужил одним, теперь другим послужишь. Дело-то житейское.

–О чем это ты?

–Вот же надоел. Коли опасаться нечего, так и вовсе не переживай. Нешто припомнишь, чтобы боярин кому вред попусту причинил. И помни, жена твоя и сын единственный у нас в руках, и случись, что, так мы сомневаться не станем.

–Заходи,–спуская курок и опуская ствол мушкета, потерянно произнес купец.

Вот только в комнату вошел вовсе не Кузьма, а ворвались два добрых молодца крепкого сложения, и невероятно проворные. Не успел Кучеренко и глазом моргнуть, как уже был скручен и лишен всего оружия. А там, со связанными за спиной руками усажен за стол.

–Ну здравствуй поближе, Анатолий Федорович,–присаживаясь напротив него, поздоровался Кузьма.

–Не стану я тебе желать здравия. Почто в дом ко мне как тать ворвался?

–А как же к тебе еще-то хаживать в гости, коли ты козни устраиваешь и через них дюжину ближайших дружинников боярина Карпова побили.

–О чем ты толкуешь?–Искренне удивился купец.

–А ты не ведаешь?–Ерничая, поинтересовался Кузьма.

–Да Богом клянусь, в толк не возьму о чем речь.

–Ишь ты. Поди и крестным знамением себя обмахнул бы, кабы руки не были связаны?

–Уж не сомневайся.

–А как крестился бы, а Анатолий Федорович. По православному обычаю иль по латинянскому.

–Ты это о чем тут толкуешь!?–Возмутился купец.

–Ну так ты же в годы младые в Вильненском коллегиуме учился. А там вестимо, нашего брата сманивают в латиннскую веру. И те кто духом слаб, поддаются уговорам да посулам.

–В коллегиуме учился. В латинянскую веру склоняли. Пороли чуть не каждую неделю. Да только я как был, так и остался православным. Оттого по сей день у меня на спине зарубки от той науки.

–Складно, Анатолий Федорович. Очень складно. Да только ты лучше не упорствуй. Глядишь договоримся еще. А не договоримся, ты что же думаешь сам через дыбу на плаху пойдешь? И семью твою туда же препроводим.

Нет, не наглое поведение подручных боярина убедили Кучеренко в том, что все происходящее тут более чем серьезно. И не слова Кузьмы. А то, как он это сказал. Равнодушно. Так словно говорит уже и не с человеком. Вот именно в этот момент купец и испугался по настоящему. Но надо отдать ему должное, не за себя.

–Кузьма Платонович, тащи меня на дыбу. Веди вместе со мной моего приказчика, от коего у меня тайн никогда не было. Но только заклинаю, семьи наши не тронь. Не ведаю о чем ты тут толкуешь. И о том, что на боярина покушались только от тебя услышал. И доказать я могу только то, что как был, так и есть православный. Глянь нательный крест и убедись сам.

Кузьма не стал тушеваться и протянув руку выпростал из под рубахи серебряный православный крестик. Оно может и не врал. Да только иезуиты эти ничем не гнушаются. Ради достижения своей цели могут и православными священниками прикинуться. Им подобное их Папа позволяет. Так что, данное обстоятельство не породило у Овечкина даже тени сомнения. В этом деле он куда больше верил самому себе.

Эт-то еще то такое?

Кузьма взглянул на одного из двух бойцов, находившихся в комнате. Звук такой, словно уронили что-то. Что-то очень похожее на человеческое тело.

–Кому-то неймется. Я гляну,–пожав плечами и не выказывая волнения, ответил мужчина в черном одеянии и повязанном на лицо черным же платком.

Вышел за дверь. Послышались шаги по коридору. Вот они уже на ступенях. Скрип доски. Вроде ничего особенного. Поэтому Кузьма решил вернуться к разговору с ничего не понимающим купцом. Нужно же его вразумить и наставить на путь истинный. И лучше бы без следов насилия. Чтобы ни у кого и тени подозрения не мелькнуло.

Не прошло и минуты, как вновь послышались шаги вышедшего подручного. А точнее все же десятника. Не иначе как навел порядок среди своих подчиненных и направляется с докладом к начальству.

Все изменилось буквально в доли секунды. Стоявший у купца за спиной боец вдруг заскреб торчащий из его груди нож и с болезненным вздохом осел на пол. Кузьма хотел было подскочить, но тут же осел, лишившись сознания. Мешочек наполненный песком никому здоровья не добавляет.

Купец хотел было закричать, но ворвавшийся в комнату неизвестный, уже сжал его горло, лишая возможности поднять шум. Злоумышленник давил пока его связанная жертва не перестала биться в судорогах.

Затем в комнате появился еще один мужчина. Одет неброско, в обычный серый кафтан. Но при этом держался с таким достоинством, что никаких сомнений, он привык отдавать приказы, а главное к тому, что их непременно исполняют.

Пройдя к столу, он опустился на стул, где еще недавно сидел купец. Глянул на сопровождавших его подручных и жестом велел привести Кузьму в себя. Того водворили на стул, похлестали по щекам, и когда тот начал приходить в себя, быстро скрутили руки веревкой, вырвав из него болезненный стон.

–Ну здравствуй, Кузьма Платонович,–со злорадной улыбкой поздоровался мужчина.

–Боярин? Вот оно значит как. Выходит Кучеренко…

–Ну нужно же было тебя как-то выманить, чтобы наконец можно было подобраться на вытянутую руку. А повинного в покушении на твоего Карпова ты пошел бы брать лично в любом случае. Людишки твои должны были бы распределиться по всему дому. И коли знать где ты появишься… Даже день не нужен. Только малость терпения.

–Вот значит как.

–Именно так, Кузьма. Именно так. Вот приберем тебя, а там и с твоим боярином разберемся. Без своего паука ему тяжко придется.

–Зачем? Ты же боярин псковский. К чему тебе с латинянами вязаться?

–А как быть, коли и я латинянин, а Кузьма? Вот как мне быть, коли я не просто католичество принял, но и в братство Иисуса вступил. Если верю в то, чему служу. Но главное ты верно заметил. Я боярин псковский. И род наш от веку в Пскове обретается. Но вот пришли вы холуи московские без роду, без племени и стали тут все переворачивать с ног на голову. Наш Псков, гнуть под Москву. Еще и сучку эту на княжеский стол посадили.

–Народ ее принял, боярин. Иль воля народа во Пскове уж ничего не значит?

–Народ. А кто такой народ, чтобы решать как и чему быть? Вот у соседей наших все решают шляхтичи. И это верно. Удел черни пахать землю, да заниматься ремеслами. Удел избранных править ими и защищать землю от посягательств врагов. Ну да ничего. Наворотили вы тут конечно изрядно, ну да мы это дело поправим.